Красная луна - Бенджамин Перси

Такое письмо в обычной ситуации непременно заставило бы ее улыбнуться, но сейчас Клэр хмурится. От Мириам по-прежнему никаких вестей. Уже четыре дня не отвечает.

Она торопливо набирает очередное послание тете: «Сегодня прислали еще одно видео. На нем запечатлена ты в парке. На пробежке. Это коротышка. Он жив. ПОЖАЛУЙСТА, ОТВЕТЬ МНЕ, чтобы я знала, что с тобой ничего не случилось!!!» Она дважды перечитывает написанное (не просочилась ли случайно ненужная информация) и торопливо добавляет: «Люблю, К.» Они никогда этого друг другу не говорили, но сейчас нежные слова вполне уместны.

Что же происходит? Вряд ли эти люди следят за Клэр, на что она им? Это скорее пытка. Пак играет с ней; возможно, пытается выманить на Запад. Дергает за самые чувствительные струны, как паук за ниточки паутины. Интересно, а с Мириам он тоже играет? Боится нападать на нее? Изучает привычки и выжидает нужный момент? Или затягивает игру ради собственного удовольствия, устраивая прелюдию?

Клэр сидит в кофейне до самого последнего автобуса. Пытается делать домашнее задание, но каждые две минуты проверяет почту: вдруг пришел ответ. Увы. Перед самым уходом она пишет Патрику: «У меня дела не очень». И больше ничего.

Два месяца назад Мириам подарила племяннице на прощание «глок» и две обоймы: «Всегда держи под рукой». Клэр возвращается в общежитие и проверяет, спит ли Андреа: та сопит под одеялом, веки чуть трепещут. Тогда девушка достает из ящика письменного стола пистолет и забирается вместе с ним в кровать. С предохранителя не снимает, но палец держит на курке.

Глава 35

Недавно Патрику приснился отец. Он стоял у самых ворот базы, форма свисала с него рваными лохмотьями, на запястьях и лодыжках темнели синяки, босые ноги казались синими в лунном свете, а на плече сидела ворона. Папа открыл рот и что-то прокаркал скрипучим птичьим голосом.

Именно тогда ударили морозы. В долине завыли арктические ветры, и температура стремительно упала всего за несколько часов. Трубы замерзли, и уборная вышла из строя. Там уже давно трудятся ремонтники, но пока всем приходится пользоваться переносными туалетными кабинками.

Их всего с десяток. Десяток кабинок для служащих, инженеров, врачей, механиков, поваров и пяти взводов по тридцать с лишним морских пехотинцев в каждом. А морские пехотинцы в столовой каждый раз нагружают тарелки с горкой и имеют обыкновение хвастать, сколько раз и как обильно они погадили.

Каждый день содержимое сортиров приходится кому-то сжигать, и, конечно же, эта почетная обязанность досталась отряду Патрика. Взводы работают посменно, и каждые две недели смены меняются. Есть смена, отвечающая за личную безопасность (ЛБ): они сопровождают командира и любое другое приезжее начальство на выездах в город и на рудники. Есть смена, отвечающая за быстрое реагирование (БР): эти всегда располагаются отдельно, в полном обмундировании и наготове, в любую минуту их могут отправить на задание — в случае нападения на патруль, передовую оперативную базу (ПОБ), шахту или боевую позицию. Есть смена патрульных: они объезжают окрестности (рейд длится четыре часа), пытаются выманить повстанцев или разговорить местных, раздают детям сладости. Большинство жителей рады солдатам, ведь те обеспечивают безопасность, а управляемые американцами рудники предоставляют рабочие места.

А еще есть смена, отвечающая за безопасность на базе и за самую дрянную работу, которую никто делать не хочет. Туда всегда назначают только рядовых. Дежурить на наблюдательных постах, мыть посуду, сортировать белье, подметать и натирать полы, драить стены, раскладывать боеприпасы, вскрывать бесконечные ящики с туалетной бумагой, мешки с рисом, банки с фасолью. И сжигать дерьмо.

Взвод Патрика на ближайшие две недели назначен в эту смену. А каждый взвод состоит из трех отрядов по двенадцать человек. И начальник всякий раз отправляет на уборку дерьма именно их отряд. Спасибо Тревору.

Они затаскивают в кузов военного грузовика четыре кабинки, несколько пар длинных щипцов, измазанные испражнениями куски арматуры, перчатки для сварщиков и несколько галлонов дизельного топлива. Все это добро отвозят за пять миль к котловине, находящейся с подветренной стороны от базы. Там много лет сжигали мусор и фекалии, поэтому воронка в земле почернела и сделалась похожей на кратер от метеорита. Все называют это место свалкой. Кабинки снимают с грузовика, отвинчивают задние двери, достают щипцами контейнеры, наливают туда топливо и поджигают. Сперва приходится отойти на несколько шагов. Вспыхивает пламя, от полузамерзшей субстанции поднимается черными облаками дым. Через несколько минут, когда огонь чуть утихает, нужно лезть туда, в жар и вонь, мешать в контейнерах арматурой. День за днем одно и то же. Душ не работает, а в раковине никак не удается отмыться от жуткого запаха.

Патрик стоит возле свалки, опираясь на железный прут, как на трость. Глаза слезятся, во рту привкус горящего дерьма. Рядом Тревор как ни в чем не бывало без умолку болтает: рассказывает, как они с приятелями ловили сомов в реке. Нацепил на себя шкуру убитого волка: голова прикрывает его шлем, туловище и хвост болтаются на спине. Дым поднимается вверх, дерьмо шипит и надувается пузырями; снег вокруг контейнеров тает, обнажая побуревшую траву.

Нет, не так Патрик представлял себе службу в Республике.

Он воображал себя в вездеходе возле стрекочущего пулемета. Вот солдаты едут по заваленным обломками улицам, и он стреляет во все, что движется. Швыряет на передовой гранату и пригибается к земле, зажав уши руками. Бьет прикладом по лицу ликана-бородача, связывает ему руки за спиной, волочет на базу, и тот, визжа от боли, рассказывает, где отец. И вот Патрик высаживает ногой дверь, а там ни о чем не подозревающие злодеи спят или смотрят телевизор. Они удивленно машут руками и падают, изрешеченные пулями, а в дальней комнате обнаруживается связанный скотчем отец — с повязкой на глазах, избитый, полумертвый от голода, но живой. Гэмбл представлял себе нечто вроде компьютерной игры или фильма. А еще надеялся найти здесь товарищей, таких же, как приютившие его Американцы, но не настолько фанатичных.

А вместо этого он оказался в стране, где несчастные и запуганные жители хотят лишь одного — чтобы их оставили в покое. Причем все: и экстремисты, которые зовут их трусами и беспрестанно угрожают; и американские военные, насильники и мародеры.

В первый же вечер на базе Дэвид Дэкер, старший сержант их взвода, заявил, что Патрика невозможно убить: шутки ради приставил ему к виску пистолет и нажал на курок. Обойма была пустой, и вся казарма разразилась мерзким хохотом. Голова у сержанта напоминает формой яйцо, а маленькие глазки прячутся за толстыми стеклами очков в квадратной оправе. Вечно расхаживает, по-акульи разинув рот. Накачанный, но задница у него огромная. Тогда он еще отклячил ее, нагнувшись вперед. Убрал пистолет в кобуру, со всей силы хлопнул Патрика по плечу и сказал, что, конечно же, это просто шутка. Но пусть Гэмбл поблажек не ждет.

Первые несколько недель Патрик пытался хоть что-нибудь разузнать об отце. Но этим летом на базе почти полностью сменился персонал, и Кита Гэмбла мало кто помнил, только некоторые из командирского состава. А командирский состав считал рядовых морпехов дерьмовыми отбросами славной американской армии. И никто из них никак не мог понять, с чего вдруг красавчик вроде Патрика, этот долбаный любимчик журналистов, вообще сюда заявился. Что он вознамерился тут доказать и кому? Слишком уж сильно глаза мозолит. И какого вообще хрена этот зеленый недоносок вздумал обращаться к офицеру, словно тот ему приятель? Иногда все-таки находился кто-нибудь, кто соглашался поговорить об отце, но никакой дельной информации Патрик так и не раздобыл. «Он был хорошим человеком». «Соболезную твоей потере». «Пиво делал будь здоров». И все.

Очень скоро Патрик выучился обязательной иерархии: офицеры и рядовые — существа совсем разного порядка. Начальник базы, артиллеристы, капитаны и лейтенанты зачастую не выходили из своих казарм. Занимались разведкой и отдавали приказы, которые, в свою очередь, выполняли плебеи.

— Знаете, кто вы такие? — спросил как-то Дэкер у взвода во время занятий по строевой подготовке. — Вы — винтики в машине смерти.

Машина смерти. Патрик не знает, что именно имел в виду Дэкер: морскую пехоту или армию в целом, базу Туонела или Волчью Республику? А может, человеческую жизнь вообще? Иногда Гэмблу кажется, что вся жизнь — это машина смерти с огромными колесами и зубчатыми железными челюстями, которые беспрестанно перемалывают людские тела.

Очень похоже на правду. Патрик стоит на дне почерневшей, курящейся дымом воронки и чувствует, что как никогда близко подобрался к вратам подземного царства, двери туда вот-вот разверзнутся прямо у него под ногами. Гэмбл мешает дерьмо и на все лады кроет самого себя, мир, в который угодил, и свою отвратительную беспомощность. В какой-то момент он слишком сильно дергает арматурой, контейнер опрокидывается, и по земле разливается горящая жижа. Патрик опять чертыхается и швыряет свой прут наподобие копья. Железяка пролетает несколько футов и со странным треском вонзается в обугленную землю.