Лабиринт мертвеца - Евгений Всеволодович Рудашевский

– Но это вызовет вопросы, – заметила я.

– Вызовет. А ты скажешь, что в детстве это были твои любимые книги и ты мечтаешь, чтобы они полежали в твоей любимой библиотеке.

– Как дань памяти?

– Ну да.

– Ладно, – согласилась я. – И мы возвращаемся к вопросу, зачем Смирнов устроил… всё это. Ну, подсунул он старые книги. Потом намекнул нам, что хорошо бы их почитать. Дальше-то что?

– Не знаю, – признался Гаммер.

– А что там с «Варягом»? – спросила Настя. – И в акте указан не Смирнов, а какой-то Власенко.

– Власенко – директор, Смирнов – владелец. Точнее, был владельцем, пока не умер.

Мы с Настей сели поближе к Гаммеру и ноутбуку. Глеб теперь стоял за нами, упёршись в спинку дивана локтями, и тоже смотрел в экран. Гаммер быстро перескакивал с сайта на сайт, вбивал новые слова в строку поиска. Вскоре мы узнали, что «Варягъ» считался довольно крупной судоремонтной компанией и располагался тут неподалёку – на одной из Причальных улиц противоположного берега Преголи. Он был основан в девяносто третьем году и выполнял «электромонтажные и пусконаладочные работы на судах и береговых объектах любого назначения». «Варягъ» специализировался на ремонте судов рыбной промышленности, а также осваивал новое направление – ремонт научно-исследовательских судов. В «Варяге» работали двести пятьдесят шесть сотрудников, его совокупные активы составляли миллиард рублей, а выручка за прошлый год превысила полтора миллиарда.

– Это много? – уточнила я. – Ну, для судоремонтной компании.

– Не знаю, – признался Гаммер. – Наверное, много.

В общем, про «Варягъ» мы нашли достаточно, чтобы представить суть и размеры компании, а вот Смирнов почти нигде не упоминался. Мы только выяснили, что он был одним из пятерых учредителей «Варяга» и ему принадлежало шестьдесят три процента компании. Смирнов не давал интервью, на публичных мероприятиях не светился. Вместо него всегда и везде выступал тот самый генеральный директор Власенко.

Гаммеру потребовалось не меньше часа, чтобы откопать пэдээфку рекламного журнала, когда-то выходившего при «Варяге» и рассказывавшего про его успехи. Там в основном были фотографии отремонтированных судов, списки всяких технических характеристик, какие-то схемки, графики, но в конце приводилась кратенькая биография и портретные снимки каждого владельца и руководителя компании. Мы впервые увидели Смирнова. Он был сухим, аккуратным мужчиной. Я придвинулась поближе к экрану, чтобы рассмотреть его гладковыбритое лицо, внушительный нос и округлый подбородок, чуть прищуренные серые глаза, гладкую лысину на голове и забавные полоски белоснежных волос над ушами. Изначально я представляла Смирнова другим – с запавшими щеками, в потёртом сером костюмчике и в очках с толстыми линзами. В общем, представляла его старичком вроде тех, кто приносил на Бородинскую свои растрёпанные книги. Реальный Смирнов, как ни странно, показался мне знакомым. Я будто видела его раньше, только не могла вспомнить, где именно. В какой-нибудь из бабушкиных газет, которые брала на растопку. Или по телевизору – «Варягъ» наверняка мелькал в новостях. Или просто однажды увидела его в машине, когда он выезжал из своего офиса на Причальной, ая с девочками гуляла по Портовой. Впрочем, лицо у Смирнова было самое обычное. Я слишком часто думала о таинственном владельце личной библиотеки и сейчас могла нафантазировать что угодно.

Судя по биографической справке из рекламного журнала, Смирнов родился в Сумской области и подростком вместе с родителями переехал к нам в Калининградскую область. Окончив институт, он работал механиком в порту, затем попал в команду, которая ездила за границу, чаще всего в Польшу, осматривала там построенные для Советского Союза суда и перегоняла их в Калининград. Вот, собственно, и всё. Гаммер ещё отыскал в интернете несколько упоминаний о том, что Смирнов в начале девяностых занимался игорным бизнесом и был как-то связан с Табором. О цыганском посёлке на окраине Калининграда я знала немного – его давно снесли, – но поняла, что Смирнов не такой уж честный и благородный, каким выглядел на фотографии в журнале.

Чем дольше Гаммер искал старика Смирнова, тем чаще ему выпадали польские сайты, и вскоре мы узнали, что Смирнов лет десять назад перебрался в Польшу, вёл там отдельный бизнес, не связанный с ремонтом рыболовецких судов, и поддерживал местные благотворительные организации. «Варягъ», кстати, тоже активно участвовал в благотворительности и помогал восстанавливать немецкие здания в Калининградской области: виллы, кирхи, маяки. ((Варягъ» даже придумал «стену благотворителей» – приглашал другие компании оплачивать реставрационные работы и закладывать в одну из стен восстановленного здания свой именной кирпич.

– Смирнов умер в Польше девятого ноября, – прочитал Гаммер на очередном польском сайте. – Состояние завещал благотворительным организациям. И похоронен он в Кракове.

– Девятого ноября… – прошептала я.

– Да, полгода назад.

– Что у нас в итоге? «Я таджиком» был Смирнов…

– Или любой другой сотрудник «Варяга», – возразил Гаммер.

– Ну, читательский билет выдали на имя Смирнова. Значит, он сам приходил подписывать договор с библиотекой.

– Тогда непонятно, зачем он в открытке подписался «я таджиком».

– Да тут вообще ничего не понятно! – воскликнула я.

– А что? – оживилась Настя. – Смирнов всучил библиотеке свои детские книги и сам же пришёл за ними. Увидел, что их никто не читает. Расстроился и отправил тебе открытку, чтобы хоть кто-то взял его любимого «Оцеолу». А пока ты соображала, что к чему, он окончательно раскис и помер от горя.

– Звучит логично, – рассмеялся Гаммер.

– Звучит ужасно! – Я совсем не обрадовалась, узнав, что старик Смирнов отправил мне болгарскую карточку перед смертью. Получилось как в случае с французскими открытками на тот свет, только наоборот. Бр-р… Всё-таки хорошо, что я продала открытку. Мысль о том, что она лежит рядом, не давала бы мне покоя.

Я откинулась на подлокотник и подняла взгляд на Глеба, неизменно стоявшего за спинкой дивана. Глеб почти всё время молчал и явно скучал. То, что наш Смирнов оказался богачом, да и ещё и мёртвым, его не слишком удивило.

Мы просидели на верхнем чердаке до вечера, а потом распрощались. Следующая неделя выдалась тяжёлой. До экзаменов осталось чуть больше месяца, и перед майскими праздниками учителя завалили нас тестами и домашними заданиями. Родители Гаммера готовились к собачьей выставке в Каунасе и переживали из-за коронавирусных ограничений, мешавших им спокойно приехать в Литву, – целыми днями оформляли какие-то бумажки, а мопсов доверили Гаммеру. Он выгуливал их по несколько раз в день и дальше Поплавка, конечно, не ходил. Тётя Вика затеяла ремонт на лестнице и ездила с Настей смотреть всякие выкрасы, планки, ковролины. А Глеб опять улетел в Петербург – мы с Настей недоумевали, как школа прощает ему прогулы. Мои же родители готовились к летнему