Выученный оптимизм: Как изменить свой образ мыслей при помощи позитивной психологии - Мартин Э. П. Селигман

14

Смысл и цель

«Я не чувствовал себя настолько не в своей тарелке, – шепчу я тестю, – с тех пор как ужинал в Ivy Club на первом курсе Принстона». Единственный яхт-клуб, в котором я бывал раньше, находился в Диснейленде, но вот мы здесь – дети, тесть с тещей, Мэнди и я – ужинаем в настоящем яхт-клубе. Человек за соседним столиком, к которому наш официант обращается «командор», и в самом деле является президентом яхт-клуба, а лодки, покачивающиеся за окном, – это не шлюпки, а океанские корабли из полированного дерева. Сэр Джон Темплтон пригласил меня в клуб Lyford Cay, и я, как и обещал, привез Мэнди и детей, которые, в свою очередь, пригласили родителей Мэнди. Сейчас это обещание кажется опрометчивым, поскольку оно серьезно ударило по нашему счету в банке. Клуб Lyford Cay – это частное поместье, занимающее весь северо-западный угол острова Нью-Провиденс на Багамах. Здесь есть километровый пляж с бархатным песком цвета слоновой кости, площадки для игры в крокет, ливрейные слуги, говорящие с приглушенным карибско-британским акцентом, и потрясающие дворцы, принадлежащие кинозвездам, европейской знати и миллиардерам со всего мира, которых привлекает мягкая багамская система налогообложения. Именно в этой непривычной обстановке я решил изложить свои идеи о поиске смысла жизни.

Поводом было присутствие 10 ученых, философов и богословов, собравшихся, чтобы обсудить, есть ли у эволюции цель и направление. Еще несколько лет назад этот вопрос показался бы мне бессмысленным, очередной переделкой фундаменталистских возражений против дарвиновского низвержения человечества с вершины творения. Но в мои руки попал сигнальный экземпляр книги «Ненулевая сумма»[186], которая оказалась настолько оригинальной и основанной на науке, что подтолкнула меня к размышлениям о том, как найти смысл и цель.

Одной из причин, по которым я приехал в Lyford Cay, была возможность познакомиться с ее автором, Бобом Райтом. Его основная идея прямо подкрепляла мои опасения, что наука о позитивных эмоциях, позитивном характере и позитивных институтах просто поплывет по волнам моды на самосовершенствование, если не будет опираться на более глубокие предпосылки. Позитивная психология должна быть привязана снизу к позитивной биологии, а сверху – к позитивной философии, возможно, даже к позитивной теологии. Я хотел услышать, как Боб Райт развивает свои идеи из книги, и представить свои предположения, которые могут обосновать смысл и цель как в обычной, так и в необычной человеческой жизни. Еще одной из причин было желание посетить Джона Темплтона, нашего хозяина, в его собственном райском саду.

На следующее утро мы собрались в ярко освещенном зале заседаний с бирюзовыми шторами. Место во главе массивного стола из черного дерева занял сэр Джон. Много лет назад он продал свою долю в Templeton Fund, чрезвычайно успешном взаимном фонде, и решил посвятить остаток жизни благотворительности. Его фонд ежегодно выделяет десятки миллионов долларов на поддержку нетрадиционных исследований, находящихся на немодной границе между религией и наукой. Он бодрый 87-летний мужчина, одетый в изумрудно-зеленый блейзер. Он не новичок в сфере интеллектуальной жизни: первый на своем курсе в Йельском университете, стипендиат Родса, ненасытный читатель и плодовитый автор. Сэр Джон открыл встречу, задав нам центральные вопросы: «Может ли человеческая жизнь иметь благородную цель? Может ли наша жизнь иметь смысл, выходящий за рамки того, который мы сами для себя создаем? Привел ли нас на этот путь естественный отбор? Что наука говорит нам о наличии или отсутствии божественного замысла?»

Даже несмотря на всю его историю благотворительности и терпимости, в зале заседаний ощущается явный дискомфорт и даже страх. Ученые слишком зависят от щедрости частных фондов. Находясь в присутствии самих жертвователей, ученые опасаются, что могут оговориться и ляпнуть что-то, что не понравится их покровителю. Одно неосторожное слово, и годы кропотливых исследований и усердного обхаживания руководителей фондов пойдут прахом. Почти все присутствующие уже пользовались щедротами сэра Джона, и все мы надеемся на большее.

Дэвид Слоун Уилсон, выдающийся эволюционный биолог, начинает свое выступление со смелого признания, которое, как он надеется, задаст толерантный и открытый тон встрече. «В присутствии сэра Джона я хочу заявить, что я атеист. Я не думаю, что у эволюции есть цель, во всяком случае божественная». Именно в этой части света разворачивалось действие романа Яна Флеминга «Шаровая молния», и Михай Чиксентмихайи наклоняется ко мне и громким шепотом произносит: «Не стоило тебе этого говорить, Номер Четыре. Сегодня ночью ты отправишься спать к рыбам».

Откровенно хихикая, я подозреваю, что Михай и Дэвид не очень-то понимают сэра Джона. Я уже некоторое время тесно общаюсь с ним и его фондом. Неожиданно два года назад они обратились ко мне и попросили разрешения спонсировать фестшрифт – двухдневное выступление исследователей в сфере надежды и оптимизма, которое должно было состояться в мою честь. Несмотря на поговорку о дареном коне, мы с Мэнди внимательно изучили сайт фонда, чтобы узнать, какие еще проекты он спонсирует, и нас насторожила религиозная направленность его миссии.

Мэнди напомнила мне, что президент Американской психологической ассоциации говорит от имени 160 000 психологов и что многие хотели бы добиться расположения президента и использовать его имя для продвижения своей повестки дня. Поэтому я пригласил одного из руководителей фонда к себе домой и сообщил, что польщен их предложением, но вынужден отказаться. Я сказал ему, что позитивная психология и я не продаемся, не сумев подавить налет эдакого самодовольства.

Его реакция в течение следующего часа успокоила меня, и все их действия с тех пор доказали верность обещанному. Один из руководителей фонда, Артур Шварц, отметил, что повестка дня позитивной психологии и повестка дня сэра Джона похожи, но далеко не идентичны. Они пересекались в важнейших областях. Повестка дня фонда имела религиозный и духовный аспект, а также научную направленность. Моя же была светской и научной, и, по мнению Артура, помогая ей, фонд мог подтолкнуть социальные науки к исследованию того, что он считал позитивным характером и позитивными ценностями. Шварц заверил, что фонд будет работать со мной только в области пересечения наших интересов и не станет пытаться подчинить меня себе, и дал также понять, что и я не смогу подчинить себе фонд.

Поэтому, хихикая над остроумным замечанием Михая, я совершенно не был уверен в том, что знаю, чего хочет сэр Джон, это вполне могло оказаться совсем не тем, о чем думали Дэвид и Михай. Последние два десятилетия сэр Джон руководствовался глубоко личными мотивами. Он ни в коей мере не догматичен в отношении христианской традиции, из которой вышел. На самом деле его не удовлетворяло развитие теологии. По его мнению, она не успевала за наукой и не могла приспособиться к тектоническим изменениям в ландшафте реальности, произошедшим под влиянием эмпирических открытий.

Сэр Джон разделяет многие из тех метафизических сомнений, что и Дэвид Слоун Уилсон, Михай и я. Ему только что исполнилось 87 лет, и он хочет знать, что его ждет. Он хочет знать это не только по личным причинам, но и во имя лучшего будущего человечества. Подобно королям прошлого, у него есть возможность не замыкаться на этом в одиночку – он может собрать группу выдающихся мыслителей, которые помогут ему. Он также не хочет слышать повторения и подтверждения избитых истин сегодняшнего дня – для этого достаточно включить воскресную утреннюю телепередачу. Чего сэр Джон действительно хочет, так это услышать самое глубокое, самое откровенное и самое оригинальное видение вечных вопросов «Зачем мы здесь?» и «Куда мы идем?». Как ни странно, но впервые в жизни я считаю, что мне есть что сказать по этим сложным вопросам, и то, что я хочу сказать, навеяно идеями Райта. Если моя идея о смысле окажется разумной, она станет самым надежным ориентиром для позитивной психологии.

Роберт Райт подходит к кафедре. Он – необычная фигура на этом высоком плато академического мира. Внешне Райт худощав и бледен, но при этом кажется крупнее, чем есть на самом деле. Во время выступления он морщится, как от лимона, а когда отвечает на вопрос, который ему не нравится,