Две невесты Петра II - Софья Бородицкая

Пётр, быстро раздевшись, подошёл к одной из лоханей, потрогал рукой воду, даже понюхал её и велел добавить в неё ещё хвойного настоя. Банные служители тут же принялись исполнять его повеление, отчего остро запахло сосной, а вода в лохани стала светло-зелёной.

   — Будет, будет, — проговорил Пётр, погружаясь в тёплую, пахучую воду. — Остальное туда лейте, — указал он на стоявшее рядом глубокое корыто, куда собирался окунуться князь Иван.

Некоторое время государь и князь Иван молчали, слышалось только довольное фырканье и плеск воды.

   — Какова, Ванюша, у меня здесь банька? — довольным тоном спросил государь, выкручивая длинные мокрые волосы.

   — Банька что надо! Пожалуй, не хуже, чем в Горенках.

   — Нет, не говори так. В Горенках в баньке попариться можно, а здесь только обмыться.

   — Да, попариться — это хорошо.

   — А потом холодной водицей окатиться, — мечтательно улыбаясь, продолжал Пётр.

   — Так за чем дело стало? — наполовину высунувшись из своей лохани, спросил князь Иван. — Можно ведь и в Горенки податься, недалеко тут.

   — Верно, что недалеко, но охота сейчас хорошо пошла, не хочу прерывать. Вот пойдут дожди — тогда ждите меня в Горенках.

Они помолчали.

   — Ты мне только, Ванюша, сейчас о делах ничего не говори, — сказал Пётр, фыркая и отплёвываясь от воды, попавшей ему в рот и нос, когда он погружался с головой.

   — Нет, какие дела сейчас? Да если правду говорить, то особо важных дел и нет. Один лишь посол испанский недоволен тем, что самого государя увидеть никак не может. Дескать, это даже для его государя оскорбительно.

   — Чем же оскорбительно, Ванюша? — не понимая, спросил Пётр.

   — Дескать, вопросы государственной важности не с кем решать.

   — Как это не с кем? А Андрей Иванович Остерман на что?

   — Верно, Остерман, — согласился князь Иван. — Только его тоже в Москве нет.

   — Как это нет? — удивился государь.

   — Да так вот и нет. Как узнали, что ваше величество здесь долго пробудет, так и разъехались все по своим имениям.

   — И Остерман уехал?

   — И он тоже.

   — Ну погоди, я до них доберусь, — беззлобно пообещал Пётр. — Дожди начнутся — приеду, с ними разберусь!

И, словно совсем не говорил о делах, он совсем другим тоном спросил:

   — Слыхал, что цесаревна на богомолье отправилась. Верно?

   — Верно.

   — С Санькой Бутурлиным, говорят, так?

   — Да, с ним, — подтвердил князь Иван.

Они помолчали.

   — Может, её на охоту не позвали? Обиделась, — осторожно предположил государь.

   — Какое там! Звал! Отказалась: говорит, пойду на богомолье. Грехи, видно, замаливать, — то ли спросил, то ли подтвердил князь Иван.

   — Ну и пусть! А у нас с тобой, Ванюша, грехов нет! Ведь нет?

Пётр, развеселясь, ударил руками по воде так сильно, что высокая струя поднялась вверх и рассыпалась тысячами мелких брызг, долетев даже до князь Ивана.

   — Слушай, Ванюша, — неожиданно серьёзно сказал Пётр, — а сестрица у тебя красивая, даже очень.

Эти его переходы от весёлости к серьёзности часто удивляли князя Ивана.

   — Красивая, — коротко согласился князь.

   — Даже, может, не хуже цесаревны, а?

   — Совсем не хуже.

   — Послушай, Ванюша, ты сегодня же в Москву отправишься?

   — Сегодня попозже.

   — А она тоже с тобой уедет?

   — Кто она? — делая вид, что не понимает, о ком идёт речь, спросил князь Иван.

   — Как кто? Сестрица твоя.

   — Ах, она! Об этом надобно у ней самой полюбопытствовать.

   — Хорошо, хорошо, — быстро проговорил Пётр, вылезая из воды и закутываясь в большое полотенце, тут же поданное банщиком.

Оставшись одна, княжна Катерина вдруг почувствовала, что она страшно проголодалась. Съеденные ягоды не утолили голода, а лишь усилили его. Бродя по лагерю, она оказалась около кухни, где несколько поваров суетились возле жаровни, над которой поднимался вкусный запах мяса и пирогов. Остановившись невдалеке, она вдыхала сытный запах, постоянно сглатывая набегавшую слюну.

   — Не желаете ли, княжна, отведать наших пирожков? — вдруг услышала она рядом с собой женский голос.

Обернувшись, княжна увидела толстую рябую бабу в переднике и аккуратно повязанном цветастом платке, с деревянным лотком в руках, на котором лежали небольшие, румяные, пышные пирожки.

   — Пирожков? — обрадованно спросила княжна, удивляясь тому, как вовремя их предложили.

   — Попробуйте, попробуйте, — потчевала её рябая баба, — государю нашему очень по вкусу мои пирожки.

   — А с чем они? — скрывая нетерпение как можно скорее взять пирожок, спросила княжна.

   — А со всем. Вот энти с зайчатиной, а те с морковью, вот с яйцом и зелёным луком, — указывала баба на разложенные по кучкам пирожки, — а энти сладенькие, с ягодками. Чего душа пожелает, то и отведайте.

   — Спасибо, спасибо, — поблагодарила княжна, — я возьму вот этот и этот.

Она взяла по одному пирожку из разных кучек.

   — Да что больно мало берёте, — удивилась баба, — они такие махонькие: на один укус всего-то. Вот потому, видно, и худенькая вы больно, что едите, словно птичка.

   — Вкусно, — сказала княжна, откусив сразу чуть не полпирожка с луком и яйцом.

   — Ну а я что говорила? Вестимо, вкусно. У меня на пирожки энти мамушкин ещё секрет есть. Ни у кого таких пирожков нет, — хвастливо добавила баба.

Ужин был накрыт на большом столе, сколоченном из досок, покрытых скатертью. Вокруг стола тянулись длинные доски, положенные на врытые в землю берёзовые кругляки. Народу к столу набралось много. Государь, умытый и причёсанный, в чистой рубахе с закатанными до локтей рукавами, в узких синих штанах и высоких сапогах был весел, оживлён и смешлив.

Всё, что видела теперь перед собой княжна Катерина, было так ново, так непривычно. Освещённая последними лучами заходящего солнца поляна, палатки, конюшня, кухня, толпа знакомых и совсем незнакомых княжне лиц, одетых просто, как и государь, были так не похожи на собрания этих людей в другой обстановке, где ей случалось бывать при дворе. Это так поразило княжну, что некоторое время она неподвижно стояла возле стола, с удивлением разглядывая окружающих.

   — Что это вы, княжна, к столу не торопитесь? — услышала она рядом с собой знакомый, ни на что не похожий голос государя.

Княжна оглянулась. Пётр стоял перед нею. Высокий, стройный, от него вкусно пахло свежестью, длинные волосы были тщательно расчёсаны, загорелое лицо, озарённое косыми лучами заходящего солнца, было картинно красиво. Красиво настолько, что у княжны перехватило дыхание и в какую-то минуту ей показалось, что она знает и любит его давным-давно.

   — Идёмте, княжна, — проговорил Пётр, беря её за руку и ведя к столу, где все ждали только государя, чтобы занять свои места.

   — Садитесь сюда, — указал ей Пётр место по левую руку от себя, — а тут Ванюша сядет, это его место.

Государь сел только тогда, когда княжна заняла предназначенное ей место. Сразу всё зашевелилось, все стали рассаживаться, смеясь и тесня друг друга. Наконец все уселись, и наступила та недолгая тишина за столом, когда каждый был занят только едой.

Еда была обильной, но не разнообразной. Подавали много мяса: варёного, жареного, тушёного с приправами и специями. Тут были и свинина, и говядина, множество умело приготовленной дичи. Ржаной хлеб, нарезанный большими ломтями, лежал на серебряном блюде на середине стола. Там же размещались и приправы: уксус, соль, хрен. Государь ел много, но не жадно, запивая мясо красным вином, которое постоянно подливали ему слуги в большой хрустальный бокал.

Было шумно. Все говорили чуть не разом, вспоминая различные моменты дневной охоты. Много смеялись над пожилым Головкиным, который, изъявив желание сопровождать государя на охоту, свалился в овраг и едва выбрался оттуда, измочив всю одежду водой, бывшей на дне оврага. Но он не сердился ни на кого и сам посмеивался над своей неловкостью.

После застолья князь Иван собрался отъехать, сказав, что в Москве на раннее утро у него назначены дела. Княжна Катерина решила остаться, чтобы назавтра принять участие в общей охоте.

Весь вечер ушёл на сборы княжны к предстоящему действу. Во-первых, оказалось, что нет свободного дамского седла. Всё, что были, уже имели своих владелиц, да и было их совсем немного. Решено было, что она поедет в мужском седле, но для этого ей понадобится соответствующий костюм, а так как с собой у неё не нашлось нужного платья, решено было подобрать ей то, что придётся впору. Со смехом, шутками и весельем вся молодёжь предлагала ей свои платья. Но она выбрала охотничий костюм, который ей предложил государь и который оказался ей впору.