Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

— прокомментировал Денис. — Удар-то у господина поручика хорош! Вот тебе и музыкант.

Леопольд мгновенно оказался рядом с Игнатом. Ещё два удара с двух сторон, и мужик затих. Спиридон тоже не подавал признаков жизни.

— Мещанин? — горько проговорили за спиной Леопольда.

Он резко обернулся. Позади стояла Матрёна. В руке держала пистолет, направленный на него.

Ева охнула.

— Как она…

— Леопольд наган за ремень сунул, чтобы руки освободить, — сказал Денис. — А она подскочила и выхватила.

— Врал, тварюга? — Матрёна смотрела на Леопольда. По щекам катились слёзы. — В лицо мне врал⁈

— Теперь ты это знаешь. — Леопольд говорил спокойно и холодно. — Да, я не тот, за кого себя выдаю.

— А я-то поверила! — Матрёна всхлипнула. — Думала, будто и вправду меня любишь! И сама тоже… А ты… Ты…

— А что — я? — Леопольд не отводил взгляда, смотрел прямо. — Разве во мне что-то изменилось? Разве оттого, что ты узнала о моём прошлом, я стал другим человеком? Я живу в этом селе без малого полгода. Нигде и никогда так долго не задерживался. Понимал, что рискую. Знал, что из соседней волости люди бегут от голода, велика вероятность, что появится кто-то, кто может меня узнать. Мне давно надо было уйти. Но я не уходил. Из-за тебя.

— Врёшь!

— Нет. И ты это чувствуешь. Но для чего-то пытаешься обмануть сама себя.

— Замолчи! Предатель!

— Кого я предал? — Леопольд шагнул к девушке. — Кого, скажи? Отечество, которое пытался защитить от хаоса и разорения? Государство, которому давал присягу? Армию, в которой служил? Своих боевых товарищей? Или, быть может, я хоть раз обидел тебя?

— Не выкручивайся! Стой! — Пистолет в руке Матрёны дрожал.

— Я не выкручиваюсь, милая. — Леопольд остановился. — Я в кои веки могу себе позволить говорить правду и ничего, кроме правды. А правда такова, что я не предавал. Никого. На войне мы, белые и красные, были врагами — да. Но война закончилась. Лично для меня — три года назад. Мои соратники капитулировали, я остался. Я признал поражение и больше никак, ничем не пытался вредить вашей власти! Не ушёл к Колчаку, не пытался выбраться за границу. Всё, что я делал — работал, пытаясь выжить.

— Документ у тебя откуда⁈ Что за Трофим Приходько? Ты его убил?

— Нет. Этот человек когда-то прислуживал нашей семье, он приютил меня, когда пришлось скрываться. Был серьёзно болен и умер у меня на руках. Мы заранее договорились, что я возьму его документы.

— Опять врёшь. — Матрёна размазала по щеке слёзы.

Леопольд поморщился.

— Да перестань уже. Знаешь, что не вру. Лучше скажи: для чего вашей власти охотиться за такими, как я? Я сейчас безобиднее, чем евнух в султанском гареме. Для чего назначать награды за наши головы? Зачем расстреливать? Почему нельзя просто оставить нас в покое и позволить доживать век по вашим законам? Так, как требуете вы?.. Отдай оружие. — Леопольд протянул руку.

— Нет! — Матрёна взмахнула пистолетом. — Не лезь ко мне! Все вы — сволочь дворянская, только и знаете, что обманывать пролетариат! Сколько мы от вас мучений приняли! Сколько веков вы над нами издевались⁈

— Матрёнушка. — Леопольд покачал головой. — Ты сама-то себя слышишь? Я — лично я — что сделал тебе плохого? Или кому угодно из тех, кого ты знаешь? — Он шагнул к девушке.

— Нет! Стой, скотина!

Прогремел выстрел.

Леопольд успел уклониться. Пуля прошла по касательной, обожгла плечо. Матрёна отпрыгнула в сторону, щёлкнула чем-то в пистолете. Прежде, чем снова его подняла, Леопольд швырнул в девушку книгой, которую схватил со стола, и бросился к двери.

— И эта тоже, — услышала Ева горькое бормотание. — Ничего не осталось. Кругом предательство…

Леопольд выбежал в ночь. Пронёсся от избы к калитке в покосившемся заборе, толкнул её, выскочил.

— Стоять, тварюга!

Вслед прогрохотал выстрел. Матрёна выбежала за Леопольдом. Но на дороге его уже не увидела — Леопольд нырнул в сторону, между домами. Крапива, ещё какие-то растения в человеческий рост — разглядеть в темноте, куда побежал бывший возлюбленный, Матрёна, видимо, не сумела. Скоро Леопольд понял, что погони за ним нет.

Он огляделся. Зажимая ладонью рану на плече, выбрался из высокой травы на тропинку. Через несколько минут оказался на берегу реки. Здесь трава была утоптана, рядом с невысоким кустарником лежали две лодки.

Леопольд оторвал от рубахи рукав, кое-как забинтовал рану. Отвязал от металлического костыля, вколоченного в берег, одну из лодок, пошарил в кустах и вытащил вёсла. Столкнул лодку в воду. Шагнул в неё, оттолкнулся от берега веслом.

Действовал он уверенно, проделывал всё это не в первый раз. Усевшись на низкую скамеечку, пробормотал:

— Сейчас — на тот берег. От соседней деревни недалеко до железной дороги. Народ на станции неделями толкается, чтобы в поезд сесть, документы уж точно раздобуду. Деньги… Пальто… Холода скоро… Ладно, плевать. — Вёслами Леопольд работал быстро и сноровисто. Мыслями он был далеко, думал явно не о холодах. Вдруг пробормотал: — Эх, Матрёна! Какая же ты дура! С утра, небось, в чека побежишь — докладывать, что белогвардеец сбежал. Ты ведь им веришь, невдомёк тебе, как у этих твоих «товарищей» всё устроено. А устроено у них так, что тебя, дурищу, саму как бы не расстреляли. Никто ведь там ничего проверять не будет. Ты с классовым врагом жила, это вся деревня видела. И в то, что я сбежал, чекисты не поверят. Скажут, сама позволила уйти. А мужики подтвердят что угодно, лишь бы их не трогали… Дура! — Леопольд вдруг со злостью оттолкнул от себя вёсла. Реку он успел переплыть, лодка подплыла к противоположному берегу по инерции. Нос мягко ткнулся в поросшую травой отмель. Леопольд этого будто не заметил, продолжал сидеть на скамейке. — И всегда была дурой! Была бы умнее — верила бы мне, а не им. Хотя, будь ты умнее… — Он покачал головой. Встряхнулся. Твёрдо, решительно объявил: — Она в меня стреляла. И, будь у неё чуть больше опыта, не промахнулась бы. Она ни секунды не сомневалась в том, что меня надо убить! Идеология для неё важнее, чем жизнь человека. Даже такого, которому ещё два часа назад говорила, что любит… Я не должен думать о ней. Это всего лишь ещё одно предательство.

Леопольд