Диссидент-3: Дайте собакам мяса - Игорь Черемис

[1] В воспоминаниях диссидентов не раз и не два упоминается, что следователи КГБ грозили им переквалификацией их дел на 64 статью УК РСФСР (то есть «Измена родине»), что подразумевало в самом тяжелом изводе как раз высшую меру социальной защиты. Ни одного приговора по этой статье не было – только антисоветская 70-я или 190-1 («Распространение заведомо ложных измышлений», исключена из кодекса в 1989-м), которых диссиденты не боялись. А вот 64-ю они опасались прямо всерьез – Красин с Якиром «поплыли» как раз из-за угрозы переквалификации.

Глава 12. «Когда перестанет звонить»

В моем будущем дела против «диссидентов» – или тех, кто тогда считал себя таковыми – сразу рассматривались с участием адвокатов. У тех ребят уже были налаженные связи, прикормленные юристы, которые готовы были приехать прямо в отделение полиции по первому звонку и очень грамотно, со ссылками на статьи Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов и на Конституцию, доказывать, что оперативники и следователи злостно нарушают какие-то права их подзащитных. Работать в такой обстановке было сложно, но мы с коллегами всё-таки справлялись, хотя нам и приходилось идти на различные уловки.

В СССР ситуация с адвокатурой была гораздо проще. Сами адвокаты имелись, но обычно они привлекались только во время суда. Им давалось какое-то время на ознакомление с материалами дела, они могли делать замечания и требовать дополнительных проверок, а следователи частенько шли им навстречу – не по доброте душевной, конечно, а потому что это позволяло уменьшить количество придирок уже во время судебных заседаний. В целом это было некая форма симбиоза – следователи делали своё дело, адвокаты – своё, подсудимые, как правило, всё равно уезжали в места не столь отдаленные, но с соблюдением их прав всё было хорошо. Во всяком случае, никто не жаловался.

«Мой» Орехов к следствию относился поскольку-постольку, не вникая в частности, но даже он помнил постановление двухлетней давности, когда по некоторым делам участие адвоката стало обязательным уже на этапе следствия. Впрочем, наших, диссидентских дел это касалось лишь умозрительно – статьи 70 и 190-1 считали «легкими», и адвокат в них мог появиться только по воле прокурора, который, разумеется, был на стороне следствия. Вот если бы полковник Денисов разрешил разработку Якира по 64-й статье, то увернуться от участия адвокатов мы могли только с помощью различных ухищрений. [1]

Петр Якир пересидел без обвинения почти три срока. Задержали его 24 июня, через три дня оформили арест без предъявления обвинения, который потом несколько раз продлевали – без особых проблем, потому что все понимали ситуацию. Но теперь тянуть было уже некуда. Следственная группа сформирована и утверждена всеми возможными инстанциями, само следствие, соответственно, идет полным ходом – во всяком случае, именно так это выглядело на бумаге, – следователи, оперативники и прокуроры бегают в мыле и добывают сведения... В общем, в среду, на следующий день после познавательной беседы с Денисовым, мы общими усилиями сформулировали обвинение и даже сумели его со всеми согласовать.

Там не было ничего особенного. В копилку пошли все письма, которые Якир подписывал за последние годы – заодно ему вменялось и их авторство; он объявлялся виновным в составлении, хранении и размножении всяких листовок и той самой «Хроники текущих событий»; хранение и распространение различных антисоветских материалов и книг, изданных на западе. Ещё было общение с иностранными журналистами и вообще с иностранцами, передача им различных материалов и получение от них денежных средств – этот пункт нуждался в доказательстве, но он относился к семидесятой статье, так что я не особо переживал. Впрочем, иностранный магнитофон – компактный бобинный «Грюндиг» – у него имелся и был конфискован при обыске, а объяснить его появление Якир не мог.

В общем, Якира просто завалили различными эпизодами противоправной деятельности, от которых ему предстояло отбиваться, но меня этот процесс заботил мало. Статья 190-1 фактически уже была доказана, у нас на руках имелось несколько экспертных заключений, а в ближайшем будущем я надеялся добавить к показаниям Татьяны Баевой ещё и свидетельства тех людей, которых мы вызвали на допросы. Всё остальное я считал делом не слишком близкого будущего и время на это выделял по остаточному принципу. Поэтому я, например, не поехал в Лефортово, чтобы присутствовать при предъявлении Якиру обвинения – всё равно это очень скучно, нудно и предсказуемо. Следователь будет долго, часа четыре, зачитывать составленные нами простыни текстов, Якир ни с чем не согласится, но его согласие ни на что не повлияет. В конце концов он напишет, что отвергает все пункты, но всё равно распишется, что ознакомлен – и после этого будет сидеть в следственном изоляторе уже без необходимости продлевать его арест каждые десять дней. Я надеялся разобраться с ним ещё до конца июля, сбагрить его дело в суд и приняться за Виктора Красина – ну и за остальных, если будет на то воля богов.

***

На улицу я выходил с некоторой опаской – ещё утром было почти невозможно дышать из-за густого смога, который накрыл Москву вчера.