Великий диктатор. Книга третья - Alex Berest

- Не думаю, что мы столько учеников найдём в Куопио.

- А зачем ограничиваться одним Куопио? Построим казармы, организуем полный пансион. Я могу кинуть клич среди моих пионеров. Да и так желающих будет вагон и малая тележка.

- Ха! Ха-ха-ха! Малая тележка. Надо будет запомнить. Но, затратно это будет.

- Так поначалу любой проект затратен. И, кроме самого училища. На его базе можно организовать переучивание уже имеющихся железнодорожных работников. А то — не пойми кто работает. А так, за малую денежку, все захотят получить документ о железнодорожном образовании.

- Да кому оно надо? - недоверчиво покачал головой дед.

- Нашим властям. У нас что, мой брат и твой внук Кауко просто так в парламенте сидит? Пускай отрабатывает вложенное в него. Провести через Эдускунту закон о соответствии профессии. А Мехелин в нашей переписке уже высказывал подобные идеи. Так что и Сенат одобрит. И никуда железнодорожные служащие не денутся. Им или к нам придётся ехать, или в Санкт-Петербург, где с них сдерут ещё больше, чем мы.

- Мда. Ладно. Попробуем. Надо будет и с херра Нюбергом поговорить, и с братьями Стокманнами. Давай, Матти, перекусим, что нам там собрали женщины. Да и на боковую. А то мне ночью в Таммерфорсе выходить.

- А ты чего туда едешь, кстати?

- Да из-за твоей же автосцепки. Твой дядька Бьорк и наш японец её наконец довели до ума. И она теперь не рассыпается. Вот и будем ставить на новые вагоны. Так что, куда ни плюнь, попадёшь в твои придумки. Да и профсоюз воду мутит, надо разобраться с этими треклятыми шведами.

- А что с ними не так? Ну, с профсоюзами и шведами?

- Ты же знаешь что сейчас в Швеции творится. Вот и бежит к нам народишко. Кого мы прямо в королевстве перевербовали, а кто сам приехал. И вроде, до начала беспорядков всё нормально было, а сейчас всем надо срочно вернуться и родных оттуда вывезти. И самое главное, профсоюз их поддерживает. А кем их заменить на время отсутствия я и ума не приложу.

- Ну вот тебе возможность попробовать заменить работников учениками наших училищ в виде практики. И тем платить не надо и этим хорошо сделаем. А вообще, давно пора у нас отпуска вводить.

- Это как вакации у чиновников, что ли? - сразу ухватил мысль дед Кауко.

- Ну, да. Правда, не такой длинный и без премии. Но оплачиваемый.

- И зачем нам это надо? Да ещё и оплачиваемый! Одни лишние траты и простаивания оборудования если все работать не будут. Никакие ученики не спасут.

- Так не сразу всех в одно время отпускать. А подгадывать под ремонт оборудования или завоз сырья. Да и трат никаких. Одна сплошная прибыль.

- Тебя, часом, оркестром на перроне не контузило, Матти? Чего ты несёшь? Откуда там прибыль?

- Давай считать, если не веришь. Возьмём для примера шестидневный отпуск. Плюс воскресенье — и того семь дней отдыха или свободного времени. Вполне хватит и в соседнюю Швецию съездить, и крышу у себя перекрыть или родственников навестить. И за эти шесть дней положить половинный минимальный оклад. Две с половиной марки.

- Пятнадцать марок как с куста. И откуда они возьмутся? - недовольно засопел дед.

- А ты сначала дослушай. Надо ввести отпускной налог в размере одного процента от суточного минимального заработка. Пять пенни в день. За триста рабочих дней — те же пятнадцать марок.

- Кха. Да кто же на такое согласится? - от удивления или возмущения дед даже поперхнулся воздухом. - Пять пенни — это немного, но рабочие тоже считать умеют.

- А в этом тебе поможет профсоюз. Профсоюзная партия уже пару раз пыталась провести закон об отпусках, как во Франции. Правда, он у них не оплачиваемый. Но, тем не менее, наш профсоюз тебя после подобного предложения на руках носить будет и быстро с рабочими договорится.

- Ладно. Допустим профсоюз согласился помочь. Мы ввели у нас эти отпуска. А прибыль-то где, которую ты мне обещал?

- Это не меня оркестр контузил, а тебя! Сколько у нас сейчас рабочих и служащих?

- Чуть больше двадцати тысяч.

- Это тысяча марок ежедневно. Минимум, триста тысяч за год. Если ты их даже в государственном банке прокрутишь под четыре процента, то всё равно более десяти тысяч получишь.

- Пфф. Десять тысяч марок. Матти, ты серьёзно?

- Полностью. У нас примерно эта же сумма уходит на отопление всех рабочих посёлков.

- Ладно. Я подумаю и посоветуюсь. А теперь давай всё-таки поедим, - пробурчал дед и достал свёрток с умопомрачительно пахнувшими пирогами, и у меня сразу заурчало в животе.

…..

Начало занятий в моём университете началось с пожара. Причём не у нас, а в рыбных рядах рынка Хиеталахти, расположенного на одноименной площади рядом с одноименным заливом. Полыхнуло в ларьке, где жарили и продавали ряпушку.

Из-за сильного ветра с залива огонь быстро перекинулся на соседние деревянные ряды. Прежде чем приехали пожарные, студенты второго курса выкатили ручную пожарную помпу и пару бочек с водой, и стали поливать ближние к зданию университета ларьки. Нас же, первый курс, просто вывели с другой стороны здания на пустырь, где мы и проторчали до ликвидации пожара.

Хорошо, что это произошло только час спустя после торжественного построения и праздничных речей. Сразу после приветственной речи нашего ректора Карла Густава Нюстрёма, пришлось выступать и мне. Благо, я совсем недавно толкал подобную речь о пользе образования перед своими пионерами, так что не опозорился.

Новенькое, только в прошлом году законченное трехэтажное здание университета было красиво снаружи. А внутри удручало заметной малолюдностью. Нас, студентов, учащихся и преподавателей, было всего около двухсот человек. Доучивающийся, третий, старший курс инженерной школы и два курса образованного в прошлом году технологического университета.

На первом курсе было только по одной группе на каждый факультет. А в каждой группе, всего по десять-пятнадцать человек. В моей же, было четырнадцать человек. И самыми младшими оказались мы с Антоном Фоккером. Возраст остальных студентов начинался с двадцати семи лет — у полузнакомого мне механика с трамвайного завода, и заканчивался на сорокадвухлетнем владельце небольшой верфи, специализирующейся на выпуске буксиров.

Впрочем, это нисколько не мешало нашему общению. Тем более, что все они меня знали как писателя. Но, так как почти все студенты моей группы были людьми взрослыми