Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

Концерт продолжается какое-то время. Я не выдерживаю этот звериный ор, переходящий то в сдавленный хрип, то в булькание, то в нестерпимое завывание, и говорю ему, стараясь перекричать:

– Эй ты! Кончай уже, голова от тебя болит! Разорался, как баба плохая!

Качок так же внезапно осекается и медленно поворачивается ко мне.

– Нет, – выдаю я в полнейшем изумлении. – Не может быть! Ты ли это? Блуд? Какими судьбами, приятель?

Узрев меня Блуд преображается на глазах. Лицо его искажает дичайший ужас, он шарахается, сворачивается клубком, закрывается и…

Ну да, орет. Пять минут, десять. С переливами, гротескным плачем, стонами. Наконец, он стихает и далее сидит, вздрагивая и поедая меня глазами.

– Ну наконец-то, – вздыхаю я с облегчением. – Выдохся, родимый. Что, подружку напоминаю тебе? Успокойся, я не она. Та уже давно в земле. А я добрая. Ничего тебе не сделаю. Собрату по камере точно.

Блуд дрожит себе, постанывает, пуская сопли со слезами. М-да, совсем плохой. Ладно, оставлю его в покое.

Растягиваюсь на соломе, пытаюсь собраться с мыслями. Только вот ничего в башку не лезет. Подождем, может, кто визит нанесет.

А пока хоть с Петуром поболтаю.

– Петь!

– Да, Лео?

– Ты прикинь, и Блуд с нами чалится.

– Вижу.

– Что думаешь?

– Ничего хорошего. Значит, в каменоломнях новый хозяин.

– Есть мысли, кто это?

– Не знаю… Может, это…

– Друг Илио?

– Да.

– А что, он парень честолюбивый. Я так сразу поняла, что ему отсиживаться в трущобах не по кайфу. А тут Блуд спятил. Илио, значит, с Рейшо спелся, да?

– Похоже так. Только что с нами будет?

– Мои соображения таковы: Рейшо, видать, очень увлеченный человек. Не зря он упоминал про образцы. Мы ему надобны для опытов, Петь. И артефакт он заполучил. Илио оказал ему услугу и получил место хозяина. Всё сходится. Только мы в этой схеме – марионетки, которых дергали за ниточки.

– Нет… – Мои размышления беднягу повергают в шок, но я немилосердно продолжаю:

– А что? Я, ты, он. – Указываю на Блуда. – Разрежет нас Генри на кусочки и соединит по новой. Польет мертвой водицей, потом живой, скажет магические слова, оживем. Только уже в облике чудовища Франкенштейна.

– Кто… кто такой Фран… Фран…

– Франкенштейн? Это такой безумный ученый, создавший жуткое чудище.

– О Лёр милостивый… Смилуйся надо мной!

– Да ладно тебе, шучу. Успокойся. Не хватало еще твоего скулежа. У нас уже есть один, так что потише там. Не было никакого чудовища, это сказка. Я в книжке читала.

– Но этот Рейшо не из сказки!

– Тут ты верно подметил. Эх, пить охота. И жрать тоже.

Опять воцаряется молчание, прерываемое только поскуливанием Блуда.

– Петь, можно нескромный вопрос?

– Да, Лео, можно.

– А ты с девушкой когда-нибудь был?

Тишина.

– Ну, что молчишь?

– Нет, не был.

– Что, даже не целовался никогда?

– Не, целовался, приходилось.

– Но не с той, так?

Вздох.

– Была хоть на примете подруга? Только не говори, пожалуйста, что это я.

– Была. И есть.

– Да? И кто это, можно узнать?

– Я с ней вообще-то почти не знаком.

– Я ее знаю?

– Да.

Приподнимаюсь на локте.

– Ну не тяни, признавайся. Кто она?

– Твоя служанка, Сандра.

– Ух ты! – невольно восклицаю я. – Хороший у тебя вкус. Сандра настоящее сокровище.

– Полностью согласен, – еще раз вздыхает Петур.

Блин, мне даже взгрустнулось. Надо же так вляпаться. И Петура жалко – у него вся жизнь впереди. Они бы с Сандрой стали хорошей парой.

– Не горюй, Петька, надейся на лучшее. Если выберемся, обещаю, познакомлю вас поближе.

– Очень на это надеюсь, Лео.

На этом наш разговор заканчивается. Несмотря на мягко говоря совсем не комфортные условия, голод и жажду, я засыпаю. Не знаю, сколько я спала, только будит меня всё тот же Блуд. И чего в его тыкве творится? Еще недавно он боялся меня, или того, кого во мне видел, то вдруг разъярился не шутку. Прилепился к прутьям, и вытянув ко мне руки, снова голосит во всю мощь своей луженой глотки. Перекошенная ненавистью морда, слюни летят во все стороны. С такими способностями к вокализам ему бы в грайндкорщики[1]. Такой талант пропадает!

– Да чтоб ты провалился, недоумок! – злюсь я. – И так в говне по уши, так еще поспать не дают. Ну и что ты вопишь, милый мой? Ну что тебе, сиську дать? Или в рожу?

Блуд не успокаивается. Через несколько минут я понимаю, что больше так не выдержу. Прицеливаюсь, и стараясь не попасть под его загребущие ручищи, провожу молниеносный тычок ему в нос. Блуд сразу же замолкает, отползает, трогает нос, смотрит на кровь с недоумением.

– Бедняга, тебе совсем мозги отшибло, да? – не зная зачем, спрашиваю я. Блуд молчит. – Слушай, если хоть капля разума в тебе осталась, давай условимся – ты молчишь, а в ответ не будешь по носу получать. Идет?

Всё равно что с обезьяной разговаривать. Тем не менее он затихает, скрывается в дальнем углу. В темноте горят его глаза.

Какое-то время спустя раздается знакомый скрип и к нам спускается Штайн. Идет так, словно вокруг какашки. Он хоть и молодой малый, но повадки у него стариковские. Длинные тонкие пальчики, измазанные в чернилах и химикатах, в районе груди теребонькают что-то воображаемое, шея вытянута, голова дергается будто бы сама по себе. Он смотрит на нас, как на диковинок, икает, собирается было уходить, но натыкается на кувшин, оставленный надсмотрщиком. Кувшин опрокидывается, вода вытекает, Штайн поскальзывается и попой садится прямо на кувшин. Итог – еще одна расколоченная посудина.

Вид у Штайна странный. Сидит в луже, глядит на меня, никаких эмоций.

– Ну что же ты такой раззява, миленький мой? – спрашиваю его.

Штайн поднимается. Является надсмотрщик. Видит черепки оставшиеся от нового кувшина. Оборачивается ко мне.

– Т-ты разбила еще один кэ-кэ-кэ…

– Это не я его разбила, – отвечаю я, не дожидаясь, когда он закончит предложение. – Это Штайн на него наткнулся. Все претензии к нему.

Надсмотрщик хмурится сильнее, и упрямо повторяет:

– Т-ты ра-разбила кэ-кэ-кэ-к-кувшин. Опять.

– Это я, – говорит, дергаясь и смотря куда-то в сторону, Штайн.

– Что?

– Я разбил. Прости, Коноум.