Приключения Никтошки (сборник) - Лёня Герзон

– Да чтоб тебя! – вцепилась ему в волосы Бигудинка, которую с трудом потом удалось оттащить.

– Товарищи! – надрывался доктор Таблеткин. Он уже едва владел собой.

– Братья и сестры! Нельзя же так. Ведь вы же цивилизованные коротышки! Дайте же наконец сказать вашему товарищу, который хочет всё объяснить!

– Не дадим! – кричали малышки.

– Он нам не товарищ!

– Если бы нас было поровну, вы бы нас вообще заклевали! – кричала Будилка.

– Ага! Вот вы и подселили трех дополнительных малышек незаконно!

– Всё законно! – возражала Сошка. – Мы их не в ваши комнаты подселили, а в свои, и поэтому это наше дело!

– Еще бы не хватало, чтоб в наши! – орал Плювакин. – Если бы тебя подселили в мою комнату, да я бы тебя так… – замахнулся он.

– Как? – подступила к нему Сошка.

Волосы у Сошки были мокрые, и, тряхнув ими, малышка обдала Плювакина мокрыми брызгами. Она уперлась в Плювакина животом. Хоть Сошка и была очень мелкая – на голову меньше других – но ее все боялись.

– Ну, как? – вызывающе спросила она.

– Да отстань! Никак…

– То-то! И нечего тут кулаками размахивать.

И Сошка поднесла к носу Плювакина свой маленький кулачок.

– Вот, понюхай! Понял, чем пахнет?

Глава двенадцатая

ЩИ

В это время из кухни донесся такой густой запах вареных щей, что бедному музыканту Роялю, который не выносил капусту, пришлось зажать нос. Пахло так сильно, что спорящие коротышки на время умолкли.

– Ой, что это? – спросил Напильник в наступивший тишине.

– Это наши щи готовы, – пояснила Сошка.

– А почему они такие… крепкие?

– Потому что их очень много, – сказала Бигудинка.

Коротышки по-разному реагировали на запах. Одни шмыгали носом, с удовольствием его вдыхая, другие кривились и морщились.

– Вы вообще видели кастрюлю, в которой они эти свои щи варят? – простонал Плювакин. – В нее же пять коротышек свободно помещаются!

– Ну так что? Мы на неделю суп варим, а потом каждый день разогреваем! Вас тут двадцать человек, на такую ораву как раз получается.

– А как же у вас такая кастрюля в холодильник влезает? – удивился Напильник.

– Неделю щам холодильник не нужен, они могут и так постоять.

– Теперь понятно, откуда такой запах, – пробормотал доктор Таблеткин.

– Мы ваши щи больше есть не намерены, так и знайте! – сказал Плювакин и плюнул на пол.

– Ты что? – топнула на него Бигудинка, – плевать вздумал на пол, который я за тебя тут мою?

– Не за меня вовсе, и потом ты его еще не вымыла, а только воду разлила. Кому такое мытьё вообще нужно? Вода заливается под диваны, всё что на полу лежит из-за тебя промокает!

– А нечего свои носки под диваны швырять!

– А я всё равно буду!

– Еще раз швырнешь – я тебе такое устрою – век помнить будешь!

– А мне ПЛЮВАТЬ!

(За это-то Плювакина и прозвали Плювакиным, что он на всё отвечал «мне плювать»).

– Тебе плювать? Еще раз носок под диваном найду – выкину, останешься без носков!

– А мне ПЛЮ-ВАТЬ!

– Да я залью их клеем! Сунешь ногу – вытащить не сможешь!

– А мне ПЛЮ-ВАТЬ!

– Кажется, нам пора, – заторопился вдруг доктор Таблеткин. – Нам нужно еще несколько квартир посетить, а мы что-то здесь слишком засиделись. Точнее, застоялись.

А ведь гостей так и не пригласили пройти в комнату или хотя бы присесть на какой-нибудь стул или скамейку.

– Нет, куда же вы? – схватила его за руку Бигудинка. – Мы вас сейчас щами накормим!

– О нет, что вы, не стоит беспокоиться. Мы перед уходом из дома очень плотно поели.

– Это кто тут наши щи есть не хочет? – угрожающе проговорила Сошка, выходя из кухни. В руках у нее был огромный половник, наполненный почти до краев. – Неуважение к труду?

– Ой, фу… – прошептал Напильник.

– Мама! – сказал музыкант Рояль, спрятав лицо в носовой платок.

– Что вы, что вы? Мы ваш труд очень даже уважаем, – заверил доктор Таблеткин.

– Ну тогда, хорошие гости, попробуете супчик?

– Видите ли… – начал доктор Таблеткин. – Мы настолько сыты, что суп может вызвать нежелательную реакцию…

– Одна тарелка ничего не вызовет!

– Не можем же мы вас отпустить, не накормив?

– Мы вообще-то очень спешим…

– Это не займет много времени. Только попробуете…

– Да чего там! Ну-ка Пуделька и Гулька – не пускайте их к дверям, и мы их сейчас всех накормим! Не пропадать же щам!

Малышки двинулись на доктора Таблеткина и остальных.

– Эй, эй! – отпрянул Напильник. – Вы чего?

Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы с улицы вдруг не донеслись громкие крики и выстрелы. Обитатели общей квартиры очень любили разные происшествия, которые помогали скрасить их скучную жизнь. Они бросились в комнаты и высунулись из окон, а доктор Таблеткин, слесарь Напильник и музыкант Рояль, воспользовавшись замешательством, выскочили на лестничную клетку и скорее побежали вниз.

– О-ох! – выдохнул Рояль, разжав наконец пальцы, которыми он зажимал нос.

– Повезло, а то пришлось бы тухлые щи есть.

– Не понимаю, как они их едят, – сказал Таблеткин. – Отравления капустой очень опасны.

Это был тот самый подъезд, в котором этажом выше жил Гнобик. Только у подъезда было два входа: парадный, выходивший на улицу Орхидей, и черный – на улицу Маргариток. А в квартирах в этом доме было две входные двери: одна возле кухни, ведущая на черную лестницу, а другая – парадная, в противоположном конце квартиры. Гнобик всегда пользовался только парадным входом, а в общей квартире под ним – наоборот – парадная дверь была загороженна шкафом, в котором хранились банки с квашеной капустой. Поэтому Бигудинка и другие жильцы ходили по лестнице черного хода.

Как я уже говорил, Гнобик не выносил совместного проживания и поэтому жил один. Когда-то давно в его квартире тоже обитало человек пятнадцать коротышек. Но после того, как там появился Гнобик, оказалось, что никто не может с ним ужиться под одной крышей. Кончилось тем, что все они куда-то переехали. И Гнобик остался один. Конечно, нехорошо быть таким, что с тобой никто не может ужиться. Но нельзя же обвинять человека в том, что у него плохой характер. Характер ведь не выбирают. В общем, теперь Гнобик жил самостоятельно.

Незадолго до стрельбы и криков, потрясших улицу Орхидей, Гнобик надел халат и вышел на балкон, чтобы вытряхнуть переполненную пепельницу. Как мы уже знаем, прямо под его окнами Кнопочка вот уже целую неделю с утра до вечера, со своими брошюрами, плакатами и листовками, уговаривала цветоградцев вступить в вегетарианское общество ЗВЕРЖ.

А сегодня кому-то из активистов этого самого общества пришло в голову привезти из деревни живую курицу. Возвышаясь над толпой, словно фонарный столб, она гордо шествовала по улице, таща за собой на привязи двенадцать цыплят. На курице и цыплятах были короны из серебряной бумаги с золотыми буквами ЗВЕРЖ. Гнобик терпеть не мог животных, и птиц в особенности. Круглые цыплята были похожи на воздушные шары, плавающие над тротуаром.

– Какая гадость! – возмутился Гнобик и с отвращением вытряхнул пепел на желтого цыпленка, который потом долго отряхивался.

Малышки обнимали цыплят, фотографировались с ними и вообще были в таком восторге, что даже простили хулиганскую выходку мотоциклисту Врубику, попытавшемуся вскочить верхом на цыпленка.

– Н-но! – вскричал Врубик, но мама-курица без посторонней помощи расправилась с безобразником. Возвысившись над коротышкой, словно подъемный кран, она клюнула его в голову. И если бы на голове у бедняги не оказалось мотоциклетного шлема, который он по счастливой случайности не успел снять, – в Цветограде появилась бы первая жертва вегетарианства. А так – шлем раскололся вдребезги, но голова осталась цела.

– Ничего себе! – присвистнул Гнобик. – Это кого от кого охранять надо – их от нас или нас от них? Чудовище его чуть не убило!

Одна малышка поцеловала цыпленка в желтую щеку, другая гладила курицу, а Кнопочка тем временем раздавала всем вегетарианские значки и брошюры. Глядя на всё это безобразие, Гнобик твердо уверился в своем намерении поднять мясоедов на борьбу. Почему-то ему захотелось перейти к активным действиям как раз в тот момент, когда из квартиры второго этажа повалил густой запах разогреваемых щей.

– О-ох! – простонал Гнобик. – Какая гадость!

– Какие же они приятные, какие миленькие, да разве можно таких убивать, а потом еще и есть? – раздавалось в толпе.

– Ага, конечно! – заорал им сверху Гнобик. – Посмотрите на этих монстров! Если не мы их съедим – так они нас!

Но его не слушали.

– Ах чтоб вам! – злился Гнобик всё больше, задыхаясь от супового запаха.

Когда куриное шествие повернуло за угол, Гнобик возвратился в комнату, закрыв за собой балконную дверь. Тут он немного успокоился – отчасти потому, что сюда почти не проникал щаной дух. Он сел на диван и налил себе из кофейника остывший кофе. «Ничего, сейчас Мальберт придет, – утешал себя Гнобик. – Мальберт нам придумает такие плакаты, что эти…»