Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 - Альберт Каганович

Как видно из таблицы, в Ферганской области в среднем на одного бухарского еврея – землевладельца приходилось 7,6 десятины. Но из-за высокой концентрации земли в руках наиболее богатых только шесть из 164 землевладельцев – бухарских евреев в этой области имели землевладение, равное или превышавшее среднестатистическое. У подавляющего большинства остальных землевладельцев было не более чем по 2 десятины земли[927]. Что касается всего края, то в среднем на землевладельца приходилось 9,7 десятины. Для Туркестана, особенно для Ферганской области и других хлопковых районов края, землевладение в 5–6 десятин считалось крупным, так как использование его семьей под возделывание хлопка было невозможно без найма дополнительных работников[928].

О высокой концентрации земли у крупных землевладельцев – туземных евреев, имевших самые большие земельные участки в Сырдарьинской области, свидетельствует то, что здесь средний землевладелец – туземный еврей располагал самой большой земельной площадью в крае, в то время как в Самаркандской области, где крупные землевладельцы – туземные евреи имели относительно немного земли, среднее землевладение туземных евреев было намного меньше, чем в других областях. Это хорошо видно по следующим примерам. Пинхас Абрамов, крупнейший из туземных евреев землевладелец Самаркандской области, располагал 46 десятинами земли в Самаркандском уезде, что составляло 8 % от всей земли, принадлежавшей бухарским евреям в области. В Ферганской области наибольшие земельные площади принадлежали Юханану Файзы Мушиеву, имевшему 441 десятину земли в Ошском уезде, что составляло 35 % от всей земли, принадлежавшей бухарским евреям в этой области[929].

Самым крупным латифундистом среди туземных евреев в Сырдарьинской области и во всем крае был Юсуф Давыдов, владевший только в Ташкентском уезде 1107 десятинами земли (77 % от всей земли, принадлежавшей бухарским евреям в этой области)[930]. На его долю приходилось более трети всех земельных владений бухарских евреев в крае. Богатые бухарские евреи в основном устраивали на своих участках заводы и сдавали земли в аренду чайрикёрам (издольщикам) под 1/3– 1/4 долю от урожая. В Ферганской области сдавались в аренду 46 % всех участков бухарских евреев. Владельцы мелких участков, площадью не более нескольких танапов (ферганский танап равнялся приблизительно четверти гектара), обычно обрабатывали землю сами[931]. В соответствии с общей сельскохозяйственной специализацией районов в Ферганской и Сырдарьинской областях (в частности, в Ташкентском уезде, где находилось большинство участков, принадлежавших евреям) свои участки бухарские евреи засевали в основном хлопком, а в Самаркандской области – больше пшеницей и клевером, а также отводили под виноградники[932].

Часть земли, которую приобрели бухарско-еврейские предприниматели в Ферганской области, была отведена под строительство железных дорог. Оценив важность подобных коммуникационных линий для хлопкового производства, эти предприниматели построили в области свыше 150 километров частных железных дорог, самой важной из которых была ветка от Коканда до Намангана. Строительство этих дорог оказало заметное влияние на экономику Ферганской долины.

Хотя даже в столичной, Петербургской губернии тридцать два еврея-землевладельца имели землю, по площади более чем в двадцать раз превосходившую владения их туркестанских собратьев[933], концентрация недвижимости в руках бухарских евреев в крае не давала покоя некоторым чиновникам и правым общественным деятелям. Депутат от Киевской губернии протоиерей Александр Трегубов в апреле 1910 года на одном из заседаний Третьей Государственной думы по вопросу об отчуждении у казахов земель заявил: «Фергана по справедливости считается жемчужиной в короне российского государства, но, к величайшему сожалению, эта жемчужина находится в настоящее время в руках ювелира – бухарского еврея, который обрабатывает ее по своему изволению». Продолжая мысль, Трегубов сказал, что туземцы в Туркестане владеют землей лишь формально, а в действительности всем владеют кредиторы – бухарские евреи[934]. Такие заявления в Думе, а также в печати раздражали местную администрацию.

Проводивший в крае линию Военного министерства Мустафин, недовольный концентрацией земли в руках бухарских евреев, в августе 1910 года посоветовал Самсонову созвать действовавший при генерал-губернаторе Совет для принятия законодательной инициативы по ограничению прав туземных евреев. Особенно стремился Мустафин лишить их права приобретения недвижимости – с тем, чтобы полностью уравнять в правах с проживавшими в крае ашкеназскими евреями[935]. Вопреки стараниям Мустафина, черносотенцы критиковали его за потворство евреям, заявляя, что с его вступлением в 1906 году в должность «у туркестанских евреев наступила самая счастливая пора»[936].

Об инициативе Мустафина было доложено в октябре 1910 года военному министру Сухомлинову[937], горячему стороннику расширения крестьянской колонизации Туркестанского края. В 1910 году он не оказал поддержки туркестанской администрации, отчаянно сопротивлявшейся массовому переселению крестьян в край и конфискации земель у кочевников Переселенческим управлением[938]. Некоторое сосредоточение земли в руках евреев виделось военному министру помехой этим планам, и потому он с готовностью поддержал Мустафина[939]. В феврале 1911 года состоялось заседание Совета туркестанского генерал-губернатора, на котором обсуждался вопрос о запрещении бухарским евреям, имеющим статус туземцев, приобретать недвижимость в сельской местности. Собравшиеся большинством голосов против одного (принадлежавшего прокурору Ташкентской судебной палаты) постановили отменить действие примечания 1 к статье 262 Положения об управлении краем. Это примечание давало право туземным евреям приобретать недвижимые имущества вне городских поселений. Опираясь на принятое Советом решение, Самсонов попросил Сухомлинова добиться отмены этого примечания[940].

В то же самое время Совет туркестанского генерал-губернатора, чтобы увеличить в крае численность русского населения, высказывался за разрешение проживать в Туркестане старообрядцам, духоборам и молоканам. На Совете подчеркивался высокий нравственный уровень этих переселенцев (администраторы опирались на сведения о старообрядцах, молоканах и баптистах, основавших в 1886, 1896 и 1897 годах соответственно поселки Сретенский, Волынский Первый и Волынский Второй на территории Самаркандской области). При рассмотрении их вопроса члены Совета не забыли посетовать на бухарских евреев и армян, якобы мешавших развитию русского землевладения, торговли и промышленности в крае[941]. Скорее всего, целью подобного сетования было желание, вызвав симпатии Военного министерства, обеспечить одобрение принятой резолюции. Однако Самсонов не утвердил решение своего Совета, став на сторону министерства, считавшего представителей этих течений потенциально опасными для приверженцев официального православия в крае. Несколько лет переписки привели даже к росту репрессивных мер против жителей вышеназванных поселков, в том числе к депортации большей части этих людей из края[942].

Другой пример репрессивного подхода администрации к неправославным русским в Туркестане – дело жителя города Скобелева Авраама Петрова. Из-за того, что он был субботником, чиновники распространили на его детей и внуков применяемую к евреям процентную норму при приеме в гимназию. Учитывая очень большую конкуренцию среди евреев, такой «воспитательный» подход к Петрову был равносилен отказу. Из-за отсутствия в законодательстве четких инструкций по подобным вопросам его борьба за среднее образование для детей и внуков продлилась целых восемь лет (за этот срок в заведенном по его вопросу деле канцелярия собрала около 200 страниц переписки!) и закончилась в 1915 году разрешением принять Петровых в гимназию в качестве «лиц русского происхождения». Этим разрешением они были обязаны обычно консервативному в вопросах льгот для иноверцев Департаменту духовных дел[943]. Оба приведенных примера свидетельствуют, что в России в это время вдобавок к росту националистических гонений против евреев усилились и гонения на христианские секты, чье воздействие на последователей официального православия уже представлялось даже большей угрозой, чем давно изолированный иудаизм.

Вернемся к бухарским евреям. В 1911 году их делегация в Коканде пожаловалась посещавшему край Сухомлинову на притеснения со стороны Самсонова, в ответ на что последний пообещал им это припомнить[944]. Возможно, в осуществление своей угрозы Самсонов сам отправил в Сенат письмо, в котором настаивал на необходимости отмены привилегий, предоставленных бухарским евреям, и обосновывал это тем, что они вытеснили из торговли русских и мусульман: