Маска и душа - Федор Шаляпин

Онъ вздохнулъ и многозначительно сказалъ:

— Не будетъ ни одного человѣка, совершенно ни одного, кто бы избѣгнулъ въ будущемъ страданiй.

Маклаковъ крѣпко пожалъ мнѣ руку. Сердечно и грустно разстались мы. Я зналъ, что этотъ выдающейся русскiй человѣкъ, назначенный правительствомъ Россiи на первый по значенiю дипломатическiй постъ, уѣзжаетъ изъ родной страны тайкомъ, какъ контрабандистъ. Правительство опасалось, что, если объ отъѣздѣ «имперiалиста» Маклакова на постъ посла въ Парижѣ узнаетъ революцiонная чернь, то она его такъ же задержитъ на вокзалѣ и не позволить ему уѣхать, какъ до этого задержала на Финляндскомъ вокзалѣ бывшаго министра иностранныхъ дѣлъ С.Д.Сазонова, назначеннаго россiйскимъ посломъ въ Лондонъ… Сазоновъ такъ и не поѣхалъ въ Лондонъ. Маклаковъ использовалъ его печальный опытъ и уѣхалъ инкогнито.

«Ни одного человѣка, который избѣгнулъ бы въ будущемъ страданiй», повторялъ я слова моего друга. И подумалъ тогда, какъ думаю сейчасъ: зачѣмъ же нужна была революцiя?..

Зачѣмъ же нужна была революцiя? Но въ томъ то и дѣло, что революцiя никого и ни о чѣмъ не спрашиваетъ. Получивъ толчокъ, она претъ, когда ей вздумается.

Одѣтый въ богатую порфировую мантiю, со скипетромъ въ рукахъ, съ короной испанскаго короля Филиппа на головѣ, я выхожу изъ собора на площадь, гдѣ еще разъ подтверждаю моему народу, что еретики будутъ сожжены, что корону надѣлъ на мою голову самъ Богъ, и что я вообще единственный стоющiй владыка на землѣ. Въ эту минуту на Невѣ, по близости отъ Народнаго Дома, раздается внезапно пушечный выстрѣлъ. Въ качествѣ короля, не терпящаго возраженiй, я сурово прислушиваюсь — не реплика ли это мнѣ? Выстрѣлъ повторяется. Съ высоты ступеней собора я замѣчаю, что народъ мой дрогнулъ. Третiй выстрѣлъ и четвертый — одинъ за другимъ. Площадь моя стала пустѣть. Хористы и статисты двинулись къ кулисамъ и, забывъ про еретиковъ, стали громко обсуждать, въ какую сторону имъ бѣжать. Не мало труда стоило королю Филиппу II Испанскому убѣдить своихъ робкихъ подданныхъ, что бѣжать некуда, ибо совершенно невозможно опредѣлить, куда будутъ сыпаться снаряды. Черезъ минуту за кулисы прибѣжали люди и сообщили, что снаряды летятъ въ противоположную сторону, и что опасаться нечего. Мы остались на сценѣ и продолжали дѣйствiе. Осталась и публика въ залѣ, также не знавшая, въ какую сторону бѣжать, и поэтому рѣшившая сидѣть на мѣстѣ.

— Почему же пушки? — спрашивали мы вѣстовыхъ.

— А это, видите ли, крейсеръ «Аврора» обстрѣливаеть Зимнiй Дворецъ, въ которомъ засѣдаетъ Временное Правительство.

Къ концу спектакля выстрѣлы замолкли. Но путь мой домой не былъ особенно прiятнымъ. Шелъ дождь со снѣгомъ, какъ бываетъ въ Петербургѣ глубокой осенью. Слякоть. Выйдя съ Марiей Валентиновной, я не нашелъ извозчика. Пошли пѣшкомъ. Повернули на Каменноостровокiй проспектъ, идемъ, и вдругъ — посыпался горохъ по мокрому воздуху. Поднялась какая то стрѣльба. Звякнули и пули. Если моя храбрость поколебалась, то можете себѣ представить, что случилось съ моей женой? Въ темнотѣ — фонари не горели — перебѣгая отъ крыльца къ крыльцу и прячась у дверей, мы кое какъ добрались домой. Невредимо, хотѣлъ я сказатъ. Но вспомнилъ, что Марiя Валентиновна въ эту ночь отъ потрясенiя и испуга слегла и была больна съ мѣсяцъ. — Если бы я въ эту ночь спалъ, я бы сказалъ, что проснулся я уже въ соцiалистическомъ туманѣ.

II. Подъ большевиками

Временное правительство свергнуто. Министры арестованы. Торжественно въѣзжаетъ въ покоренную столицу Владимiръ Ильичъ Ленинъ.

О людяхъ, ставшихъ съ ночи на утро властителями Россiи, я имѣлъ весьма слабое понятiе. Въ частности, я не зналъ, что такое Ленинъ. Мнѣ вообще кажется, что историческiя «фигуры» складываются либо тогда, когда ихъ везутъ на эшафотъ, либо тогда, когда они посылаютъ на эшафотъ другихъ людей. Въ то время разстрѣлы производились еще въ частномъ порядкѣ, такъ что генiй Ленина былъ мнѣ, абсолютно невежественному политику, мало еще замѣтенъ. Уже о Троцкомъ я зналъ больше. Онъ ходилъ по театрамъ, и то съ галерки, то изъ ложи грозилъ кулаками и говорилъ публики презрительнымъ тономъ: «На улицахъ льется народная кровь, а вы, безчувственные буржуи, ведете себя такъ низко, что слушаете ничтожныя пошлости, которыя вамъ выплевываютъ бездарные актеришки»… Насчетъ Ленина же я былъ совершенно невѣжествененъ, и потому встрѣчать его на Финляндскiй вокзалъ я не поѣхалъ, хотя его встрѣчалъ и Горькiй, который въ то время относился къ большевикамъ, кажется, враждебно.

238 Первымъ божьимъ наказанiемъ мнѣ — вѣроятно, именно за этотъ поступокъ — была реквизицiя какими то молодыми людьми моего автомобиля. Зачѣмъ, въ самомъ дѣлѣ, нужна россiйскому гражданину машина, если онъ не воспользовался ею для вѣрноподданнаго акта встрѣчи вождя мiрового пролетарiата? Я разсудилъ, что мой автомобиль нуженъ «народу», и весьма легко утѣшился. Въ эти первые дни господства новыхъ людей столица еще не отдавала себѣ яснаго отчета въ томъ, чѣмъ на практикѣ будетъ для Россiи большевистскiй режимъ. И вотъ — первое страшное потрясенiе. Въ госпиталѣ звѣрскимъ образомъ матросами убиты «враги народа» — больные Кокошкинъ и Шингаревъ, арестованные министры Временнаго Правительства, лучшiе представители либеральной интеллигенцiи.

Я помню, какъ послѣ этого убiйства потрясенный Горькiй предложилъ мнѣ пойти съ нимъ въ министерство юстицiи хлопотать объ освобожденiи другихъ арестованиыхъ членовъ Временнаго Правительства. Мы прошли въ какой то второй этажъ большого дома, гдѣ то на Конюшенной, кажется, около Невы. Здѣсь насъ принялъ человѣкъ въ очкахъ и въ шевелюрѣ. Это былъ министръ юстицiи Штейнбергъ. Въ начавшейся бесѣдѣ я занималъ скромную позицiю манекена — говорилъ одинъ Горькiй. Взволнованный, бледный, онъ говорилъ, что такое отношенiе къ людямъ омерзительно. «Я настаиваю на томъ, чтобы члены Временнаго Правительства были выпущены на свободу немедленно. А то съ ними случится то, что случилось съ Шингаревымъ и Кокошкинымъ. Это позоръ для революцiи». Штейнбергъ отнесся къ словамъ Горькаго очень сочувственно и обѣщалъ сдѣлать все, что можетъ, возможно скорѣе. Помимо насъ, съ подобными настоянiями обращались къ власти, кажется, и другiя лица, возглавлявшiя политическiй Красный Крестъ. Черезъ нѣкоторое время министры были освобождены.