Пост-оптимальный социум. На пути к интеллектуальной революции - Аркадий Юрьевич Недель

А.Н. Дальше – борьба за время. Создание потенциально бесконечного количества виртуальных денег, охраняемых государством (резервным банком), подразумевает покупку безлимитного времени, которое можно вкладывать в любые высказывания, не обязательно вербальные. КПСС, обладавшая всеми ресурсами в стране, так же владела потенциально бесконечным временем для своих высказываний.

Мечта Маркса об отмирании классов пока остается мечтой. И сегодня мы свидетели возникновения нового метакласса, который определяется даже не столько обладанием больших денег, сколько правом на неограниченное высказывание. Этот мегакласс начал активно формироваться после Второй мировой войны. В США маккартизм был идеологическим оправданием разгрома всех форм несогласия с политикой большого бизнеса, подавления профсоюзного движения и заодно охоты на «антиамериканских» ведьм. Кстати говоря, охота на ведьм, в более мягкой форме, не исчезла и сегодня.

В 2006 году Дан Горовитц, бывший коммунист, а теперь неоконсерватор, выпустил книгу «Профессора. 101 наиболее опасный университетский преподаватель в Америке», в которой описывается анти-американская или непатриотическая деятельность профессуры, начиная с Ноама Хомского и Уарда Черчилля до Эрика Фонера и Даны Клауд. В основном речь шла о реакции интеллектуалов на события 9/11; Черчилль, специалист по истории индейцев Америки и защитник их прав, назвал атаки И сентября естественной реакцией на политику геноцида, которую США проводили всегда, за это высказывание его уволили из Колорадского университета. Дана Клауд, в глазах Горовитца, провинилась тем, что назвала американские СМИ «риторической терапией», задача которой перевести фокус общественного внимания с изъянов социально-политической системы на внутрисемейные проблемы. Если в США, я возвращаюсь к нашей теме, профсоюзы воспринимались как кость в горле большого бизнеса, то в СССР те же рабочие профсоюзы были номинальной организацией, которые подчинялись партийным директивам.

Одной, если не главной, метафизической заслугой Маркса было то, что он сумел описать – или создать – сознание рабочего класса. Сегодня правящий метакласс пытается создать свое сознание, используя основные марксистские установки: объединение, интернационализм, ненависть к представителям не своего класса, то есть ко всем остальным, захват власти на планете. Как он движется к этой цели? Главным образом, покупкой будущего времени и его продажей в настоящем в виде обещаний, незначительных уступок и все тех же развлечений.

Посмотрите, как сделано практически любое политическое высказывание, не говоря уже о политических речах во время выборов, – оно всегда направлено на будущее. Его содержание линеарно, одномерно: будущее лучше, чем сегодняшний день; поэтому надо голосовать за меня или за моего кандидата. С антропологической точки зрения, это очень выигрышная позиция; если время, как минимум у исторического человека, является фундаментальной характеристикой его сознания, существования, то политическое высказывание как бы продляет его жизнь – из плохого сегодня оно зовет его в хорошее завтра. Политическая речь задействует этот антропологический механизм, обещая человеку завтрашний день – маленькое спасение, маленькую сотериологию. Но ведь каждый из нас живет в сегодняшнем дне, и мы никогда с уверенностью не можем сказать, наступит ли завтра. Поэтому политики, чтобы находиться у власти завтра, его для себя покупают сегодня.

И.В.-Г. А когда это «тоталитарное сегодня» началось? В 1930-е, когда политика выжала из человека все соки, превратив его в политическое животное на 99 %, или позже, с приходом новых технологий?

А.Н. А черт его знает… Ну вот, скажем, в 1920-х, которые были во всем мире значительно более либеральным временем, а точнее просто другой эпохой по сравнению с 1930-ми, пенитенциарная система в Европе и США была в большинстве случаев сравнительно мягкой по сравнению с «тоталитарными тридцатыми», хотя такое утверждение нуждается в корректировке. Например, американские 1930-е были более амбивалентными, чем немецкие или советские. С одной стороны, страной во многом правили гангстеры, они же становились героями масс-медиа и сильно повлияли на продукцию Голливуда; с другой стороны, когда преступников ловили, то они часто сбегали из тюрем без особых хлопот. Знаменитый Клайд Бэрроу сбежал из тюрьмы при помощи пистолета, который ему передала его подруга Бонни Паркер, а Джон Диллинджер, «враг общества номер 1», как его называло ФБР, и вовсе сбежал при помощи бумажного муляжа. Попробуйте проделать тот же трюк сегодня…

Собственно, это и подвигло директора ФБР Эдгара Гувера к реставрации Алькатраса – тюрьмы, в сравнении с которой другие тюрьмы были санаторием. Практика, которую стали применять к заключенным в Алькатрасе, была новаторской и в ряде моментов схожа с практикой нацистских лагерей. Одна из самых интересных особенностей состояла в том, что заключенные лишались своих имен, получая взамен номер. Они были де-идентифицированы. Сам ли Гувер придумал этот вполне метафизический ход или кто-то из его помощников, но это дало старт «эпохе Просвещения» внутри пенитенциарной системы. Известный Птицелов (Роберт Страуд), о чьей жизни в тюрьме позже снимет фильм Джон Франкенхаймер, носил номер 594. В столовой Алькатраса были установлены баллоны с газом, а сама тюрьма была обнесена двумя рядами колючей проволоки. Кроме того, в Алькатрасе практиковалась изоляция провинившихся, так называемые «дыры», сырые помещения без света, куда заключенных отправляли нагишом. Попытки самоубийств в дырах были самыми многочисленными. Алькатрас, вероятно, – первая нацистская институция в Америке, и не случайно, что она возникает практически одновременно с немецким концлагерем Дахау.

И.В.-Г. Алькатрас уже давно закрыт, а жить сегодня, если верить Вашему анализу, не стало лучше и веселей…

А.Н. Это кому как… В Алькатрасе, как и в кострах на площадях, повторю, сегодня нет необходимости. Сегодня у вас есть смартфон, потому что вы хотите иметь такую штуку. А завтра его у вас уже не может не быть. В недалеком будущем, я думаю, бумажные паспорта выйдут из обихода, как вышли из обихода библиотечные карточки, и ваш сотовый будет вашим паспортом-поводком. По нему, при необходимости, вас можно будет отследить, проверить и устранить, если нужно. Нацистский лозунг гласил: «Работа делает свободным»; сегодня вам говорят: «демократия и Европа делают вас свободным». Сегодня форма политического контроля 1930-х попросту устарела.

В наши дни у политиков нет возможности устраивать массовый террор а 1а 1930-е, когда определенная группа населения объявлялась врагом, которого судили и затем расстреливали. Остальные напуганы и одновременно счастливы, что их пока это не коснулось. В наши дни врагов нет, вернее – они невидимы: это террористы всех мастей, страны-изгои и прочие плохиши, о которых никто не имеет никакого понятия. Более того, они бы могли не существовать вовсе, и это бы ничего не изменило. Важно то, что за всеми этими наименованиями может скрываться кто угодно: например, вы или я.

Когда, скажем, во французском аэропорту, прежде чем вас посадить в самолет, вас тщательно обыскивают как преступника или ссыльного