Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура

в их с мамой маленький дом, где в вазочке обязательно стоял цветок. Тюльпан, космея, гортензия, подсолнух, гербера, маргаритка, камелия, роза, рапс – цветы угасали, не привлекая к себе лишнего внимания, они лишались красок жизни и оставляли после себя только память о былой красоте.

Белоснежное лицо Юрико, освещаемое яркими вспышками, приобретало то желтые, то красные, то зеленые – самые разные оттенки. Но, какой бы ни был цвет, всегда одинаково поблескивали слезы на ее лице. Идзуми не мог избавиться от ощущения, что он где-то уже наблюдал похожую картину, но понятия не имел, когда это могло быть. Он был уверен, что в этом воспоминании, которое он пытался сейчас нащупать в непроницаемой тьме, было что-то очень важное. Там были слова, которые ни в коем случае нельзя было забывать. Но сколько бы Идзуми ни бродил по неосвещенным закоулкам своей памяти, он так и не мог ничего найти.

* * *

Они плыли в потоке смывающей все перед собой толпы. Идзуми крепко держал маму за руку.

– Тебе понравились фейерверки? – поинтересовался он.

Последовало молчание.

– Хочу яблоко в карамели! – заканючил из-за спины голос, который, казалось, принадлежал какой-то девочке.

Идзуми почувствовал, как его тянут за руку. Он обернулся и увидел Юрико, взгляд которой был прикован к палатке, зажатой между небольшим павильоном с детскими аттракционами и лавкой, где продавали сладкий строганый лед; к палатке, на синей вывеске которой красовалось изображение красного яблока. Там, на прилавках, в специальных подставках на равном расстоянии друг от друга аккуратно были расставлены рядами безупречные яблоки, надетые на палочки. Фрукты были покрыты гладким слоем карамели, который волшебно блестел в свете ламп. Будь это кулинарное изделие представлено на выставке художественного стекла, никто бы и не заподозрил ничего неладного.

– Я устала. И хочу яблоко в карамели!

Когда Идзуми собственными глазами увидел, как Юрико произносит эти слова, он понял, что и предыдущая фраза сказана ей же.

Это был совершенно другой человек, не тот, что несколько минут назад восторженно наблюдал за фейерверками. Теперь в теле Юрико был маленький ребенок.

– Сейчас здесь слишком много народу, так что давай как-нибудь в следующий раз, ладно? – возразил Идзуми и слегка потянул мать за руку. Он думал только о том, как бы поскорее выбраться из этого столпотворения и вернуться в номер отеля.

– Хочу сейчас! – встала в позу Юрико. Ее теперь было не сдвинуть с места. – Яблоко в карамели! Хочу яблоко! Хочу! Хочу! Прямо сейчас хочу!

Прохожие стали коситься на женщину, которая выпрашивала сладость, как малое дитя. Идзуми сгорал от стыда. Дабы все это быстрее прекратилось, он поддался маминой прихоти. Он нагнулся и сказал ей на ухо:

– Хорошо-хорошо. Сейчас куплю. – И тут же спохватился: палатка была на противоположном берегу, предстояло пробираться через русло буйной толпы и с мамой осуществить такой переход было бы тяжело. – Я сейчас пойду куплю яблоко и тут же вернусь, а ты посиди вот здесь и подожди немного. Только ни в коем случае никуда не уходи! Я мигом!

Идзуми некоторое время колебался, но в итоге все-таки усадил маму и нырнул в толпу, взяв направление к палатке с яблоками. Люди пихались локтями, толкались плечами, некоторые издавали недовольное цоканье. Как окружающие не понимали: ему нужно как можно быстрее купить это яблоко в карамели и вернуться к матери. Но Идзуми осознавал, что если искать в этой толпе возмутителя спокойствия, то в первую очередь это будет он сам. Так что Идзуми умерял свою раздражительность и продвигался дальше, постоянно оглядываясь и проверяя, на месте ли мама.

* * *

– Вам одну штучку? Триста иен, – дружелюбно произнес продавец, немного настороженно глядя на всполошенную фигуру у прилавка: Идзуми добрался до палатки весь мокрый, хоть отжимай.

Идзуми сначала подтвердил, что ему нужно только одно яблоко в карамели, но потом подумал, что было бы здорово составить маме компанию, и попросил дать еще одну штучку. Он протянул купюру номиналом в тысячу иен и получил взамен два яблока, надетых на бамбуковые шпажки, и несколько монет сдачи. С добытым сокровищем в руках Идзуми развернулся и не увидел мамы. Он вытянулся, чтобы получше разглядеть то место, где оставлял Юрико, но ее там уже и в помине не было.

Из уст растерянного Идзуми вырвался набор звуков. Теперь он корил себя: что же он наделал, нельзя было оставлять маму одну; хоть как, но ее нужно было привести сюда за собой; нет: нужно было вообще не потакать ее прихотям и сразу возвращаться в отель. Придя в себя, Идзуми твердо решил, что сейчас не время рассуждать, как следовало поступить: надо искать Юрико. Он настроился и снова погрузился в людской поток.

– Мама! – кричал Идзуми, приподнимаясь над толпой. Его голос безуспешно тонул в море звуков. В этой черной гуще волнами плыли головы людей. С ростом Юрико ее легко мог захлестнуть очередной гребень. – Мама! Подними руку, если ты меня слышишь! – продолжал надрывать голос Идзуми, хотя и понимал, что ему не стоит сильно рассчитывать на ответ.

Периодически он замечал на себе взгляды темных глаз.

Они с порицанием смотрели на внезапно расшумевшегося человека. Да и несложно представить, какое клоунское зрелище он собой представлял: кричащий мужчина с высоко поднятыми в руках яблоками на шпажках. Идзуми и сам желал бы сейчас же избавиться от этих сладостей, но не в состоянии был этого сделать, петляя в толпе и пытаясь от нее отделиться.

Идзуми судорожно несся вдоль улицы, забегая в двери всех расположенных по пути заведений: он искал маму и в супермаркетах, и в караоке-барах, кафешках, сувенирных лавках. Ее нигде не было.

Во всех магазинах он вылавливал сотрудников, повторяя как заведенный: «К вам не заходила женщина лет семидесяти низкого роста в белом юката?» Все только пожимали плечами. Идзуми внезапно подумал, что мама могла сама вернуться в отель. Он тут же бросился туда. Ворвавшись в главный холл, он задавал всем попадавшимся на глаза работникам один и тот же вопрос. Но не было никого, кто бы видел Юрико.

С улицы послышался нарастающий пронзительный вой сирены, Идзуми повернулся к окнам и сразу заметил проезжавшую мимо белую карету скорой помощи. Он почуял неладное и рванул к выходу. Ему было некогда ждать открытия створок автоматических дверей, и он боком проскользнул в чуть раскрытую щелку. Оказавшись на улице, он пустился вслед за красным огнем мигалки, бегающим по кругу. Машина рассекала толпу: поток людей расступался, как воды перед Моисеем, освобождая путь.

Сирена замолчала, когда