Монстр внутри - Оливия Нортвуд

палаты, где он лежал совершенно один, всеми покинутый, тихо переговаривались мистер Харрис и Сара Говард. Он едва мог разобрать, о чём они говорили, но сразу узнал их голоса. Справа от него размеренно пищал монитор.

Он открыл глаза и осмотрелся. По коридору сновали медсёстры, медленно прохаживались полицейские в форме – они здесь из-за него? Внутри одноместной палаты было очень светло, кто-то положил на столик фрукты, сладости и цветы, ожидая, что он скоро придёт в себя.

Голова всё ещё болела, тело покрывали синяки. Он чувствовал дискомфорт в области паха из-за мочевого катетера, чувствовал, как корсет держит в правильном положении его сломанные рёбра, испытывал голод.

Когда он зашевелился, то почувствовал боль в руке, его пульс участился, что сразу отобразилось на мониторе. Сара Говард и мистер Харрис, как по команде, посмотрели на него сквозь стекло.

В палату к нему вошёл только воспитатель. Возможно, Сара Говард признавала вину за то, что с ним случилось.

«Хорошо бы», – решил он и смерил её злым взглядом, отчего она вздрогнула и отвернулась.

– Хорошо, что ты очнулся. – Мистер Харрис сдержанно улыбнулся и сел в кресло для посетителей.

Эйден Харрис всегда относился к нему с теплом. Даже после того, что он сделал. Эйден был молод, статен, он хорошо разбирался во многих вещах, никогда не грубил и не отмахивался. Эйден – ещё один пример идеального отца, которого у него никогда не будет.

Внезапно он вспомнил парня, угостившего его «Хэппи Милом», и пожалел, что тот бросил их мать. Всё могло быть иначе, если бы она никогда не сошлась с Чедом.

Воспоминания о приятеле мамы, о том, что он с ним сделал, всегда появлялись не вовремя. В моменты, когда мальчик чувствовал себя счастливым, в безопасности, когда он забывался, воображая себя другим человеком, Чед возвращался. Возвращался затхлый запах подвала, крови и застарелого пота от одежды Чеда. Он снова чувствовал себя беспомощным, потерянным, отвергнутым матерью. Когда сознание покидало его и наступала темнота, мальчишке казалось, что он уже мёртв. Но разве мёртвым снятся сны? Не сны, скорее, фантазии: яркие, радостные, обнадёживающие. В них они были нормальной семьёй. Мать лишила его обыкновенности, лишила основных потребностей: защиты, сытости, любви. Это всё её вина.

– Тебе неслабо досталось, парень, ты был в коме почти одиннадцать дней. – Эйден Харрис снова попытался начать разговор после продолжительной паузы. – Перелом запястья, нескольких рёбер, сотрясение, ушиб почки… Ты сказал им что-то? Сделал что-то? Почему они на тебя набросились?

– Вы знаете. – Мальчишка отвернулся к окну.

– Директор принял решение перевести тебя.

Он сглотнул, но ничего не ответил.

– Не спросишь куда?

– Мне всё равно. – Его глаза наполнились слезами.

– В Вайоминг, в приют при монастыре Святого Иосифа.

– Мне наплевать. – Его голос дрожал, ему было не всё равно. – Скажите мне, куда её забрали? – Он сорвался на крик, дёрнулся и резко сел на постели. Игла капельницы сместилась, причинив ему сильную боль, а из места прокола потекла кровь. – Скажите мне! – Он встал с кровати прежде, чем мистер Харрис успел отреагировать. Но тут же рухнул на пол из-за слабости в ногах. Неправильно установленный шланг катетера выскользнул, и на серый линолеум вылилось немного мочи. – Скажите! – кричал он.

На его крик сбежались медсёстры, но мистер Харрис отогнал их жестом до того, как дверь в палату открылась. Он сел на пол рядом с мальчиком и попытался его обнять, но тот кричал и толкался, не позволяя приблизиться. Когда Эйдену всё же удалось схватить его за здоровое запястье, он прижал его к себе и стал покачивать в руках.

– Тише, парень, тише, всё будет хорошо…

– Вы должны мне сказать, я имею право знать, где она! – взвыл он.

– Я не могу. Не могу. Даже если бы знал, но я не знаю. Эта информация есть только у директора. Я лишь знаю, что они живут в Орегоне, что они замечательные люди и ей с ними будет хорошо. Она будет учиться в хорошем колледже, построит карьеру, создаст собственную семью. И всегда будет помнить о тебе. Обещаю.

Он обмяк в руках Эйдена и больше не кричал. После этого он вообще редко проявлял настоящие эмоции, но никак не мог остановить слёзы, они жгли его щёки бесконечным потоком до тех пор, пока он не уснул от бессилия.

* * *

В Вайоминге всюду, куда бы он ни взглянул, было распахнутое небо. Монастырь, расположенный всего в каких-то ста милях от города Сент-Джозеф, казался отрезанным от цивилизации. Он стоял на плато, окружённый со всех сторон острыми скалами. Он существовал автономно, отдельно от всего мира, увязший в прошлом, забытый всеми.

Когда мистер Харрис привёз его сюда, высадил из машины и достал из багажника небольшую сумку с вещами и документами, мальчика охватила паника. Он держался за спиной Харриса, пока тот шёл по подъездной дорожке, мимо теплицы и загона с домашним скотом и широко улыбался.

– Здесь всё будет иначе, парень, – заверил он его. – Здесь даже воздух другой. – Эйден сделал глубокий вдох и прикрыл глаза от удовольствия.

Пахло сырой землёй, навозом и мокрой шерстью. Мальчик поморщился.

Отец-настоятель Иезекииль стоял на верхней ступени крыльца и приветливо улыбался. Его сутана давно выцвела и выглядела потрёпанной. В жидких волосах неопределённого цвета мелькала седина, бледная пергаментная кожа казалась такой сухой, словно была готова рассыпаться от прикосновения. Его губы не имели чёткого контура, а светло-голубые глаза сливались со всем остальным. Он весь был каким-то обесцвеченным, неприметным, призрачным.

– Добро пожаловать в монастырь Святого Иосифа. – Отец Иезекииль раскрыл руки, как для объятий, приветствуя их. – Надеюсь, сын мой, он станет тебе домом.

* * *

Ему выделили комнату под самой крышей, в которой всего-то и было: кровать, письменный стол с лампой для чтения и комод. На кровати, застеленной колючим шерстяным одеялом, лежала Библия в ветхой чёрной обложке.

Он забрался на кровать с ногами и прилип к окну, пытаясь разглядеть, что происходило во дворе.

Мистер Харрис с отцом Иезекиилем долго о чём-то беседовали. Он подозревал, что Харрис рассказывал отцу-настоятелю историю его короткой паршивой жизни, хотя знал, что это ни к чему: обо всём написано в его личном деле. И о матери, и о Чеде, и о сестре, о собаке Йоргенсонов, об избиении и о днях, проведённых в больнице.

Он злился на Харриса, хотя и понимал, что решение о переводе принял директор, чтобы его в конце концов не убили.

Мальчик думал о маленьком путешествии на машине, через Вашингтон, Айдахо, Монтану и почти весь