Пять дней после катастрофы. Жизнь и смерть в разрушенной ураганом больнице - Шери Финк

воде, но потом стал страдать от жары и дышать тяжело, с хрипом. Дочь доктора Кука, медсестра отделения интенсивной терапии Стефани Мейбаум, хотела облегчить состояние Рольфи с помощью запасов кислорода, сохранившихся в пустом хирургическом корпусе, отделяемом от главного здания пешеходным мостиком. Пес с трудом поковылял туда на трясущихся лапах. Но, едва войдя в здание хирургического корпуса, рухнул на пол и забился в конвульсиях.

Кук назначил «Рольфи Мейбауму» пять таблеток противосудорожного препарата фенобарбитала по 100 миллиграммов из больничной аптеки. В том же рецепте он заказал восемь шприцов мощного анестезирующего средства под названием пентотал, по полграмма в каждом. В штате Луизиана выписывать лекарства животным могут только дипломированные ветеринары. Но, учитывая ситуацию, заведующий фармацевтическим пунктом закрыл на это глаза. Однако, прежде чем выдать требуемый набор, все же потребовал написанный рукой Кука рецепт.

Кук начал вводить Рольфи пентотал. Потребовалось несколько доз, прежде чем он умер. Кук также провел эвтаназию одной из трех принадлежавших его дочери кошек, которая мучилась из-за абсцесса зуба.

Домашних животных не разрешалось брать с собой ни в лодки, ни в вертолеты. Это вызвало у людей страх, что их любимцев спасать не будут. Хозяева двух изнеженных золотистых ретриверов, перед тем как их эвакуировали на лодке, оставили псов в кабинете Кука, взяв с него слово, что он не оставит их страдать и умирать в одиночестве. Доктор Кук усыпил и их тоже.

После смерти Рольфи доктор Хорас Бальц увидел, что жена и дочь Кука плачут, и поинтересовался, что случилось. Эвин Кук рассказал ему все со своими обычными шутками и прибаутками, за которым скрывал свою скорбь. Однако Бальц этого не понял, и «дьявольский» смех Кука его неприятно поразил.

Примерно в два часа дня Кук медленно поднялся наверх, чтобы проверить, как дела на восьмом этаже, в реанимационном отделении, где он проработал много лет. Большинство пациентов отделения были эвакуированы еще во вторник, но четверо больных, в отношении которых имелось распоряжение о непроведении реанимационных мероприятий, все еще оставались в своих палатах.

«Что здесь происходит?» – спросил Кук у четырех медсестер, которых он застал в отделении. Все они собрались у кровати одной из пациенток, семидесятидевятилетней женщины с запущенным раком матки, во времена сегрегации работавшей медсестрой в одной из новоорлеанских больниц. Стихийное бедствие и его последствия не позволили перевести Дженни Бёрджесс в обычную палату для проведения симптоматической терапии, чтобы просто облегчить ее состояние. Она осталась в реанимации, и медсестры отделения каждые несколько часов вводили ей небольшие дозы морфия, чтобы уменьшить боль. Кук открыл историю болезни Дженни. В ней было указано, что в понедельник ночью, после урагана, она вела себя беспокойно и кричала. Во вторник ее осмотрел хирург и написал, что основные жизненно важные функции организма больной остаются достаточно стабильными и что, когда он с ней заговорил, она ему отвечала. Затем в час пятнадцать ночи среды подключенные к больной электронные мониторы перестали работать, поскольку в том крыле больницы, где находилось реанимационное отделение, из-за остановки работы резервной подстанции отключилось электричество. В то же время лекарства, физраствор, сахар и электролиты в организм больной продолжали поступать, поскольку подающая их аппаратура работала на батареях. Так продолжалось в течение двух часов, после чего батареи разрядились. Тогда медсестры стали обеспечивать подачу жидкостей через капельницы гравитационным способом, контролируя дозировку с помощью скользящих зажимов.

Наступил новый день. Глаза пациентки оставались закрытыми, дыхание было учащенным и неритмичным, словно тиканье электронных часов, у которых садилась батарейка. Временами дыхание полностью останавливалось на десять-пятнадцать секунд.

Кук осмотрел Дженни Бёрджесс. Из-за болезни в ее теле скопилось столько жидкости, что он оценил ее вес более чем в триста фунтов, что, конечно, было больше обычного для нее значения. В результате осмотра доктор пришел сразу к нескольким выводам. 1. Учитывая, как тяжело дался ему подъем по жаре на восьмой этаж, вернуться в отделение реанимации еще раз он не сможет. 2. Учитывая огромный вес пациентки, спустить ее вниз по лестнице на шесть этажей будет попросту невозможно. 3. Даже при самом удачном стечении обстоятельств жить пациентке, скорее всего, оставалось сутки, вряд ли больше. К тому же четверо медсестер, которых Кук застал в реанимационном отделении, откровенно говоря, были нужны в других местах, хотя доктор не имел полномочий указывать им, куда они должны отправиться.

Ответом на все вопросы для Кука стал препарат, который уже несколько дней подряд фигурировал в истории болезни Дженни Бёрджесс. Морфий, сильный наркотик, часто использовали для того, чтобы облегчить пациентам боль или дискомфорт. Но в то же время он обладал свойством замедлять дыхание, а при резком увеличении дозы мог вызывать смерть.

Врачи, медсестры и специалисты по клиническим исследованиям – словом все, кому так или иначе приходилось иметь дело с пациентами, находящимися при смерти, сказали бы, что этот «двойной эффект» не представляет большой опасности, если препарат вводится правильно, с учетом особенностей состояния больного. Для Кука же это было вовсе не очевидно. Он искренне считал, что любой врач, назначающий пациенту большую дозу морфия и не понимающий при этом, что он, возможно, раньше времени отправляет больного в могилу, очень наивен. «Этим мы их просто убиваем» – вот так, если выражаться без обиняков, можно было определить отношение доктора Кука к подобной практике.

Фактически грань между убийством и оказанием медицинской помощи в таких случаях была очень тонкой, и все зависело от того, каковы намерения человека, назначающего препарат. Кук как пульмонолог часто оказывался в подобном двойственном положении и гордился тем, что его считали одним из лучших специалистов по сложным, неоднозначным ситуациям, когда больной находился в терминальном состоянии. Например, когда сам пациент либо его родственники принимали решение отключить аппаратуру искусственной вентиляции легких, Кук прописывал больному морфий, чтобы несчастный не испытывал страданий в последние минуты жизни, задыхаясь и хватая ртом воздух.

В подобных ситуациях морфий требовался в довольно больших дозах – таких, которые существенно подавляли у пациента функцию дыхания. Целью в таких случаях было облегчить страдания, но, по сути, введение морфия ускоряло смерть, и Кук это прекрасно знал. Как-то он сказал по этому поводу, что разница между тем, что этично, а что незаконно, «настолько мала, что ее подчас невозможно заметить».

Однако Кук не мог не признать, что ситуация с Бёрджесс была иной. Благодаря регулярному введению небольших доз морфия она находилась фактически в бессознательном состоянии и при этом не ощущала ни сильной боли, ни явного дискомфорта. В такой ситуации худшим вариантом, который мог представить себе доктор Кук, было бы, если