Поезд бесконечности - Василий Анатольевич Криптонов

Матрёна это, видимо, почувствовала. Резко развернулась на стуле, чтобы ответить, но не успела. В дверь постучали.

— Кто? — недовольно спросила Матрёна.

— Я. — Дверь приоткрылась, в неё просунулась бородатая голова. — Выдь-ка. Сказать хочу кой-чего. Давеча забыл.

— Так заходи, чего в сенях мнёшься? Тепло выпускаешь.

— Да ну ещё, грязюку в дом тащить! Выдь. Чай, не развалишься. — Бородатое лицо исчезло.

Матрёна недовольно фыркнула, но спорхнула со стула и быстро вышла. Прикрыла за собой дверь.

— Чего тебе? — донёсся до Леопольда приглушённый голос.

Выражение лица Леопольда изменилось мгновенно. Стало жёстким и собранным. Леопольд бросился к столу, вытащил из кобуры пистолет и кинулся к двери. Прижался к ней ухом. Руки его умелым, отточенным движением проделали с пистолетом что-то, от чего тот негромко, осторожно щёлкнул. На пистолет Леопольд при этом даже не смотрел, весь обратился в слух.

— … никакой он не мещанин, Трофим твой, — горячо говорил Спиридон. — А самое настоящее благородие, белый офицер! Игнат его узнал. В госпитале у них лежал, говорит.

— Истинно так, — подтвердил голос Игната. — Я их сразу признал. Мундир у них был с золотыми погонами. А папенька ихний — вовсе генерал. Навещать сыночка приходили.

— Ты уверен? — напряженно спросила Матрёна. — Обознался, может? Сколько уж лет-то прошло?

— Года четыре, выходит. Не так уж много. И оне не больно изменились, разве что отощали. А глаза, волосы — всё ихнее.

— Да мало ли людей с такими глазами и волосами, — упиралась Матрёна. — Вон, хоть Мишка Стригунов с хутора — тоже белобрысый, и глаза голубые.

— Оне и держатся по-барски, — продолжал настаивать Игнат. — Спина — эвон, до чего прямая! Ровно оглоблю проглотил. Гнуть-то, сразу видать, не привычен.

— У Трофима документ есть! Он мне показывал.

— Тю! Я тебе таких документов с базара столько притащу, что избу оклеить хватит. По башке треснул того Трофима, в овраг сбросил — вот тебе и весь документ.

Леопольд у двери подобрался. Лицо затвердело. Ева с ужасом поняла, что относительно происхождения у Леопольда документов Спиридон не ошибся.

— Вражина он, Мотька, — продолжал Спиридон. — Контра! Точно тебе говорю. Давай-ка, покуда не задёргался, скрутим его да в чеку сведём. Сколько там за них дают нынче?

— За солдата — фунт муки, — сказал Игнат. — А за офицера, я чай, больше. Может, три фунта, а может, и все пять. Сведём, там разберёмся. Главное, чтобы он не убёг, пока мы тут судачим.

— Так можно обвинить кого угодно, — не сдавалась Матрёна. — В чека, небось, не дураки сидят. Надо им за кого попало муку выдавать? Они проверять будут. А то ты, может, соседа своего приведёшь, с которым землю не поделил, и скажешь, что контра. А у Трофима документ имеется. И в нашем селе он с самой весны ведёт культурную работу. Ни в чём подозрительном замечен не был. А ну как ты ошибся, занятых людей попусту отвлёк? Тебе-то, конечно, тьфу да растереть, пинка дадут и выставят. А мне выговор влепят по партийной линии — за то, что прежде сама не разобралась.

Мужики замолчали. Повисла тишина. Леопольд выдохнул и опустил руку с пистолетом.

Глава 23

— Серьёзно⁈ — пробормотала Ева. — Людей менять на муку⁈

— Ну, не только на муку, — отозвался Денис. — Где-то картошкой расплачивались, где-то сухарями. Чем богаты, как говорится.

— Кошмар какой. А «чека» — это что?

— Чрезвычайная комиссия. Проще говоря, расстрельная команда.

— То есть… Подожди. — У Евы в голове не укладывалось. — То есть, эти люди хотят отвести туда Леопольда, чтобы его расстреляли?

— Этим людям нужна обещанная чекистами мука. Что будет с Леопольдом, им наплевать. Но если расстреляют, вряд ли расстроятся. Для крестьян такие, как Леопольд — враги и эксплуататоры. На эту тему им уже который год мозги промывают.

— Ничего не понимаю, — жалобно пробормотала Ева.

Денис вздохнул.

— Вот, знаешь — и слава богу, наверное. И не надо тебе понимать. Рано пока.

— А как же ж проверить-то можно, — пробормотал за дверью Игнат. — Я-то уверен, что не ошибся, у меня глаз приметливый! А вот как в чека доказать, что правду говорю?

— Может, ещё кого знаешь, кто тоже его видел? — предположил Спиридон.

— Не… Откуда? Четыре года прошло. На том месте уж и госпиталя нету, под обстрел попал, когда из пушек бахали. Сгорело всё начисто, обслуга разбежалась… — И вдруг Игнат охнул. — Во! У него ж отметина есть! У того офицера.

— Какая?

— Дак, он же не просто так в госпитале лежал! Саблей его рубанули. Тут вот, на холке, след должен быть — здоровый! Доктор ещё, помню, шутил, что кабы чуть повыше, то не сносить бы вам головы, господин поручик. Повезло, говорит, в рубашке родились.

— Мотька, — окликнул Спиридон. — Что затихла? Есть у твоего Трофима шрам на холке?

Матрёна молчала. Леопольд беззвучно выругался. Запустив ладонь сзади за ворот рубахи, провёл по шее.

— Есть, — ахнула Ева.

— Есть, конечно, — напряженно отозвался Денис. — С самого начала ясно было, что Игнат не ошибся. Иначе Леопольд так не дёргался бы.

— И что он теперь будет делать?

— В точности предсказать не берусь. Одно знаю: будь я твоим отцом, и сиди мы сейчас в кино, с сеанса тебя бы вывел. Ничего такого, на что стоит смотреть юной барышне, не покажут.

— Мотька, — снова окликнул Спиридон. — Чего молчишь? Есть шрам?

— Да есть, — воодушевленно сказал Игнат. — Вишь, как побелела? Просто сдавать не хочет полюбовничка. Жалко ей его.

— А и не надо, — покладисто сказал Спиридон. — Бабье сердце — известно, жалостливое. А мы — нешто сами не управимся? Нас двое, он один. Ты, Мотька, стой тут. Коли совсем невмоготу, можешь на двор выйти. А мы твоего контрика сами и скрутим, и в чеку сведём.

Дверь в дом распахнулась. Мужики вбежали в комнату.

На голову Спиридона Леопольд, стоящий за дверью, обрушил тяжёлый табурет. Спиридон рухнул на пол. Леопольд тут же развернулся к Игнату и ударил его кулаком в челюсть. Игната швырнуло назад, он оступился и упал спиной на лавку.

— Однако,