Феникс сапиенс (СИ) - Штерн Борис Гедальевич

Но вот в чем дело: надолго ли эта молодость? Кончатся просторы, станет тесно, потомку Стима негде будет построить дом, да и не разрешат ему строить самому по собственному проекту. Люди начнут раздражать друг друга, будут завидовать друг другу и обижаться на все, что можно. Те, что посильней, освоят новые пустоши вроде этой, что под нами, но и такие пространства закончатся. Не повторится ли та прошлая история? Люди с душой первопроходцев исчезнут, поскольку идти больше некуда, пытливые вроде того же Стима тоже исчезнут, поскольку все известно, а то, что неизвестно, требует слишком больших средств для удовлетворения своего любопытства. Снова накопится мусор в генах. Цивилизация состарится, и что? Новый Большой Охряст как способ омоложения? Миллиарды прерванных человеческих жизней, миллиарды безвременных трагических смертей? Не знаю, Зедонг, есть ли рецепт против одряхления человеческого рода. Может быть, Мана знает, у нее какое-то глубинное чутье на этот счет?

– Мана, подвинься поближе, смотри, какая красота!

Снова Нил близко, только кончились дороги вдоль долины и суда на реке почти исчезли. Да и жилья стало куда меньше. Усданское Братство – великий эксперимент: жить не как хочется, а как предписывает направляющая Воля. Судя по виду с самолета, не очень-то у этого эксперимента получается с результатами. Но он соблазнителен, чертов эксперимент, и про него еще вспомнят: дескать, вот вам лекарство от одряхления. По мне, так такое лекарство не лучше Большого Охряста. Наверное, правильно Мана говорила, как там, у древнего философа: «Звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас» – единственное лекарство, работающее на больших временах. А всяческие направляющие воли свыше – ну их к ялдобродам, дерьмо козлиное!

Внизу позеленело и снова повеселело. Наверное, кончилось Братство, началась относительная свобода: Северная Ганда – снова корабли на Ниле, снова приличные городишки и дороги. А вот и Буджа – выглядит вполне цивилизованно, только что же они на взлетную полосу денег пожадничали? Пришлось бы ехать намного меньше…

– Смотрите, вон он, массив Киньети! Выпирает из дымки, какой красавец! Смотрите, там угадывается долина между хребтами. Завтра будем в этой долине, если не застрянем на бездорожье.

Все прильнули к трем небольшим окнам по левому борту – голова к голове. Сочно-зеленая саванна, а вдалеке – синие спокойные горы, большие, но плавные, не тронутые режущими ледниками, лишь слегка обточенные водой и ветром.

– Друзья, начинаем снижаться, пожалуйста, оторвитесь от красоты по левому борту, сядьте в кресла и пристегнитесь – объявил пилот.

«Черный лебедь» подплыл к небольшой рыбацкой деревне – вдоль берега километра на полтора растянулась разноцветная толпа с велосипедами, с мотоциклами – народ явно приехал из других деревень и поселков полюбоваться на посадку огромной амфибии, впервые залетевшей в их края. Все знали о прилете, поскольку местная власть еще накануне потребовала «к десяти утра очистить акваторию от любых плавсредств», о чем объявили по всем каналам, включая патрульные полицейские машины, курсирующие с мегафонами по прибрежным деревням и поселкам.

Народ на берегу выразил свой восторг от посадки дружным зачарованным молчанием, а когда «Лебедь» аккуратно подрулил хвостом к берегу и открыл задний порт, толпа лишь утробно ахнула. По трапу один за другим выехали три армейских глуммера с прицепами. Люди на берегу освободили широкий коридор и выстроились по сторонам, выглядывая из-за спин друг друга, продолжая изумленно молчать, отцы поднимали детей на вытянутых руках – дети смотрели с раскрытыми ртами на невиданную технику.

– Ну вот, видишь, не все тебе барабаны с трубами, – сказала Мана Сэнку.

Сэнк, отъехав от берега, остановил машину и вышел. К нему сразу подошли несколько человек и начали энергично расспрашивать. К своему удивлению, Сэнк понял вопросы: мол, куда едете и зачем. Диалог состоялся без помощи Каны, каждый говорил на своем языке, в общих чертах понимая собеседника: гандийцы поселились здесь, поднявшись по Нилу из Земноморья всего шестьсот лет назад. Сэнк и присоединившийся к нему Крамб объяснили, что едут в горы Киньети искать следы предков. Собеседники восприняли объяснение с пониманием и одобрением. Один из них заявил, что знает человека, у которого ферма в долине Киньети.

– Передайте привет Гудертаму от Кармона. Напомните ему: бар «Акация» в Будже два года назад, спор о предках. Как раз о предках!

– Кана, помоги, я не все понимаю, тут человек говорит что-то интересное.

– Так о чем вы спорили, что напомнить этому фермеру из Киньети?

– Мы спорили о том, чьи предки пришли сюда раньше. Я сказал, что мой род живет здесь пятьсот лет, что мои предки приплыли со второй волной переселенцев, и тогда на месте нынешней Буджи была саванна – о том гласят хроники. А он говорит, что его предки вообще ниоткуда не приплывали, а жили здесь испокон веков. И якобы в доказательство заговорил на каком-то тарабарском языке – залопотал с прищелкиванием и причмокиванием, дескать, он знает язык исконных предков. Врал, конечно.

Кола напряглась.

– Хорошо, мы передадим ему привет. Как его зовут, говоришь?

– Гудертам. А меня Кармон зовут. Еще я вам рекомендую заехать на Верхненильские водопады. Крюк небольшой, всего десять километров.

– Папа, никаких водопадов, – сказала Кола, когда, закончив разговор, стали рассаживаться по машинам. – Гоним без остановок в Киньети, я чувствую, что горячо, я уверена, что этот Кармон не мог выдумать то, что он рассказал. Нам нужно достать его собеседника хоть из-под земли. Полагаю, что гора Элгон нас больше не интересует.

Кирпично-красная гравийная дорога, извиваясь, пересекла небольшой приозерный кряж, вышла на равнину с небольшими поселками и деревеньками и, о чудо, превратилась в скоростную асфальтированную трассу. Через два часа после старта колонна пересекла по мосту узкий, но бурный и полноводный Верхний Нил. Еще через четыре часа путешественники снова увидели Нил, уже набравший мощь от притоков со стороны озера, пересекли еще один кряж, тянущийся вдоль реки, и с него увидели на горизонте те самые синие горы. Но солнце уже садилось, решили выбрать уютное место и заночевать, чтобы тронуться дальше с восходом.

Наутро колонна въехала по узкой гравийной дороге в долину между кончиками горной «клешни». Здесь горы были совсем небольшие – ровные, слегка изогнутые кряжи со скалистыми щеками, справа по лугу текла небольшая река. И вдруг шлагбаум и надпись по-гандийски: «Частная собственность, проезд запрещен».

– Вот те на! – сказал Сэнк. – Владелец той куцей фермы приватизировал всю долину? Больше пятидесяти квадратных километров! Да не может быть! Да я же проверял, это государственная земля.

– Может быть, он таким образом охраняет дорогу, сам проложил и не хочет, чтобы кто-то тут ездил?

– Может быть, но долина точно не его. Он мог взять в аренду какой-то кусок, но и тогда он не может перекрывать доступ людям – я проверял на этот счет гандийское законодательство.

– Давайте поедем прямо по саванне, пусть подавится своей дорогой, предложила Алека.

– Согласен, – ответил Сенк. – Я предлагаю такой план. Сначала едем на двух глуммерах, все три прицепа оставляем здесь – так будет внушительней. Для еще большей внушительности Инзор – слышишь, Инзор? – монтирует на крыше пулемет. Едем вчетвером: мы с Колой и Инзор со Стимом. Я объясню владельцу фермы, что к чему, и согласую с ним место для лагеря.

Две машины объехали шлагбаум и покатили вдоль реки. Горы слева постепенно повышались, справа тянулся невысокий кряж, потом он внезапно оборвался, и открылась просторная долина – левый лесистый хребет, правый лесистый хребет, скрывавшийся за кряжем, и высокий массив в сочленении хребтов – основание «клешни». А за речкой при ее слиянии с ручьем – ферма: большой дом, хлев, мастерская, техника – новая и ржавая, забор, ворота.

Сэнк с Инзором встали около ворот фермы и посигналили. Из дома вышел крупный бородатый мужик с охотничьей двустволкой наперевес и свирепым лицом. Инзор пошевелил пулеметом, хозяин фермы закинул двустволку на плечо дулом назад, свирепость слиняла с его лица, сменившись на обеспокоенную озабоченность. Сэнк с Колой вышли из машины.