Новый Мир ( № 10 2013) - Новый Мир Новый Мир

Круг замкнулся, отгадка найдена. Вот почему ее «письмо к миру» дошло и прочитано. Ведь только любовные письма и доходят.

Татьяна Стамова

(19)

Шип, чашелистик, лепесток,

Обычнейший рассвет,

Пчела иль две, росы глоток,

Бриз, шорох в листьях, птичий свист —

И я — цветок!  

(301)

Понять: Земля — кратка

И абсолютна Боль —

И задана Тоска,

Но что с того?

Понять: нет Сил таких,

Чтоб одолеть Распад.

Известен Результат,

Но что с того?

Понять: Небесный Сад —

Всего лишь — Вариант,

Задачу упростят,

Но что с того?

(328)

Мой королек не знал,

Что я смотрю за ним.

Он клювом червяка схватил

И съел его — сырым!

Потом попил росы

Из чашечки листа,

Потом с дорожки отскочил,

Чтоб пропустить жука,

И бусинами глаз

Испуганно смотрел,

Не прячутся ли где враги,

И головой вертел.

Я крошку предложила

Ему — а он в ответ

Расправил крылья и поплыл

Через полдневный свет —

Так лодочка спешит

Осилить океан —

Мелькнет серебряный стежок —

И убежит в туман.

(828)

Мой Робин — это тот,

Что в марте — вдруг — зарю

Пробьет скупой морзянкой,

Чудным своим тюрлю.

Мой Робин — это тот,

Что ждёт на весь закат

Разлиться вестью ангельской,

Когда апрель у врат.

Мой Робин — это тот,

Что — молча — из гнезда

Удостоверит: мир, и дом,

И святость — навсегда.

(1298)

Вот этот гриб — он эльф

Растений — пилигрим —

То нет его, то вновь стоит

Под зонтиком своим!

И ждет чего-то, медлит,

Меж тем весь срок его

Быстрее, чем бросок змеи,

Не дольше — чем зевок.

Он — маг, и он — факир,

Пришелец ниоткуда...

Иль просто выскочка, мираж —

Претензия на чудо?

Его присутствие траве —

Я вижу — даже льстит —

Он как таинственнейший цвет

Тупому пню привит.

Он что-то замышляет!

Но что — скрывает грим.

Природа — он твой еретик!

Но кто поспорит с ним?

Перевод Татьяны Стамовой

Кружков Григорий Михайлович — поэт, переводчик, литературовед. Переводил стихи многих английских поэтов (Уайет, Гаскойн, Сидни, Рэли, Донн, Шекспир и др.). Защитил диссертацию в Колумбийском университете (США). Лауреат нескольких литературных премий, в том числе Государственной премии РФ (2003). Постоянный автор «Нового мира». Живет в Москве.

Стамова Татьяна Юрьевна — поэт, прозаик, переводчик английской и итальянской поэзии. Окончила МГЛУ (МГПИИЯ им. М. Тореза). Среди переводов: Леопарди, Милтон, Чосер, Хопкинс, Водсворд и др. Живёт в Москве. В «Новом мире» публикуется впервые.

•  •  •

Этот, а также другие свежие (и архивные) номера "Нового мира" в удобных для вас форматах (RTF, PDF, FB2, EPUB) вы можете закачать в свои читалки и компьютеры  на сайте "Нового мира" -  http://www.nm1925.ru/

Два капитана

Симкин Лев Семенович — доктор юридических наук, профессор Российской государственной академии интеллектуальной собственности. Родился в 1951 году. Автор многих научных трудов и публикаций, а также книг на исторические темы: последняя — «Полтора часа возмездия» (2013). Живет в Москве.

4 августа 1944 года на скамье подсудимых в военном трибунале Киевского военного округа в окружении конвоя сидели два капитана Красной армии. Оба предстали перед судом по обвинению в измене родине, а точнее, в предательстве членов киевского подполья [1] . Костенко Иван Иванович, 1907 года рождения, украинец, из крестьян, бывший член ВКП(б), не судимый, капитан РККА, до войны начштаба 224-го стрелкового полка. Несвежинский Абрам Зельманович, он же Нестеров Александр Алексеевич, 1910 года рождения, из рабочих, еврей, бывший член ВКП(б), судим в 1934 году за очковтирательство, капитан РККА, до войны начштаба, перед пленением командир 194-го стрелкового полка.

Между ними было немало общего, не одно только воинское звание. Перед войной оба служили на Украине, их полки дислоцировались недалеко друг от друга. Оба, хотя и в невысоких чинах, занимали довольно-таки крупные должности, и это притом что один из них имел судимость. Быстрое продвижение по службе, вероятно, объяснялось предвоенными репрессиями среди командного состава, из-за чего в армии возникло много вакансий. Оба попали в плен в Уманском котле в августе 41-го года, в сентябре оказались на свободе. Два года жили на оккупированной территории, причем жили неплохо, заводили романы с женщинами, у капитанов водились деньги, и немалые, поскольку они занимались нелегальной торговлей, проще говоря — спекуляцией. В сентябре 43-го, когда Красная армия была уже совсем близко, решили примкнуть к борьбе с оккупантами и вошли в подполье, заняли в нем высокое положение, но скоро вместе с другими подпольщиками были арестованы немецкой контрразведкой. В тюрьме оба пошли на сотрудничество с немцами, за что военный трибунал приговорил их к одной и той же мере наказания — десяти годам лагерей плюс три «по рогам», то есть поражения в правах. Дальнейшую их судьбу выяснить не удалось — в материалах дела ничего не нашлось, ничем не смогли помочь и украинские историки, знатоки киевского подполья, прошерстившие все тамошние архивы.

Почему я, собственно, вообще заинтересовался этой историей? Она поразила меня своей непохожестью на все мои представления о том времени и месте, когда происходили описываемые ниже события. Под временем имеются в виду годы оккупации, а под местом — город Киев и не только: в ходе великой войны под немцами оказались территории восьми союзных республик, двенадцати российских краев и областей, за линией фронта — около 70 миллионов человек [2] . Судя по материалам этого уголовного дела, устройство их жизни отличалось некоторыми особенностями, о которых мне прежде слышать не доводилось.

Из плена

Иван Костенко поведал суду, что из лагеря военнопленных был освобожден «как рядовой и украинец». И это, скорее всего, чистая правда, первое время немцы освобождали пленных украинцев, за исключением тех из них, кто были командирами, то есть имели офицерские звания. Значит, Костенко, оказавшись 7 августа 1941 года в плену, выдал себя за рядового бойца.

«Попал в окружение, откуда каждый выходил самостоятельно, — отвечал он на вопросы судей, — тогда уничтожил партбилет и выбросил наган... Я проявил трусость и считал бесцельным оказывать сопротивление». «А что другие командиры?» — спросили его. «Кто как. Комиссар Батраков в плен не сдался, покончил жизнь самоубийством». Сам же «проявил малодушие, остался проживать на оккупированной территории и бездействовал, что лично для меня непростительно как для бывшего коммуниста и командира Красной армии».