Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

– Может быть, но тут есть одно противоречие. О бухгалтерах семейства Брюстеров из «Вестминстер-Хауза» Нойес отзывался чуть ли не с восхищением. У них своя работа, у него – своя, так что из-за чего поднимать шум?

– Ну и что? – риторически заметил Уэйтерс. – Он стремился любыми средствами сохранить Хеншоу в качестве клиента. Какое же здесь противоречие?

– А такое, Джеффри, что на самом деле все обстоит совсем не так. После гибели своего мужа мне довелось помыкаться по автосервисам. У меня сложилось впечатление, что там работают только представители самой агрессивной породы человечества. И я не могу поверить, что у вас в Англии все обстоит иначе.

– Не сочтите меня шовинистом, – возразил Прайс, – но эти представители самой агрессивной породы человечества, как вы их назвали, на самом деле просто обходятся с женщинами более сурово, справедливо полагая, что вы ничего не смыслите в их работе.

– Именно к этому я и веду разговор. После того как Джим не вернулся с войны, наши финансовые дела взял на себя один друг семьи, дипломированный бухгалтер, владеющий собственной бухгалтерской фирмой. Меня несколько раз перебрасывали с одного места службы на другое, времени заниматься этим самой у меня не было, и он провозился почти целый год…

– Лесли, что вы хотите сказать? – нетерпеливо прервал ее Камерон.

– Я несколько раз попадала в аварии, один раз по своей вине из-за недостаточного внимания на дороге, еще пару раз меня царапали на стоянках. Так вот, Джо Гэмбл – это наш бухгалтер, и даже он согласен, что для своего ремесла фамилия у него самая неподходящая,[45] – признался, что в его работе самым сложным были счета за ремонт машины. Мало того, что страховые компании не соглашались с оценкой ущерба, но и владельцы автомастерских, выписывающие умопомрачительные счета за свои услуги, требовали с него денег, ругаясь самыми последними словами.

– Дорогая моя девочка, – вмешался Джеффри Уэйтерс, – и на таком шатком основании вы проводите параллели?

– Не параллели – я вижу противоречие, нестыковку.

– Какую?

– Меня удивляет благодушное отношение Альфреда Нойеса к бухгалтерам Брюстеров. Они постоянно задерживали выплаты, частенько оспаривали счета, а он только и смог сказать: «Они же делают свое дело».

– Я повторяю свое мнение: наш простодушный старина Альфи не хотел терять Хеншоу в качестве клиента.

– Может быть, Альфи человек простодушный, Джеффри, но он все-таки далеко не дурак, – сказал Прайс. – Он предоставлял неоценимые конфиденциальные услуги по заказу незнакомого человека. До тех пор, пока он играл по правилам, потеря Хеншоу ему не грозила. Полагаю, в этом он не сомневался.

– В таком случае, что же вы хотите сказать? – вмешалась Анджела Брюстер. – Я ничего не понимаю.

– И я тоже, – поддержал ее брат.

– Насколько хорошо вы знакомы с фирмой «Вестминстер-Хауз»? – спросила Лесли. – С кем именно вы ведете там дела?

Переглянувшись, молодые Брюстеры нахмурились.

Бухгалтерская фирма «Вестминстер-Хауз» полностью соответствовала своему высокопарному названию. Почтенное шестиэтажное здание восемнадцатого века на Карлайл-плейс, стиснутое соседними домами, с любовью отреставрированное. Изящная бронзовая табличка справа от входных двустворчатых дверей сообщала, чем здесь занимаются. 

«ВЕСТМИНСТЕР-ХАУЗ» ЧАСТНЫЕ БУХГАЛТЕРСКИЕ УСЛУГИ ОСНОВАНА В 1902 ГОДУ

От самого здания исходила аура сдержанной силы, свидетельствующей о поколениях, даже династиях состоятельных и могущественных клиентов расположенной в нем фирмы. На протяжении вот уже почти целого столетия «Вестминстер-Хауз» ненавязчиво, но решительно оказывал заметное влияние на финансовые круги Лондона, что объяснялось высоким профессионализмом и кристальной добропорядочностью фирмы, которая словно возвела вокруг себя практически непреодолимую стену безупречной репутации. Машина МИ-5 с Уэйтерсом, Прайсом и Монтроз неслась к Карлайл-плейс, готовая пробить первую трещину в этой монолитной кладке, расселину такой ширины, после которой «Вестминстер-Хауз» оказался бы в центре самых грязных и черных сплетен. Джеффри Уэйтерс свернул направо с Виктория-стрит на Карлайл, и тотчас же все находившиеся в машине были ошеломлены увиденным. Перед конторой «Вестминстер-Хауз» стояли две полицейские машины и карета «Скорой помощи» с включенными мигалками. Американский и английский разведчики и подполковник армии США выскочили из машины и, расталкивая толпу зевак, стали пробираться к зданию. Первым, словно бульдозер, двигался глава службы внутренней безопасности, размахивая своим служебным удостоверением; Лесли и Камерон старались не отстать от него.

– Служба внутренней безопасности! – кричал Уэйтерс. – МИ-5! Именем Ее Величества, пропустите меня и двух моих помощников! Речь идет о деле государственной важности!

Внутри здания царило наэлектризованное столпотворение. Все были в шоке, близком к истерике: управляющие, секретарши, сотрудники архива и обслуживающий персонал. В конце концов, протолкнувшись сквозь столпившихся плечом к плечу служащих, Джеффри Уэйтерс оказался перед мужчиной в костюме-тройке, чей внешний вид не оставлял сомнений относительно его высокого положения.

– Меня зовут Уэйтерс, я из МИ-5, у меня дело государственной важности! Что здесь произошло?

– О, что произошло? Все в таком смятении…

– Что здесь произошло? – заорал Камерон.

– Все так ужасно, все просто совершенно ужасно!..

– В чем дело? – рявкнула Монтроз. 

– Брайан Чадуик, наш первый вице-президент, человек, которому, как все мы были уверены, предстояло со временем возглавить нашу фирму, только что покончил с собой!

– Всем полицейским, которые находятся здесь! – заорал сэр Джеффри Уэйтерс. – Немедленно опечатать кабинет покойного!

Глава 16

В белоснежной вилле на побережье Персидского залива, в комнате с побеленными стенами и зарешеченными окнами сидел за письменным столом паренек лет пятнадцати. Эта комната была как бы тюремной камерой, но при этом в ней имелись отдельные туалет и ванная, напротив уютной кровати стоял современный телевизор, а на книжных полках теснились любые книги и периодические издания, какие только пожелал иметь заточенный в ней пленник. Его звали Джеймс Монтроз-младший, но все называли его просто Джеми.

Свой распорядок дня, если можно было считать его таковым, он устанавливал сам, в определенных пределах. Джеми мог прогуливаться по территории поместья, обнесенной глухой стеной, – правда, только в сопровождении охранника; он имел в собственном распоряжении бассейн и два теннисных корта, хотя от последних толку было мало, поскольку здесь не было других «гостей», с которыми можно было бы померяться силой. Кроме того, Джеми имел возможность заказывать себе любимые блюда. Надо признать, он был особым пленником, но тем не менее все равно пленником. Он не мог отправиться в столицу Бахрейна город Манаму или любое другое место независимого архипелага. Заточенный в стенах виллы, Джеми был лишен связи с внешним миром.

Джеми Монтроз, рослый и широкоплечий для своих лет, унаследовал все лучшее от своих красивых родителей. Он обладал той спокойной сдержанностью, которая так часто встречается у детей военных. Определенно, это качество является следствием частых переездов с одной военной базы на другую, которые расположены как на родной земле, так и за границей, и постоянной необходимости привыкать к незнакомому и новому. Однако в случае с сыном Лесли Монтроз было у него одно качество, которое обычно отсутствует у детей военных. В то время как неумолимая статистика свидетельствует об общем чувстве недовольства образом жизни родителей, которое с годами вырабатывается у детей военных, Джеймс Монтроз-младший уважал выбор матери и боготворил своего отца, или, точнее, его память.

И преданность эта не проявлялась в воинственной показухе; Джеми не превозносил бездумно до небес все положительные аспекты армейской жизни, каковых было немало. Он чувствовал, что это решение каждый человек должен принимать сам, после тщательного изучения и оценки своих сильных и слабых сторон. Если возникла бы необходимость описать Джеми одним выражением, вероятно, лучше всего было бы сказать, что он является наблюдателем, который пристально присматривается ко всем обстоятельствам перед тем, как стать активным участником. Последние несколько лет внезапных перемен приучили его быть осторожным и не торопиться высказывать свое мнение вслух, но при этом не сделали пассивным и неуверенным. Под внешним лаконичным спокойствием скрывалась сила и решимость быстрого рассудка.

– Джеймс, – послышался громкий голос из-за запертой двери, – я вам не помешаю своим присутствием?