Скандал в шелках - Чейз Лоретта

— О, прекрасный предлог не вести светскую беседу! — воскликнул Лонгмор.

Он повел Софи в гущу кружившихся пар, обнял за талию — и у нее перехватило горло.

— Я… не уверена… Прошла целая вечность, с тех пор как…

— Я поведу, — сказал он на французском. — Предоставьте все мне, мадам. ДОВЕРЬТЕСЬ мне.

И их захватил вихрь вальса. Софи забыла о своих планах, о магазине и обо всем на свете, остались только этот мужчина и его движения, такие же уверенные в танце, как и в любом другом деле.

Они кружили по бальному залу, и Софи, казалось, плавала среди облаков шелка и атласа — белых, пастельных, черных, радужно-ярких — и среди таких же радужных звезд — изумрудов, рубинов, сапфиров, жемчугов, но главное — бриллиантов, затмевавших все остальные камни своим сиянием.

Софи словно попала в волшебную страну. Ах, сколько таких балов она посещала под видом горничной? Сколько раз описывала подобные сцены для читателей «Спектакл»? Но сама она всегда была чужой в этом мире.

Софи не солгала, сказав, что давно не танцевала. Не танцевала с тех пор, как покинула Париж. Но раньше она никогда не танцевала в объятиях мужчины, которого… любила.

Подняв глаза, Софи встретила взгляд Лонгмора; в глазах его плясали веселые искорки… и что-то еще, но она не смогла распознать, что именно.

— Непослушная девчонка, — продолжал он по-французски. — Что я сказал тебе насчет реверанса? И почему я вообразил, будто ты послушаешься?

— У меня была причина, — ответила она на том же языке. Говорить по-франуцузски было куда легче, чем на ломаном английском мадам, — слова сами слетали с языка. А коверкать английский так, как, по мнению окружающих, подобало французам, было очень нелегко.

— О, у тебя всегда есть причины… — заметил Лонгмор.

— Дело в том, что грация балерины при реверансе привлекает всеобщее внимание, — пояснила Софи. — И так удобнее всего продемонстрировать все достоинства платья.

— Даже так? Разве оно предназначено не для того, чтобы ты выглядела ослепительно во время танцев?

— Ты быстро учишься, — одобрительно кивнула Софи.

— Это самооборона. Как у Кливдона, — буркнул граф, повернув голову.

Софи проследила за его взглядом. Марселина танцевала со своим герцогом, и теперь всем, кто видел их, стало понятно, почему он нарушил неписаный закон высшего общества и женился на модистке. Было очевидно и то, что он женился на женщине, любившей его беззаветно. А он, конечно же, любил ее.

И Марселина была достойна счастья. Она тяжко работала с самого детства. Старалась сохранить брак с обаятельным бездельником-кузеном. А потом нагрянула холера и уничтожила все, что у них было, все, ради чего они трудились. Тогда Марселина, взяв младших сестер и дочку, привезла их в Англию, имея при себе очень немного — горсть монет и яростное желание добиться успеха в жизни.

Софи отвела глаза от сестры.

— Если ты так хорошо разбираешься в фасонах платьев, то наверняка понимаешь, чего я добиваюсь. Видишь ли, все наши платья должны быть красивыми не только в неподвижном состоянии, но и в движении. Прошу вспомнить нашу первую миссию, которая привела нас к Жуткой Хортен. Помнишь?

— Такое я просто не способен забыть. Особенно ту твою мушку на лице…

— Так вот, мы отправились туда, чтобы проверить, сильно ли изменилась Даудни и представляет ли она теперь для нас угрозу. Обстановка оказалась лучше прежней, однако ее модели по-прежнему отвратительны. Но как заставить твою мать увидеть это?

— Но при чем тут реверанс?

— Неужели не понял, когда меня представляли твоей матери, она была окружена платьями от «Мэзон Нуар». Леди Бартрам, леди Клара и я — все мы одеты в модели Марселины. Твоя мать не могла не заметить разницы между тем, что носит она, и тем, что на нас. Конечно, пройдет время, прежде чем она все осознает, но мы посеяли семена сомнения.

— Коммерция! — догадался Гарри. — Реверанс — это коммерция.

— Реклама, — уточнила Софи.

— У меня от вас, мадам, голова кружится. — Граф вздохнул и закружил ее в танце столь энергично, что у нее-то голова действительно закружилась.

И тут она обо всем забыла. Остались лишь эти чудесные мгновения. Как она могла думать когда-то, что вальс — это просто танец? Вальсировать с Гарри — все равно что заниматься любовью, изнемогая от сладостной муки. Касаться, но не ласкать… Держать друг друга в объятиях, но не обниматься… Ощущать нарастающее желание и жар, не имея возможности облегчить свое состояние и достигнуть вершин блаженства.

Она находилась совсем близко от него, и эта близость опьяняла, кружила голову. И почему-то казалось, что она всегда принадлежала этому мужчине и всегда будет принадлежать. Неужели все женщины, танцевавшие вокруг, испытывали сейчас то же самое?

«Как я могу остановиться? — думала Софи. — Как могу вернуться к прежней жизни — к жизни без него?»

Бессмысленные вопросы. Они просто играют свои роли, а их любовная связь — случайность. Только дурочка может превращать все это во что-то романтическое. А она, Софи, не дурочка. И у нее нет времени на глупости, — у нее множество неотложных дел. И если она сделает ошибку… Тогда жизнь леди Клары будет загублена. И рухнут все надежды и мечты сестер Нуаро.

И все же… Ужасно трудно думать о делах, когда она танцует с Гарри!

Тут музыка смолкла. Уже?.. Софи хотелось броситься ему на шею и долго целовать, прижимая к себе, потому что…

Потому что, хоть и ненадолго, она почувствовала, какова жизнь в его мире. Тут она именно жила, а не подглядывала в замочную скважину. И наконец-то она поняла, что это такое — быть особенной. Поняла, какими когда-то были ее предки. Конечно, они вовсе не считались искусными ремесленниками, изобретателями или храбрыми воинами. Просто они были рождены особенными. Были рождены аристократами.

Более того, сейчас она вдруг вообразила… поверила, что и для него она — особенная.

Может, так и есть. Но теперь она сознавала, что эта история подходила к концу. Да, пора было завершать эту трагикомедию. Или, возможно, фарс.

Немного позже.

Лонгмор наблюдал, как мадам с необычайной легкостью очаровывала всех без исключения джентльменов. Сам он стоял рядом с матерью, тоже наблюдавшей за француженкой. Аддерли же находился в другом конце зала.

— Ты позволишь им увести ее у тебя из под носа? — не выдержав, спросила мать. — На твоем месте, Гарри, я не была бы так уж уверена в ней. Возможно, ты первый в этом забеге, но другие могут легко тебя нагнать.

Изобразив удивление, граф устремил взгляд на мать.

— И нечего так на меня смотреть! — рассердилась маркиза. — Этим ты только показываешь степень своей глупости!

— Ничего не могу с собой поделать. Дама показалась мне не совсем той, которую вы, миледи, хотели бы выбрать мне в невесты.

— Да, верно, она совсем не та, которую я бы выбрала, — процедила мать. — Но все же…

Лонгмор приподнял брови, а мать заявила:

— Ее английский невыносим. Сомневаюсь, что она получила хорошее образование.

— У некоторых людей просто нет способностей к языкам, — возразил граф.

— Так или иначе… В общем, она, может, и дура, но очень красива.

— И с красивым состоянием.

— Не будь вульгарным, Гарри.

— Будь она нищенкой, ты не поощряла бы меня гоняться за ней, — заметил Лонгмор. — И все же я не понимаю, к чему такая спешка… — Он взглянул на танцующих и снова заметил Аддерли, наблюдавшего за мадам. — О, смотрите!.. Мадам танцует с третьим сыном леди Бартрам. Будет очень жаль, если он завоюет сердце леди и ее огромное состояние.

— Будет очень жаль, если ты уступишь любую женщину этому грубому созданию, — проворчала мать. — Но дело твое, Гарри. Ты всегда поступаешь по-своему. Как и твоя сестра. Клянусь, Господь наградил меня самыми неблагодарными и непокорными детьми на свете. Если бы Клара послушалась меня, не попала бы в столь злосчастную ситуацию! Мне он нравится все меньше. К тому же я его презираю. Взгляни на него! Два танца с Кларой, — и уже забыл о ней. Как подумаю, кого она могла заполучить… Нет, это уже слишком. Как нагло он глазеет на мадам! Смеет же!