Лев с ножом в сердце - Инна Бачинская

— Посмотришь двигатель, — приказал Стас. — И чтобы как следует! — Тон у него был хамский.

— Сейчас не могу, нет свободных стендов. Минут через тридцать, — ответил мужчина.

— Ты слышал, что я сказал? — Стас пыжился, не глядя на Илларию, но она чувствовала, что сцена разыгрывается для нее. — Я говорю — сейчас!

— Через тридцать минут, — раздельно повторил мужчина.

— Ты не понял? Тупой? Я что сказал? — завелся Стас. — Ты свои правила не устанавливай! Мое слово здесь закон!

Иллария смотрела на щуплого Стаса, выплевывающего слова. «Гаденыш!» — подумала вдруг.

Мужчина перегнулся через прилавок, за которым сидел менеджер, сгреб его крупной пятерней за грудки и сказал, глядя в глаза:

— Если ты еще раз повысишь голос — пожалеешь. — Голос его был спокоен и бесцветен, но чувствовалось в нем что-то такое, отчего плюгавый Стас сдулся, как воздушный шарик. — Если ты еще раз скажешь мне «ты»… Понял?

Иллария попятилась. Мужчина взглянул на нее, опомнился. Отбросил от себя побледневшего Стаса. Тот мешком свалился на стул.

— Идемте, — сказал механик Илларии. — Что там с машиной?

— Уголовник! — завопил опомнившийся Стас. — Тебе здесь не работать, так и знай!

Механик не обернулся. Они вышли из павильона, Иллария указала на свою «Тойоту».

— Хорошая машина, — похвалил он. — Надежная. Ваша?

Иллария взглянула непонимающе.

— Ну, может, мужа…

— Моя.

— Ключ, — он протянул руку. Уселся в машину. Завел мотор. Сидел, слушал сосредоточенно, глядя в пол.

Иллария стояла рядом. В окно ей было видно небритую смуглую щеку механика, седину в темных волосах. «Уголовник?» — вспомнила она слова менеджера. Она рассматривала его с внезапным жадным любопытством. «Сидел? За что?» Она поежилась. И сказала неожиданно для себя:

— Вас теперь уволят?

Он взглянул снизу. Пожал плечами. И промолчал. Выключил двигатель. Не торопясь, вылез из машины. Протянул ей ключ.

— Что с ней? — спросила Иллария.

— Будет жить, — ответил механик. И повторил: — Хорошая машина.

Иллария стала рыться в сумочке.

— Сколько я вам должна?

Он махнул рукой — ничего. Повернулся и пошел прочь.

Иллария крикнула ему в спину:

— Подождите!

Он неторопливо повернулся.

— Послушайте, — сказала Иллария, глядя просительно. — Вы не могли бы отвезти меня… Я не могу… — Последние слова она почти прошептала.

Он взглянул внимательно. Подумал. Сказал:

— Подождите, я сейчас.

Он вернулся через несколько минут. Она не узнала его. Он переоделся в джинсы и синюю футболку. В руке — спортивная сумка. Похоже, он не собирается возвращаться сюда. Иллария почувствовала свою вину. И облегчение. Если он ушел насовсем, значит, не спешит.

— Спасибо, — сказала она, когда они уже сидели в машине.

— Не за что, — ответил он и снова взглянул на нее. У него был жесткий взгляд и неулыбчивое лицо.

Она вспомнила слова Стаса. Сидел? Похоже, так.

— Вы не против… — Она замялась, впервые в жизни испытывая робость в присутствии мужчины. — Я умираю, хочу кофе.

Он кивнул, не удивившись. К ее облегчению, на его лице не появилось выражение мужского «понимания» и готовности подсуетиться на всякий случай — а вдруг обломится, — которую она так ненавидела в самцах. Правда, она тут же подумала с сожалением, что ее чары, видимо, на него не действуют…

Они пили кофе. Он молчал, помешивал ложечкой в чашке. Она с жадным любопытством разглядывала его исподтишка. Кофе был именно такой, как она хотела, — очень крепкий и горячий. Она пила крохотными глотками, чувствуя, как разливается внутри тепло.

— Вы правда сидели? — выпалила она неожиданно для себя.

Он впервые усмехнулся. Усмешка его была невеселой.

— Сидел.

— За что?

— За убийство, — ответил он.

— Извините… — пробормотала Иллария, отводя взгляд.

— Ничего.

— Как вас зовут?

— Павел. — Скуп на слова и, похоже, не расположен к разговорам.

— А меня — Иллария.

— Иллария? — Он, кажется, удивился, что-то похожее на улыбку промелькнуло на лице. — Красивое имя. Никогда не слышал.

— Павел, дайте мне ваши координаты, я постараюсь помочь вам с работой, — сказала Иллария. И, не удержавшись, добавила: — У меня много знакомых…

— Не нужно, спасибо, — ответил он.

— Но ведь это из-за меня, — настаивала она. Ей вдруг пришло в голову: а что, если предложить ему… если попросить его о помощи! Но она тут же испуганно сжалась — тогда придется рассказать ему… все!

— Я бы все равно там не прижился, — ответил он, серьезно глядя на нее. — Ну, продержался бы еще пару дней. Может, и лучше, а то я бы его убил… — Он взглянул на нее с откровенной насмешкой, и Иллария вспыхнула.

— И куда же вы… теперь?

Он пожал плечами. Иллария поняла, что он не собирается пускать ее в свой мир. И ему все равно, что она красавица. И помощи от нее он не примет…

Он отвез ее на работу. Они расстались на парковке. Он не воспользовался случаем проводить ее до бывшего профсоюзного здания. Иллария чувствовала смутное разочарование. И еще истеричное желание сцепиться с кем-нибудь — от кофе, наверное.

Нюся оказалась на месте. При виде Илларии лицо ее оживилось, выражая сложную смесь удивления, мягкого упрека и беспокойства: что случилось? Было уже около двенадцати. Начальница всегда звонила, когда задерживалась.

Иллария кивнула и молча прошла мимо. С облегчением рухнула в свое кресло на колесиках. Сняла темные очки.

Первым под горячую руку попал главред. Он ворвался в кабинет, не постучавшись, без доклада.

— Иллария Владимировна! — воскликнул Йоханн, пребывавший последние дни в состоянии крайнего раздражения.

— Йоханн Томасович, я занята! — перебила его она.

— Но дело не терпит отлагательства, — возразил главред.

— Я занята! — повторила Иллария, с ненавистью глядя на бедного Йоханна. Никаких дел у нее не было, но обсуждать всякую ерунду с главным редактором она не могла. Ей хотелось кричать и топать ногами. Она с трудом сдерживалась, вцепившись побелевшими пальцами в край стола.

— Но это же… — заблеял возмущенно Аспарагус, который тоже был не прочь размяться. Несчастная любовь отравила ему кровь, что сказалось на характере.

— Вон! — крикнула страшным голосом Иллария, раздувая ноздри.

Оскорбленный Йоханн развернулся на каблуках и вылетел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью. Помчался к себе писать заявление об уходе.

— Хватит, — бормотал он, запихивая в портфель какие-то бумаги, выгребая их из ящика письменного стола. — Выгнала из кабинета! Дослужился! Вот оно, истинное лицо… парвеню! — Он и сам не знал, из каких глубин сознания выскочило это словечко, в другое время ему бы и в голову не пришло применить его к Илларии. Он восхищался ею. В прошлом…