Мир Александра Галича. В будни и в праздники - Елена П. Бестужева

Стадион «Динамо»

Публика, следует думать, тут столовалась весьма специфичная. Сказать помягче, никакая. И вот почему. Футбольные болельщики – люди небогатые, а праздновать победу любимой команды или обмывать – в исконном значении этого глагола – её проигрыш в ресторане не было заведено. Имелось немало других, более годных мест. Пельменные (о, пельменные! где, на моей памяти, пельмени сини или даже зеленоваты, потому что мука, взятая для теста, второго сорта, но как же горячи и желанны, когда под столом – в пельменных ели стоя, – скрывалась бутылка, из которой под столом же, точно тик-в-тик, почти наощупь (см. главу «Кусты, на которых растут стаканы, она же – Ars vine aqua»), разливались водка или портвейн), киоски «Пиво-воды», ларьки. На худой конец, буфеты и рестораны при вокзалах. А чебуречные? А блинные? А пивные? Не знаю, существовала ли тогда возле стадиона небезызвестная «стекляшка», по названию улицы прозванная «Масловка», но пивная «На семи ветрах» (название неофициальное, зато легендарное) по другую сторону от стадиона «Динамо» в Петровском парке была.

И она воспета стихами: «Пивная “На семи ветрах”, но ни голубя, ни берега, ничего». Кажется, так. Сейчас негде проверить, автор – усердный посетитель этой и многих других пивных, а то и местная достопримечательность, человек, которому наливали в долг без записи, и перед которым приоткрывалась дверь винного магазина, после одиннадцати вечера запертая изнутри на крюк, – давно умер, и умер сравнительно молодым, не дождавшись ни берега, ни голубя, ничего. А стихи не опубликованы и канули навсегда. Их бы лучше было запечатать в опорожнённую бутылку, и бутылку куда-нибудь кинуть, пустив на самотёк, вдруг да выплывет. Хотя сейчас я вспомнил, что это и не стихи, а фрагмент рассказа, начало, а звучит, будто стихами писано.

Но оставим мёртвым погребать своих живых. Речь сейчас не о них, вместе взятых. Кто же мог посещать ресторан «Динамо»? Знаток ресторанного дела замечает: «Обычно рестораны размещаются в центре города или жилого района, на основных магистралях, вблизи гостиниц, театров, в местах отдыха и имеют радиус обслуживания от 800 до 1500 м в отличие от предприятий общественного питания повседневного пользования – столовых, домовых кухонь, которые размещаются в непосредственной близости от жилых домов и имеют радиус обслуживания 400–500 м».

Если учесть, где выстроен стадион, то нетрудно уразуметь: в этот самый круг с полуторакилометровым радиусом попадают обе Масловки, Верхняя и Нижняя. Но не очень верится, что обитатели «Городка художников» станут проводить вечер в этом заведении. Художники встречают гостей в мастерской, там хватит места на всех. И чтобы поговорить о насущном – об искусстве и его перспективах – не требуется разносолов. Вспоминал о тех временах поэт Генрих Сапгир, который работал тогда формовщиком в скульптурной мастерской и жил не тужил: «Можно было накормить любую компанию. Вареная колбаса была дешевая, водка стоила копейки». Надо ли идти в ресторан, где шум, гам, сомнительная музыка, чтоб и не посидеть как следует, и не поговорить по-людски, чтобы переплачивать за эту самую копеечную водку с наценкой?

К чему соседствовать с эдакой публикой? Веселятся они – и пусть, рубают (слово, явившееся из «одесского языка» и удобно обосновавшееся в речи повседневной, ныне и долгожитель) водку под супец и шампанское под килечки. Почему бы и нет?

В категорию «Супы заправочные» (это вам не супы-пюре!) входят и борщи – флотский, московский, сибирский, и щи, которые с чем только не делают – тут и свежая капуста, и квашеная, и щавель, и молодая-молодая, изумрудная от целомудрия своего крапива. А рассольники? А супы картофельные? Солянки, наконец! Хотя бы и сборная (мясная, жидкая – важное уточнение), для неё требуются говядина, телятина, окорок со шкуркой, сосиски, почки, не позабыв о репчатом луке, солёных огурцах, каперсах, маслинах. И лимон обязательно, сметана, рубленая зелень. Рюмка водки под такой супец – вещь первостатейная, даже опережающая: в таком порядке – рюмка водки в предвкушении солянки сборной – вот-вот принесут, потом уже рюмка водки непосредственно перед самой сборной солянкой, жирной и острой, знойно мреющей, будто фата-моргана, в мельхиоровой или белого металла суповой миске. Водка освежит вкусовые ощущения, подготовит чувства для того, чтобы во всей широте воспринять вкус, да что там вкус, благоухание, да что благоухание, обжигающе яркую густую смесь.

Что касается шампанского и килек, то их тесное соседство говорит не столько об изъянах воспитания, между прочим – и воспитания вкуса тех, кто заедает кильками шампанское, сколько о том, что застолье вошло в очередную стадию. И это стадия, близкая к завершению праздника. Так бывает, когда основные, самые значительные и популярные напитки уже выпиты, а главные праздничные блюда – салат «Оливье», селёдка, запахнувшаяся в роскошную нэпманскую шубу, холодец в звёздах жира, будто в морозных разводах оконное стекло, – съедены, горячие блюда остыли, и к ним охладели и без того не слишком расположенные к горячим блюдам гости. Возможно, оно потому, что салат, а пуще того – селёдка в сияющем облачении, почти пурпурной королевской мантии с горностаевыми хвостиками зелёного лука, сами по себе знаменуют начало застолья, его лучшую, счастливую часть: гости ещё бодры, желудки у них свободны и требуют наполнения, шутки и дружественные тосты не исчерпались.

Шампанское, к которому у советского человека не имелось привычки, только необходимость – положено, как-никак, торжество, – пригубливали тогда и отставляли в сторону: ни вкуса, ни крепости, «женская забава», женщины при этом отдавали предпочтение полусладким густым винам, а когда появился из-за рубежей нашей родины – то итальянскому вермуту, переоцененному «Cinzano». Шампанское томилось в откупоренных бутылках, о нём вспомнят под конец, разольют, выпьют эту кислятину, даже если шампанское и сладкое, закусят тем, что найдётся на столе. Почему бы не килькой, солёное, пряное хорошо сочетаются с кислым. Не вкусовые предпочтения, а обыкновение, привычка освящают праздничное застолье той эпохи.

Делают это по собственному желанию и по своему личному уразумению, какое имеется после скольких рюмок, перемен блюд, непременных застольных песен (что поют за столом и как поют – отдельная, значительная тема, как-нибудь стоит о ней вспомнить) и недолгих танцев, чтобы еда утряслась, и можно было перейти к чаю с тортом и конфетами.

А что же героиня баллады, эта самая «Принцесса с Нижней Масловки», которая – выяснится потом – живёт не в районе Петровского парка, а где-то в Сокольниках? (Дорогие друзья! Приглашаем вас посетить Американскую выставку, которая проходила с июня по август 1959 года в московском парке «Сокольники». Для этого вам надо заглянуть в главу «Неравнобедренные геометрические фигуры разного