Первая колония - Юрий Ижевчанин

— Правильно говорили древние, что муж мудрой жены смотрит четырьмя глазами и слушает четырьмя ушами.

И тут Атару вдруг пришла в голову озорная мысль, которая дала возможность супругам немного посмеяться.

— Ну, если местные мужчины помешаны на ревности и не видят чужих женщин, кроме шлюх, то наши гетеры для них будут как небо, обрушившееся на землю!

И оба весело рассмеялись, представив себе шок агашцев при знакомстве с великолепными гетерами и художницами старков.

Урс Ликарин, получивший за храбрость и пленение ихланского царя дворянское достоинство, золотую пластину на панцирь, новые доспехи, драгоценное оружие и сто золотых, уже спустил свои деньги. Он сразу же, как только был разбит лагерь, начал осыпать комплиментами и подарками Киссу, и ей пришлось вспомнить свое обещание в Карлиноре. Урс был на седьмом небе от счастья. А когда его поддевали товарищи, что у него осталось лишь оружие и броня, он ответил:

— У меня остались оружие и броня. У меня есть любовь, моя смелость и мой дух. У нас у всех остался наш любимый царь-полководец, его счастье и его благословение. С ними я добуду себе то, что мне будет нужно. А золотые как пришли, так и ушли. Осталось счастье.

— Но ведь любовь гетеры непостоянна. Счастье пройдет.

— Счастье останется, пройдет любовь. Жениться я на ней все равно не смогу: я не король и не принц. А воспоминания меня будут греть всю жизнь.

Слышавшая этот разговор Кисса при всех обняла и поцеловала бывшего мужика, а ныне благородного гражданина.

— Не бойся, Урс, и не расстраивайся, что твое золото кончилось. Не кончилась моя любовь к тебе. Еще неделя любви у тебя осталась. А, может быть, и больше. Ты быстро становишься все обходительнее и тоньше в общении, осваиваешься в высшем обществе. Я чувствую, что ты можешь стать основателем славного знатного рода. А первый в своем роде почти всегда самый лучший в нем.

Урс ответил стихом:

Вечно копаясь в земле, чувствами стал я калекой:

Не видел мощной земной, ясной небесной красы.

Только в борьбе и в любви стал наконец Человеком,

И мне в награду пришли страстного счастья часы.

То, что с тобой пережил, жарких объятий царица,

Не потеряю вовек в жизни людской суете.

Обнял душою весь мир, стер с невозможным границы,

Дерзко взлетаю теперь к грозных небес высоте.

Кисса обняла Ликарина и поцеловала его так, что полгода назад он сошел бы навсегда с ума. А сейчас в ответ он сгреб ее своими ручищами и ответил так сильно, что, оторвавшись от него, гетера ласково упрекнула:

— Ты чуть не сломал меня и не выпил меня заживо.

В один из дней, когда снаружи лил ливень и дул холодный шквалистый ветер, царь Атар и князь Тлиринташат сидели за чашей горячего вина в княжеском дворце и вели неторопливую беседу один на один. Древний язык отлично им служил, позволяя общаться без лишних ушей. Поскольку царь не собирался обосновываться вблизи княжества, интригами можно было практически не заниматься, и двое владык наслаждались тем, что они могли наконец-то поговорить с кем-то как равный с равным и как человек с человеком.

— Мы все слышали легенды о великой Северной Империи. Изредка здесь появлялись ваши купцы, еще реже наши либо агашские корабли добирались до Мастрага, но впервые я вижу здесь столько ваших людей, и среди них знатных персон, — заметил агашец.

— До нас тоже доходили слухи о великом южном царстве Агаш. Я рад, что теперь я познакомлюсь с вашим народом, который знаменит своими прекрасными ювелирными изделиями. Жемчуга и янтарь из Агаша у нас ценятся исключительно высоко.

— Ну так же, как изделия ваших златокузнецов и драгоценное оружие ваших Великих Мастеров у нас, — улыбнулся князь и произнес двустишие на Древнем Языке:

Каждому нужно редкости, из дальних стран привезенные.

Великолепья своих не видим мы все в суете.

Царь внутри себя остолбенел. На Древнем Языке и древним слогом стихи в Империи не слагали. Обычные стихи писались на новых языках. Порою переходили на Средний, слагая пятистрочные танки. Но вызов был брошен, и в грязь лицом ударить не хотелось. Царь выбрал другую форму древнего стиха.

Увидел прекрасный дворец острова мирных людей,

Услышал старинный язык в городе лучших друзей.

Встретил достойных мужей в сказочном дальнем краю,

Знаю, с кем рядом теперь стану в ближайшем бою.

— Все точно! Чувствую я, что мы с тобой, твое величество, скоро еще и подеремся бок о бок. Местные горцы у нас очень благочестивы. Паломников, идущих в Монастырь, они не трогают: это великий грех. А на обратном пути эти люди ведь паломниками не считаются. Вот их можно захватить и пограбить. А перед тем, как убить, попросить у них прощения и благословения.

— Ну нас с тобою они убивать не будут. Выкуп потребуют. — улыбнулся царь.

— А это смотря в какой день захватят. Если в постный, то взятие раба в постный день приравнивается к мясоедству. Так что необходимо либо отпустить, обобрав до нитки, либо убить на месте.

— Да. В вере у вас люди крепки и строги, — улыбнулся царь.

— Настолько крепки, что, захватив женщин в постный день, они их убивают, прежде чем грабить, чтобы даже мысль о прелюбодеянии с ними не проникла в их добродетельные головы. А вот если женщина попадется в обычный день, то ее вполне могут изнасиловать и отпустить с миром, естественно, ограбив до рубашки либо дочиста: они же добрые последователи веры Победителей и не должны убивать зря, тем более тело, в котором, может быть, зачат их ребенок. Ведь по их обычаям даже второй жены не полагается. А наложниц они вообще иметь не могут: сожительствовать с рабыней — великий позор для свободного и гордого горца. Вот поиметь ее пару-тройку раз — меньший грех, если после этого продаешь другому.

— Очень набожные горцы, однако!

— Да еще и благочестивые, как я уже говорил. От каждого грабежа отделяют десятину и раз в год обязательно отправляют в Монастырь по мужчине и женщине из каждого рода внести ее и замолить свои грехи.

— Ну что ж. К опасностям нам с тобой, князь, не привыкать. Но хорошо, что рассказал об обычаях.

— До нас дошли легенды о небесных танцовщицах, которые пляшут в ваших храмах и во дворцах ваших царей. И я даже слышал, что ты привез с собой таких рабынь.

— Своих горцев ты, князь, прекрасно знаешь. А нас знаешь так же плохо, как и мы агашцев. Сейчас мы очищаемся перед паломничеством, а после возвращения я тебе покажу наших гурий. Только они не рабыни, и заранее откажись от мысли, что ты сможешь попросить одну из них в подарок. Они свободные знатные женщины.