Две невесты Петра II - Софья Бородицкая

— Это он, он, он, — лихорадочно шептала княжна, — он приехал меня спасти, увезти отсюда, из этого дома, от грядущей страшной судьбы.

Отворив дверь, она вслушивалась в звуки дома, но кругом было тихо. Крадучись, боясь, как бы её не заметили, она спустилась вниз, тихо пробралась к заднему крыльцу и с замирающим от страха сердцем толкнула тяжёлую дверь. Она бесшумно открылась. Тёплый летний ночной воздух, напоенный пряным запахом цветов и скошенного сена, охватил её. Спустившись с крыльца, она прислушалась, вглядываясь в непроглядную темноту ночи и стараясь разглядеть всадника и лошадь, стук копыт которой она явственно слышала у себя в комнате наверху.

Но вокруг было тихо. Вдруг вдали, возле конюшни, ей послышался какой-то шум, показалось даже, что она различила лошадь и всадника.

«Он, он, он!» — радостно застучало в голове, и уже не таясь и не пугаясь, она помчалась туда, откуда доносились неясные звуки.

Княжна, казалось, совсем не обратила внимания, что бежала она без башмаков, которые то ли сбросила сама, то ли они свалились позже, когда спешила. Мокрая трава хлестала её по ногам, намочив подол платья, ставший тяжёлым и липким. Он мешал бежать, она подняла его и, придерживая одной рукой, неслась всё дальше от дома. Не найдя никого возле конюшни, она побежала быстрее.

«Верно, он пошёл на наше заветное место и ждёт там. Скорее, скорее туда». Она мчалась к берегу пруда, к тому месту, где узенькие мостки вели на поросший кустарником остров. В её затуманенном мозгу была только одна мысль: «Скорее, скорее, скорее!»

В тот самый момент, когда княжна уже ступила на шатающиеся Мостки, кто-то схватил её сзади. Она даже не испытала страха, уверенная, что это тот, кого она больше всего сейчас хотела видеть. И лишь тогда, когда за спиной услышала голос брата, испугалась и вся сжалась, втянув голову в плечи.

— Сестра, ты куда? Ночью, в такую темень? — донеслись до неё слова встревоженного князя Ивана.

   — Это ты? Это ты только сейчас приехал? — не отвечая на его вопрос, проговорила Катерина.

   — Ну я, — ответил князь Иван, ещё ничего не понимая.

   — Ас тобой никого больше не было, никто не приехал? — допытывалась она, стараясь в темноте разглядеть его лицо.

   — Нет, никто не приехал, только я, — всё так же недоумённо ответил он. — А разве кто-то должен был приехать? Ты ждёшь кого-то?

   — Нет, не жду, — едва слышно выдохнула Катерина.

   — Тогда что же ты здесь делаешь, да ещё босиком? — удивился князь Иван, разглядев в проблесках лунного света её голые ноги. — Что-то случилось? — озабоченно спросил он сестру.

Княжна Катерина стояла перед ним поникшая, растрёпанная, в мокром платье, подол которого она всё ещё придерживала рукой.

   — Ты что? Что с тобой? — Князь Иван потряс её за плечо.

   — Ты знал? Знал? — наконец проговорила она, глядя на него огромными чёрными глазами.

   — Что знал? — спросил он.

   — Знал, что батюшка хочет меня за государя отдать?

   — Ах, это, — казалось, с облегчением вздохнул князь Иван. — Тебе уже сказали?

   — Нет, ты мне ответь: ты знал?

   — Об этой затее батюшки знал, — не сразу и серьёзно ответил князь Иван.

   — Что ж ты мне-то ничего не сказал, — несколько раз повторила княжна.

   — Зачем? — так же серьёзно спросил брат. — Не сказал затем, чтоб ты глупость какую не сотворила.

   — Глупость? — задохнувшись, переспросила Катерина.

   — Да, глупость. Бросилась бы, вот как сейчас, бежать незнамо куда и зачем.

   — Как это — незнамо куда? — повторила Катерина.

   — Да, именно так. Или ты думаешь, что, прибежав к своему жениху, правильно бы поступила?

Уставшая от пережитых волнений и разочарования, княжна стояла безмолвно, безвольно опустив руки: казалось, она слушала и не слышала брата.

   — Да что с тобой, Катюша? — ласково проговорил князь Иван, обнимая сестру за плечи.

Она прижалась к нему, и вновь слёзы потекли по её лицу.

   — Ну ладно, ладно, перестань, перестань, — уговаривал князь Иван сестру, — давай-ка лучше пойдём в дом да поговорим с тобой серьёзно обо всём.

Княжна покорно пошла за ним.

   — Ты должна меня, сестрица, послушать. Ведь я твой старший брат и худого тебе не присоветую, — не обращая внимания на молчание сестры, говорил князь Иван.

Тихо, никого не потревожив в доме, они поднялись в комнату княжны. Лишь там в слабом свете ночника Иван увидел, в каком жалком состоянии сестра, и ему стало жаль её.

   — Катюша, смотри, ты совсем измочилась.

   — Да, да, — безучастно согласилась она, как будто только сейчас заметив мокрое, липнувшее к босым ногам платье.

   — Давай я тебе помогу. Где тут у тебя другое платье? — деловито суетился князь Иван.

Он помог сестре переодеться, насухо вытер её промокшие холодные ноги, поправив постель, сказал:

   — Ложись, Катюша, отдыхай, а я рядом сяду, побуду у тебя.

Княжна забралась на постель, села, привалившись к высокой спинке массивной деревянной кровати, подтянула согнутые в коленях ноги к груди и обхватила их руками. Она плохо понимала, что говорил брат. А он говорил всё о том, что ждёт её впереди, если она станет супругой молодого государя. Она по-прежнему слушала и не слышала, но вот что-то в его словах заставило её насторожиться. Она открыла глаза, посмотрела на брата. Он сидел в глубоком кресле, пододвинув его к самой постели. Его красивое лицо было едва освещено, отчего казалось ещё более красивым и незнакомым. Княжна впервые за весь вечер внимательно взглянула на него, пытаясь припомнить то, о чём он только что говорил.

   — Корона, сестрица, это не шляпа и не колпак — её так просто сам на себя не наденешь.

Она всё ещё не уловила нить предыдущего разговора и вопросительно смотрела на него.

   — Ты лишь представь себе, сестрица, как будет раздосадована Лизка, когда ты станешь государыней.

   — Лизка? Какая Лизка? — недоумённо переспросила княжна.

   — Да одна у нас Лизка и есть, зазнайка непутёвая. Воображает себя первой красавицей, а тебе-то она и в подмётки не годится.

   — Это ты о цесаревне? — оживилась княжна.

   — А то о ком же? О ней, конечно. Нет, ты только представь себе, — возбуждённо продолжал князь Иван, вставая с кресла, быстро шагая по комнате и потирая руки. — Представь, — повторил он, — ты, княжна Долгорукая, станешь её государыней! А, каково?

   — Представляю, — слабо улыбнулась княжна.

   — Вот то-то! Мы, Долгорукие, имеем более прав, чем эта незаконнорождённая цесаревна, — не без злорадства проговорил князь Иван.

   — Как это? — оживляясь, проявила интерес к разговору Катерина.

   — Да так. Родилась-то она тогда, когда батюшка её, государь Пётр Алексеевич, был ещё не венчан с её матушкой.

— Верно? — всё более и более оживляясь, спросила княжна.

Казалось, что высказанная братом мысль о том, что, став государыней, она сполна рассчитается с цесаревной Елизаветой за её высокомерие, воскресила Катерину.

После ухода брата она ещё долго сидела, обхватив колени руками и склонив к ним голову.

Его слова, его убеждённость, его спокойствие поколебали её непримиримость, посеяли в душе смятение, она растерялась. Что ей делать? Упорствовать ли в своей любви к жениху, в своём желании поступить по-своему, другими словами, по своей любви, или, вняв доводам брата, подчиниться строгому приказу отца? Но тут её размышления прервались. Подчиниться чему? Ведь от государя ещё не было и намёка на какое-то особое к ней расположение. Из слов отца княжна поняла одно: это особое к ней расположение она, княжна Катерина Долгорукая, обязана создать сама. При мысли, что она, уже взрослая девушка, должна добиться любви царя-ребёнка, ей стало смешно, она даже улыбнулась сама себе, представляя, как она станет этого добиваться, но воспоминание о любимом человеке, которого ей предстояло оставить, вновь нагнало на неё грусть. Так, перемежая грустные мысли с какими-то неясными надеждами, она уснула. Сон её был короток и тревожен. Ей мерещилось, что она бежит туда, где ждёт её любимый, то кто-то неведомый останавливает её и, наклонив её голову, с силой пытается надеть на неё тесный металлический обруч. В страхе она просыпалась, ощупывала руками горячую голову и вновь забывалась в тревожном сне, полном неясных призраков, смутных желаний, сквозь которые всё отчётливее и отчётливее проступало только одно слово — КОРОНА.

Выйдя утром к столу, княжна Катерина была спокойна, тщательно причёсана и одета, как всегда.

И лишь необычайная бледность её лица выдавала в ней пережитое волнение. Ласково и покорно поздоровавшись с матерью и отцом, она села за стол подле князя Ивана, который, встав со своего места, ждал, пока сестра усядется рядом. Обеспокоенность князя Ивана мигом прошла, как только он увидел улыбку на бледном лице сестры.