The Мечты. Минор для мажора - Марина Светлая

- Охренеть! А ты, дурёха, ехать не хотела. Интересно, а чаны он планирует? Я бы поплескался.

- Это ты у Моджеевского спрашивай, а не у меня, - сосредоточенно роясь в телефоне, проговорила Юлька. Пальцы чуть подрагивали. Она сама не ожидала, что эдак тряхнет просто от того, что на Богдане повисла какая-то очередная девка. Еще сильнее ее трясло от понимания, что она ни черта не имеет на это права. Ни капельки. Ульяна там, Алина или кто-то еще, вплоть до неизвестной ей англичанки – ее это все не касается. Так с чего вдруг из глаз чуть ли не искры летят?

Она с трудом перевела дыхание, чтобы не взорваться прям здесь, при Димке. А потом выхватила взглядом четыре буквы, дававшие имя нужному контакту: ПАПА.

- Ладно, ты тут разбирайся, а я вниз спущусь, осмотрюсь, пообщаюсь с именинником, - донеслось до Юльки среди искр и букв.

- Ужин в семь? – еще раз глупо уточнила она, лишь бы хоть как-то идентифицировать себя среди объективной реальности.

- Да, вроде. Если что, я за тобой зайду.

Дверь снова стукнула.

И Юлька осталась одна. Опустила руки. На мгновение прикрыла глаза. И двинулась к окну, распахивая его и пуская в комнату свежий горный воздух. Пахло соснами, свежеспиленным деревом, вновь оттаявшей землей и свободой. На улице гремела музыка, а она стояла и смотрела на Тисовицу, укрытую сгустившимися сумерками.

Она не хотела приезжать, но приехала.

Она не хотела идти на поводу у Димы, но пошла.

Она не хотела снова видеть Богдана – и хотела этого сильнее всего на свете.

И именно потому здесь. Он ни черта не соблюдал правила, и ей мимолетно и страшно подумалось, что она тоже может перестать их соблюдать. И, как ни странно, обрадовалась этой ужасной мысли. Если бы кто-то влез в ее голову, был бы сильно удивлен и наверняка осудил. Юлька и сама себя осуждала, как если бы была посторонней незнакомой женщиной, которая не верна собственному мужу.

Пятнадцать минут ушло на то, чтобы поговорить с отцом и Стефанией. Стеша потребовала включить видеосвязь, и Юлька минут пять бродила по комнате, показывая номер и горы, видневшиеся из огромного окна. Потом выслушала папино наставление, что окно настежь – это все-таки перебор. И это было довольно смешно – от человека, который плавает по утрам в море даже зимой. После она долго ловила невнятный щебет Андрея, махала ему рукой и посылала воздушные поцелуи, наблюдая, как он радуется ее вниманию. И досадовала, что не притащила его с собой сюда – вот бы Богдан «обрадовался».

Но основным противником того, чтобы брать сына, был именно Дима. И, наверное, в этом был прав.

Слово за слово, и часы достигли римской семерки, а Юлька спохватилась, что пора спускаться вниз.

Она торопливо переоделась в узкие джинсы и изумрудную блузку, отлично подчеркивавшую совершенно девичью талию. Несколько верхних пуговиц ставила расстегнутыми, чтобы клином вниз от линии шеи к груди изящно легли цепочки колье от Хэтти Карнеги в азиатском стиле шестидесятых годов. С замечательнейшим китайским воином, наполовину вытащившим меч из ножен, в прямоугольном рельефном кулоне. Редчайшая штука!

Затем распустила и слегка вспушила волосы и даже подкрасила губы.

И выбралась из комнаты, чтобы спуститься на первый этаж. В одиночестве, потому что Дима так и не пришел. Где ему? Когда? Он включил обаяние на полную катушку и шпрехал по-английски с англичанкой, сидевшей на коленях у незнакомого мужика, так же внимавшего ее мужу.

Там же была сестра Богдана, Таня, которую она помнила по свадьбе Жени и Романа Романовича. И ее муж с турецкими корнями, чье имя тогда не задержалось в голове. Они как раз были заняты – сервировали стол привезенной недавно из ресторана едой. Таня, завидев ее, помахала рукой. И Юлька двинулась к ним, похоже, почти не замеченная Димой.

- Привет, - проговорила она чуть смущенно. – Вы меня помните?

- Привет! – живо поздоровалась Таня. – Конечно, помним. Неожиданно правда, но так даже лучше, - она наклонилась к Юле и, понизив голос, сообщила: - Не люблю знакомиться, а на сегодня и без того лимит исчерпан.

- Я тоже не люблю, - точно так же тихо прошептала Юля. – Потому как интроверт интроверту – кто эти британцы? Они же британцы? У девушки ирландский акцент, нет?

- Ага, - кивнула Таня и сунула Юле блюдо с нарезками. – Но Рейчел я как раз давно знаю. Они долго с Бодькой вместе жили, я когда к нему приезжала – мы встречались. Она прикольная. Жениха своего привезла специально с Богданом познакомить. Там целая история была.

Юлька забрала блюдо и рассеянно переставила его на центр стола. Ее так и подмывало спросить, на каких условиях они жили вместе и почему Рейчел на нем висела, но, кажется, это уже перебор. В конце концов, она вообще ничего не знала о его лондонской жизни. Где, с кем, как. Ни-че-го. А ведь сегодня он тот, кто он есть, и благодаря этому. Ничего не оставалось, кроме как только кивнуть и осторожно обронить:

- Это что-то вроде благословения?

- А? – непонимающе посмотрела на нее Таня. – Нет! Просто ее предыдущий жених влюбился в Бодьку.

- Чё? – крякнул турок, до этого негромко ворчавший себе под нос, что с привезенной рыбой что-то не то – то ли пересолили, то ли недосолили, и надо подумать, чем ее прямо сейчас спасти.

- Ничё, - негромко рассмеялась Таня, расставляя салаты. – Любовь зла. Можно и в моего братца влюбиться.

Против этого постулата мог спорить вообще кто угодно, но только не Юлька, потому единственное, чем она ограничилась – это тихий смешок.

- Охренеть! – снова вмешался Танин муж, имени которого Малич никак не могла вспомнить, и заинтересованно воззрился на Рейчел и ее жениха. – И чё? Кому в итоге досталась Бодина сладкая задница?

- Ты идиот, Реджеп Четинкая! – прошипела Таня, прищурившись.

- Не, у меня чувство юмора развито сильнее чувства самосохранения, - парировал он.

- Если ты по собственной глупости нарвешься на Бодькины кулаки – я тебя спасать не буду, - фыркнула его благоверная и повернулась к Юле. – В общем, Рейчел привезла своего Уилла на проверку.

«И именно поэтому, очевидно, британка на нем висела посреди кухни, когда войти мог кто угодно», - мысленно констатировала Юлька.

- Какая удивительная семейная комедия, - с некоторой иронией усмехнулась