Мужей много не бывает - Адель Паркс

Я несчастна, когда Стиви нет рядом со мной, и мне становится еще хуже, когда я признаюсь себе в этом. Я счастлива, когда я рядом с ним или думаю о нем. Но и от этого мне тоже плохо. Мои чувства к Стиви губительны. Незаконны. Ведь, в сущности, это же любовная связь, хоть и без секса и с моим собственным мужем. У меня ото всего этого голова кругом идет. Дело в том, что, кроме того, что мне недостает капельдинерш в кинотеатрах, больших печений «Вагон-Вилс» и субботних поездок на рынок, я еще скучаю по Стиви. Я очень скучаю по Стиви.

Мы с Филипом сидим позади Стиви и Лауры. Стиви неукоснительно следует моим указаниям. Он очень сдержан со мной и совсем не похож на того Стиви, который совсем недавно приходил на назначенные мной тайные свидания. И хотя я признательна ему за то, что он так точно следует разработанному нами плану, в то же время меня до глубины души обижает его холодность по отношению ко мне и та теплая предупредительность и искренняя нежность, которые он демонстрирует по отношению к Лауре. Ничего не могу с этим поделать, страдаю и кажусь сама себе сволочью. Внутренне истекая ядом, я наблюдаю, как они чокаются фужерами, кормят друг друга орехами кешью и смотрят один и тот же фильм, несмотря на то что у каждого из них свои экран и наушники. Они останавливают свой выбор на какой-то романтической комедии, и у меня перехватывает горло. Когда Филип спрашивает, какой фильм я хотела бы посмотреть, я отвечаю, что ничего смотреть не буду, а лучше посплю. Он спрашивает, не выпью ли я бокал шампанского перед сном, и, хотя обычно я никогда не отказываюсь от шампанского, сейчас я огрызаюсь, заявив, что сильно устала, а после спиртного толком не могу заснуть. Филипу достало такта на то, чтобы не припоминать мне все те бесчисленные моменты, когда это получалось у меня спокойно и безо всяких проблем.

Филип — умный человек. Он выбирает те битвы, в которых стоит сражаться, и поэтому ему хватает сил прожить следующий день. В последнее время он придерживается стратегии, суть которой состоит в том, чтобы не обращать на меня внимания. Не вообще на меня, но на мою сварливую, склочную и скандальную ипостась. Он не говорит ни слова, когда я несоразмерно долго смотрю в окно тупым взглядом, забываю приготовить ужин или даже заказать его в ресторане. Не возмущается, когда я ору на него по поводу неплотно закрытой двери или разбросанных по полу газет. Его беспредельное терпение пробуждает во мне стыд и в то же время парадоксальным образом подстрекает на все более хамское и эгоистичное поведение. Иногда мне хочется, чтобы он хоть раз вышел из себя и сказал, что не собирается больше терпеть мои приступы раздражения и желает знать их причину. Я почти хочу, чтобы он силой вытянул из меня признание.

Но временами эта мысль приводит меня в такой ужас, что я веду себя словно ангел.

К счастью, мне всегда было очень трудно бодрствовать во время долгого перелета или поездки, так что я сплю большую часть пути до Лас-Вегаса — долгожданный отдых после нескольких недель еженощного разглядывания потолка в спальне. Просыпаюсь я только тогда, когда меня будит стюардесса. Она просит меня перевести спинку кресла обратно в вертикальное положение.

До знакомства с Филипом я редко летала, а когда такое все же случалось, могла себе позволить только дешевый билет экономкласса, чаще всего в самолетах, где даже бумага в туалете считалась непозволительной роскошью. Я толкалась в бесконечных очередях; отдавливала и отбивала людям ноги, когда снимала свой чемодан (старого образца, без колес) с ленты конвейера и, надрываясь, тащила его через весь аэропорт; рысцой бежала к автобусной остановке (в то время мне и в голову не приходило завернуть на стоянку такси), ни минуты не сомневаясь в том, что нужный мне автобус уйдет без меня, — потому что такая была жизнь: вереница ушедших без меня автобусов.

В той жизни моей основной и нескончаемой проблемой было устроиться на работу и снять хоть какое-нибудь жилье. Я крутилась словно белка в колесе, но ни на шаг не продвигалась вперед и не достигала ничего значительного. Ни одна работа не приносила мне удовлетворения. Денег постоянно не хватало. Стены съемных квартир были поражены плесневым грибком, а их владельцы — козлиной похотливостью. Если я выбиралась куда-нибудь на распродажу, то неизменно приезжала к шапочному разбору, когда в магазине оставались только кошмарные, оранжевые с блестками шерстяные чулки. Я всегда была чем-нибудь недовольна.

Филип — единственная значительная победа за всю мою жизнь. Я выиграла свою золотую медаль — спокойного, сильного, понимающего мужчину.

Двери самолета открываются, и в салон врывается солнечный свет. Все вокруг сразу становится чище и ярче. Пассажиров первого класса вежливо просят пройти к выходу. Я встаю с кресла, оборачиваюсь к Филипу и говорю:

— Филип, я люблю тебя.

Он улыбается. Видно, что мое признание ему приятно. В последнее время я не очень-то демонстрировала ему свою любовь.

— Я знаю, любовь моя.

Он целует меня в губы — поцелуй мимолетный, но нежный.

— Белла, нам нужно двигаться, мы всех задерживаем. Давай проведем эти несколько дней как можно лучше. Идет?

В тот момент, когда я подхожу к ведущей наружу двери, где меня встречают яркий солнечный свет и запах авиационного топлива, я принимаю решение: в день получения документов о разводе я увижусь со Стиви в последний раз. Если это означает, что я больше не смогу дружить с Лаурой, пусть будет так. Я должна подавить в себе это глупое, ненужное чувство до того, как оно выйдет из-под контроля. Больше никаких посиделок в барах и воспоминаний о прошлом. Да и зачем, скажите на милость, мне его вспоминать? Я ненавижу свое прошлое, поэтому и убежала от него насколько смогла далеко. Я буду избегать любых взрывоопасных ситуаций. Уничтожать их в самом зародыше. Для начала я не буду пить — так безопаснее. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Ничего лучше Филипа со мной в жизни не происходило. Я хочу, чтобы и у него в жизни не происходило ничего лучше меня. Я хочу быть ему хорошей женой.

28. НЕ МОГУ НЕ ВЛЮБЛЯТЬСЯ

Лас-Вегас предстает передо мной совершенно таким, каким я представляла его в мечтах: волнующим и живым, ярким и блестящим, безумным и притягательным городом.

Пройдя через большие ворота выхода для пассажиров и оказавшись в здании аэропорта, мы замечаем человека с табличкой в руках, на которой написаны имя и фамилия Стиви. Он одет в старомодный шоферский костюм, однако плоская шоферская кепка — символ тех давно ушедших времен, когда люди, которые ездили в автомобилях, стояли на общественной лестнице значительно выше тех людей, которые водили автомобили, — плохо гармонирует с его модными солнцезащитными очками и длинным конским хвостом.