Феникс сапиенс (СИ) - Штерн Борис Гедальевич

– Все-таки не очень красиво получается. Нельзя ли как-то официально это оформить?

– Если действовать официально, надо заранее сдать артефакт на экспертизу, я внимательно прочел их правила. Представляете, гандийский таможенный эксперт будет вскрывать бутылку, вынимать тетрадь и разворачивать ее! Да ее надо вскрывать в аргоне в полной стерильности, а раскрывать – вообще искусство высшей квалификации! В конце концов, это не их достояние, черт возьми! Эта тетрадь – достояние всего человечества! Там, скорее всего, ценнейшие свидетельства о самом драматичном моменте в истории человеческого рода! И это будет лапать гандийский таможенник своими неуклюжими пальцами! Ну нет!

Крамб улетел с сокровищем через четыре дня. Кола пустила самую настоящую слезу: «Ты будешь там торчать до зеленых чертиков, а я здесь буду сидеть, пока не освою их язык и не вытащу из стариков все, что они помнят. Опять хрен знает, когда увидимся».

Через неделю пришли снимки первых страниц тетради. Кола посмотрела и схватилась за голову:

– О, боже! Это житель Санкт-Петербурга!

Часть IV Дневник

Предисловие

Эти записки покрывают период с 15 января 2227 года по сегодняшний день, 14 мая 2249 года. Их автор я, Олег Смирнов, 2180 г. р., бывший житель Санкт-Петербурга, бывший географ и климатолог, ныне вождь племени. Сейчас мой товарищ Крис Гордон, бывший инженер, мастер на все руки, уложит тетрадь в бутылку и надежно запаяет ее – на века или даже тысячелетия. Это нечто сродни записке в бутылке, наудачу брошенной в море, как в романах девятнадцатого века. Так и мы наудачу спрячем ее в трещине скалы и высечем на скале указание, рассчитывая, что цивилизация рано или поздно возродится, что люди поймут нашу надпись и найдут тетрадь. Вероятность этого ничуть не меньше, чем шанс благополучной доставки записки в бутылке произвольному адресату через море. Даже больше, гораздо больше – мы все верим в это. Нас уже двадцать два человека, и скоро еще прибудет.

17. Какая-то хрень

15 января 2227 года. Мы с Машей и Катей приземлились в Тель-Авиве за четыре дня до начала конференции. Собственно они и подбили меня полететь раньше, взять обеих с собой и устроить маленькое турне – Иерусалим, Мертвое море, Эйлат. Особенно напирала Катя, дескать, она прозябла до костей и нуждается в прогреве. Сразу по прилете Маша позвонила Игорю в Питер – он дома, собирается ехать в свою воинскую часть. Взяли мидикар, въехали в город и вдруг встали. «Потеряна геолокация», – произнес бархатный голосок. И все вокруг тоже встали, сзади кто-то в кого-то врезался, судя по звуку, потом еще. Подождали минут сорок. Ничего не изменилось – все стоят, пассажиры начали выходить из машин. До гостиницы оставалась пара километров, решили добираться пешком – когда все кончится, фирма найдет и заберет тачку – с нас снимут лишнюю сотню – и бог с ней. В гостинице не смог расплатиться – нет связи с банком, без предоплаты не селят. Что-то явно произошло. Банковские карты вообще не работают, даже кэш не снять, мы остались без денег. Игорю не дозвонился, нет связи. Позвонил Крису, хорошо, когда есть местный друг. Мы в давние времена работали в одной экспедиции в Антарктиде, оба совсем молодыми: я – недавно защитившийся постдок, он – вообще студент второго курса. С тех пор встречаемся почти каждый год.

Крис сказал, что случилась какая-то хрень, что он ничего не понимает и сейчас приедет за нами. Он живет километрах в пятнадцати от города. Приехал через полчаса, но не на машине, а на скутере, сказал, что дорога забита, что отвезет нас по очереди, что и сделал. Большинство сайтов висит, работают только израильские, и только местные телеканалы. Никто ничего не понимает. Начинают приходить сообщения об отключении электричества в разных местах. А в целом мир молчит. Игорю по-прежнему не дозвониться – видимо, и в Питере тоже отключилось. К ночи весь северный горизонт ярко светился и переливался – будто мощное полярное сияние, но какое к черту сияние на такой широте?! Стало страшно.

16 января. Решил вести дневник – случилось что-то чрезвычайное, полезно все записать для памяти. Ночью долго не мог уснуть. На местных каналах усиливается нервозность, другие каналы мертвы. Почти нет сведений из Европы, Америки. Только редкие сообщения о пропаже электричества и дорожных пробках. Молчат Япония и Китай. К обеду сообщили: по данным из обсерватории на Канарских островах, произошла чудовищная солнечная вспышка. Предполагают, что она сожгла электронику спутников и вызвала сильную магнитную бурю, из-за которой практически везде отключились электросети. Немного отлегло – всего лишь солнечная вспышка, не ядерная война. Починят в конце концов, хотя весь мир хлебнет по полной. А вчера действительно было полярное сияние – надо же, такое яркое и на севере не увидишь! Игорю, естественно, не дозвониться, ну ничего, не пропадет, не маленький. У них там в части наверняка свое резервное питание – заведут дизели – и дело с концом.

17 января. Хорошо тут у Криса – большой дом, сад, бассейн. Конференция накрылась, авиасообщение прервано, даже местные линии закрыты – не работает GPS. Придется нам сидеть тут до наладки электричества, дай бог, за неделю справятся. Катя нервничает и брюзжит, Маша внешне спокойна.

18 января. Появляются плохие новости. Один лихой парень перелетел с семьей на собственной «Сессне» из Рима в Тунис, где есть электричество и связь. Ориентировался по солнцу и магнитному компасу из набора познавательных игрушек для дошкольного возраста. Рассказывает, что в Риме паника, воды нет, начали грабить супермаркеты (пока тащат только питьевую воду) – платить нечем, дороги забиты, никто не может никуда добраться, никто ничего не может наладить. Думаем, как быть дальше, и ничего не можем придумать. Пока сидим у Криса.

19 января. Пора закупать еду. В магазинах принимают только наличные, которые не снять в банкомате, – там запрос обрабатывается черт-те где. В банках – толпы. У Криса нашлось немного кэша, закупились дня на четыре. По ящику выступил премьер. Крис пересказал обращение: призывает крепиться духом, обещал, что в течение трех дней карточки израильских банков заработают, что дороги в течение недели будут расчищены и пригодны для ручного вождения.

20 января. Все больше беженцев из зоны блэкаута и все больше страшных свидетельств. В больших городах грабежи и пожары. Кто-то видел трупы на улицах (я сначала не поверил, но очевидцы настаивают: прошло всего пять дней – и уже трупы на улицах). Никто ничего не чинит, никакой власти, каждый спасается сам. Люди пытаются выбраться из городов, хотя большинству выбираться некуда – только в холод и слякоть. Но за городом можно хотя бы найти воду и развести костер. Пробовал выяснить хоть что-то про погоду в Питере. Бесполезно.

25 января. Заработали банковские карты Криса. Моя, конечно, мертва. Придется пожить в долг, даст бог, отдам. Мы с Крисом закупили дополнительные аккумуляторы, затарились соляркой и бензином для генератора и внедорожника – на заправках ввели ограничение 60 литров, но карточек пока нет, объехали три заправки. Для поднятия духа искупались в море. Какой-то тип на берегу закричал нам по-английски, что купаться зимой запрещено и что он сейчас вызовет полицию. Был смачно послан Крисом на иврите. Стал спешно звонить; судя по выражению лица, получил отлуп и молча ретировался. В поганое время нам выпало жить. Надо как-то бунтовать против всеобщего удушья хотя бы в индивидуальном порядке. Я однажды попробовал – написал про влияние оледенения на дивергенцию рас. Написал и опубликовал. Знал, что получу ярлык расиста, знал, что никакая академия мне после этого не светит, и все равно опубликовал, потому что это неубиенная правда. И журнал, по недосмотру опубликовавший мою статью, еще схлопотал – полредколлегии разбежалось в страхе. Нет у этих политиканствующих ханжей никаких рас! Запрещено это понятие, нет такого слова. Жопа – то есть расы – есть, а слова нет. И еще отвечая на вопросы из зала заработал статус сексиста, и еще плебсофоба (действительно, терпеть не могу жлобов). Заработал – и не жалею. Потом мне жали руку «недобитые» антропологи и благодарили: «Ты выступил громоотводом, ты сдвинул планку. Спасибо!»