Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура

– Развитие технологий искусственного интеллекта – это и есть процесс репродуцирования Человека, – ответил исследователь на заданный VOICE вопрос. – Грубо говоря, мы наделяем машину памятью. Например, если нам нужно научить искусственный интеллект играть в сеги, то нужно загрузить в него сведения о как можно большем числе уже сыгранных людьми партий.

– Получается, Человек заключается не в теле, а в его собственной памяти?

В глазах девушки блестел восторг, настолько ее увлекала беседа с этим исследователем.

– Верно! Именно поэтому даже если случится так, что я, например, попаду в серьезную аварию и все мое тело станет одним большим механическим протезом, я все равно буду собой, пока у меня будет память. А вот если, наоборот, с телом ничего не случится, а память сотрется, то и меня уже не будет.

Эта девушка из окна отеля рассеянным взглядом окидывала ночной квартал. Она тогда сообщила, что полностью забыла, как раньше ей удавалось писать тексты, как у нее получалось вкладывать чувства в музыку. Получается, с тех пор она перестала быть VOICE?

– Но если пытаться придать искусственному интеллекту человеческую индивидуальность, привить способность создавать что-то уникальное, то, наверное, его придется лишить какой-нибудь части памяти. Например, заставить забыть о красном цвете, о море или, допустим, о любви… – подводила она обсуждение к логическому завершению.

Вероятно, она права. Возможно, индивидуальность появляется как раз из нашей неполноценности. Картины, написанные художником, не знающим о красном цвете; книги, созданные писателем, забывшим о любви, – такие произведения наверняка запали бы в души людей. Появилось ли в жизни VOICE что-то благодаря утрате памяти о музыке? Идзуми хотел лично спросить у нее об этом.

– Все-таки увольняешься? – вылетел вопрос из уст Идзуми, пока мыслями он был еще в другом месте.

– Да, простите. – Нагаи убрал телефон в карман и потупил голову.

– А кто мне тогда в кафе перед переговорами обещал усердно работать?

– Вы меня не переубедите. Я уже принял решение. Сегодня хотел вам все рассказать…

– То есть ты, зная о том, какой предстоит разговор, рассудил, что коридорный диванчик сойдет для этого дела? – ухмыльнулся Идзуми.

– Ну это и не настолько серьезный разговор, чтобы вести его в формальной обстановке зала для совещаний, – заулыбался Нагаи в ответ.

О намерении Нагаи уволиться начальник сообщил Идзуми еще позавчера. Причина ухода, которую назвал коллега, была самой тривиальной – стремление попробовать свои силы в новой сфере профессиональной деятельности. Но Идзуми не мог даже предположить, с чем действительно связано такое решение Нагаи, ведь ему как раз сейчас открылось столько возможностей!

– Вы и впрямь не помните, да? – забавляясь, уточнил Нагаи: он словно слышал внутренний голос Идзуми. – Я же постоянно говорил, что всегда больше хотел работать с картинкой, а не с музыкой.

Идзуми порылся в памяти, и теперь ему казалось, что Нагаи действительно когда-то такое говорил. «Мне бы в киноиндустрию, а не здесь штаны протирать», – что-то в этом духе. Но Идзуми думал, что это простая ирония, и не воспринимал подобные высказывания всерьез.

– Один человек из кинокомпании, которая мне приглянулась, когда я еще работал над клипом MUSIC, предложил присоединиться к ним. Он сказал, что сейчас не хватает хороших кинопродюсеров.

– В нашей компании тоже можно было бы заниматься продюсированием: у нас же выпускают какие-то аниме и короткометражки.

– Да я понимаю. Но тут такой шанс – им грех не воспользоваться! Я хочу создать такой фильм, о котором будут говорить даже в той деревушке, где живут мои родители; такой фильм, который будут показывать в крупных кинотеатрах. И может, прозвучит глупо, но я хочу, чтобы в финальных титрах такого фильма было мое имя! Это же какая память будет!

Черноволосого парня уже нигде не было. Из репетиционной слышались резвые звуки дуэта электрогитары и ударных. Вероятно, велась подготовка следующего релиза. Вот только мажорный лад новой композиции никак не сочетался с образом паренька.

– Ладно, я понимаю. Поговорю с Осавой-сан, чтобы подыскали кого-нибудь, кому ты передашь свою работу над нынешними проектами.

– Спасибо вам большое, – произнес Нагаи, склонив голову, с которой он предварительно снял свою вечную кепку. – Думаю, босс без меня грустить не будет: я ему не особо-то пришелся по душе.

– Неправда! Я же тебе говорил, когда ты только устроился, что тебя раздобыл не я, а Осава-сан.

Услышав об этом, Нагаи немного дернулся от неловкости.

– Да?.. Совсем из памяти вылетело… – протянул он себе под нос и вернул на голову кепку, надвинув козырек на глаза, словно желая спрятать их.

По дороге со скрининга Идзуми с женой зашли в магазин товаров для новорожденных.

Шел девятый месяц беременности, и Каори, судя по ее виду, приходилось уже нелегко. Идзуми готов был сам сходить за покупками, но Каори настояла на том, чтобы пойти с ним: сказала, что хочет прогуляться.

Подгузники, плотные гигиенические салфетки, пластиковый нагрудник, ложечка для детского питания. Казалось, все, что только можно, уже было закуплено и лежало дома в ожидании малыша, но, пробегая глазами по ассортименту на полках, они все время натыкались на что-то упущенное прежде из внимания. Супруги ходили меж стеллажей и совещались, нужно ли брать ту или иную вещь, не забывая про выделенный ими «на первое время после родов» бюджет. К концу проделанного по магазину круга тележка оказалась заполнена. Глядя на ее содержимое, Идзуми испытал дежавю: примерно такие же вещи он набирал для ухода за мамой.

Суббота – от касс тянулись километровые очереди, оставлявшие время для размышлений. Можно было заметить, что в этом магазине собиралась определенная категория людей. Много семейных пар. И таких, которые уже нянчатся с младенцем, и тех, кто как раз ожидал его появления на свет. В воздухе витало легкое напряжение.

– Когда я узнала, что беременна, особой радости, если честно, не почувствовала, – призналась Каори. Она стояла рядом с мужем, сжимая в руках упаковку подгузников. Идзуми не сразу понял, что эти слова произнесла именно его жена. – Столько всяких мыслей сразу тогда свалилось. «А смогу ли я и дальше работать?» «Это теперь от алкоголя придется отказываться?» «Несколько лет без отдыха за границей…» Голова кругом шла.

– Мама! – потерянно долетело слева, из отдела игрушек. Тоненький голосок принадлежал девочке примерно двух лет, которая неуклюже семенила по проходу в шлепающих по полу розовых сандалиях.

– Сердце разрывалось при мысли, что придется уходить в декрет. Я столько трудилась, чтобы мои навыки по достоинству оценили, столько работала над расширением деловых связей, наконец я могла заниматься тем, что меня интересовало больше всего! И вмиг все рухнуло. Мне