Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн - Жан Мари Констан

В отличие от Амлина, полицейский комиссар парижского Шатле Лушар мистиком не был, однако имел тонкий политический нюх. В частности, он утверждал, что победу Комитету шестнадцати может обеспечить только сотрудничество с принцами. Ценя его политическое чутье, Майенн попытался спасти его, предложив ему перейти на его сторону и покинуть Париж, заняв пост представителя герцога в армии. Лушар отказался, заявив, что не станет предавать сторонников своей партии. И Майенн не стал его уговаривать: «Он хочет быть повешенным! Что ж, пусть его повесят, и не позднее чем через двадцать четыре часа!»

После неожиданного вмешательства Майенна наиболее радикальное и независимое крыло Лиги прекратило свое существование. Оставшиеся члены Комитета шестнадцати были либо ставленниками Майенна, либо временными союзниками, которых обреченный мятеж нисколько не привлекал.

Дальнейший ход событий хорошо известен. В Париже началось увенчавшееся успехом наступление «политиков», которые в 1592 году созвали несколько ассамблей, а затем организовали новое движение, названное движением «пробудившихся». Повсюду началась агитация за переговоры с роялистами и установление мира.

Открытие в январе 1593 года Генеральных штатов, созванных Лигой для выбора короля Франции, стало вторым этапом политической борьбы. Среди кандидатов на французский трон были дочь короля Испании, герцог Лотарингский, австрийский принц, юный герцог де Гиз, а также обладатель звания королевского наместника герцог Майеннский. Начавшийся процесс выборов неоднократно прерывался разного рода инициативами, оказавшими решающее воздействие на события.

Первой инициативой можно считать серию встреч между умеренными лигистами и роялистами, названных «беседами в Сюрене». 29 апреля 1593 года двенадцать роялистов во главе с Самблансе, архиепископом Буржа, и двенадцать лигистов во главе с Эпинаком, архиепископом Лиона и примасом Галлии, решили заключить перемирие. Парижане встретили это решение с огромным воодушевлением.

Второй инициативой стало опубликование Парижским парламентом 25 июня 1593 года постановления Леметра. В нем говорилось, что королем Франции должен быть только француз и ни под каким предлогом нельзя допустить избрания на трон иностранца. Парижский парламент, который лигисты пытались очистить от приверженцев королевской власти, тем не менее остался верен традиции и сохранил дух верховного судебного органа страны, блюстителя и почитателя основополагающих законов французской монархии. Лигисты настолько запугали магистратов грядущими чистками, что, как только предоставилась возможность, те сразу встали на сторону Генриха IV.

25 июля 1593 года Генрих IV, третий раз поменяв веру, окончательно обратился в католичество. Его обращение было встречено парижанами как своего рода чудо и убедило остатки сомневающихся.

Последняя политическая кампания пришлась на конец 1593 года и начало 1594 года. Она началась с публикации «Манифеста французского дворянства» и перехода на сторону Генриха IV знатного лигиста Витри. Затем был опубликован текст, ставший своеобразным завещанием Лиги: «Диалог Господина и Горожанина». Он имел огромный успех, но вскоре отошел на второй план, вытесненный «Менипповой сатирой», едко высмеивающей заседающих в Генеральных штатах лигистов и ставшей ответом роялистов на «Диалог».

27 февраля 1594 года король был помазан в Шартре, а 22 марта того же года въехал в Париж. В этот день иностранные войска, прежде всего испанские, покинули город, а вместе с ними обреченные на изгнание предводители Лиги. Имена их вскоре были преданы забвению.

Глава VII.

ДВОРЯНСТВО: НЕОБУЗДАННОЕ СТРЕМЛЕНИЕ К МИФИЧЕСКОЙ СВОБОДЕ

В решающий для Лиги момент герцог Майеннский предпочел устранить наиболее радикально настроенных ее членов, в том числе тех, кто более всего скомпрометировал себя в деле Бриссона. Он сделал выбор в пользу умеренного крыла этой организации. Умеренные взгляды разделяли большинство дворян, составлявших костяк армии, и значительная часть магистратов. Постепенное присоединение знати к Генриху IV способствовало его победе, тем более что благодаря своим воинским и человеческим качествам новый монарх являл собой образец короля, существовавшего в воображении дворянства: талантливый полководец, отважный и великодушный. Опасавшийся оказаться заложником того или иного политического или религиозного клана, стремившийся к национальному примирению и единству, Генрих IV воплотил в себе символ французской нации, тот идеал, за который дворяне готовы были отдавать свои жизни.

В конфликтах между влиятельными дворянскими кланами Гизов, Монморанси, Бурбонов, а также в событиях, связанных с заговором в Амбуазе, дворянство выступало дестабилизирующим фактором монархии. Историк Арлетт Жуанна сделала подробный анализ «мятежного долга», взятого на себя дворянством, выступавшим против короля. Этот так называемый долг, оправдывавший неуемное стремление к свободе и презрение к смерти, находил свое выражение в поединках и способствовал формированию деструктивного характера дворянского мироощущения, в результате которого во внутренней жизни королевства дворянство стало фактором дестабилизации и разобщенности.

Дворянская власть, дворянская свобода

Многие сельские жители бальяжа Шартр жаловались на бесчинства дворян. Дворяне не стеснялись забирать у земледельцев лошадей, переманивать батраков во время страды, избивали тех, кто требовал от них уплаты долгов по соглашениям, которые они сами и заключали. В 54% приходов округа Шартр образ дворянина был отнюдь не положительный.

Во время Религиозных войн примерно в 40% деревень дворяне вели себя как тираны, злоупотребляли своим привилегированным положением и досаждали прихожанам. В своих владениях дворянин был обязан защищать крестьян. В наказе жителей деревни Прюнэ-ле-Жийон, настроенных крайне негативно по отношению к дворянам, сказано: «Но вышеуказанные жители не жалуются на сеньора и супругу его госпожу де Прюнэ, кои к ним бесконечно добры, а жалуются на соседей, кои во главе отрядов вооруженных людей являются к ним и забирают овес для прокорма своих лошадей, а взамен ничего не дают».

Этот текст свидетельствует о практике заключения соглашений между дворянами и предводителями вооруженных отрядов с целью поживиться за счет жителей деревень и сел, не имевших сильных и постоянных покровителей. Жители деревни Бевиль-ле-Конт, вспоминая о дворянах-защитниках, сожалели, что их сеньором является король Франции, ведь, в сущности, это равно отсутствию покровителя. Король далеко, и у него много иных забот, более важных, нежели защита своих цензитариев.

Дворяне-протестанты активно защищали крестьян принадлежавших им деревень. Они принимали своих собратьев по вере у себя в поместьях, проводили у себя службы, а в случае необходимости с оружием в руках отстаивали своих людей и принадлежавшие им владения. Так, 5 октября 1561 года в деревне Бугленваль, расположенной к северу от Шартра, дворянин Галло выступил на защиту своих единоверцев, подвергшихся нападению местных жителей во главе с викарием. В декабре 1562 года эшевены города Шартра сделали об этом Галло из Бугленваля следующую запись: «В его доме неоднократно проводились проповеди и устраивались собрания протестантов». Консистории могли делегировать дворян для участия в работе синода: Поль де Шартр, сеньор Шервиля, старейшина протестантов Шартра, представлял шартрскую церковь на синоде, состоявшемся в 1607 году в Ла-Рошели. Позднее, в 1623 году, когда синод собрался в Шарантоне, его место занял Жак Эруар, сеньор Укса и Байоле.

Дворяне и сельские жители, вставшие на сторону реформированной церкви, образовали своего рода «новый союз»: дворянин защищал селянина, оказывал ему покровительство в обмен на новую власть, основанную на взаимном доверии. В главе, посвященной протестантам, мы говорили о том, в чем заключалась привлекательность нового религиозного учения. Понятие «индивидуальное сознание» и «индивидуальная ответственность» как следствие прямых отношений с Господом при посредстве одной лишь Библии открывало перед дворянами-протестантами новые горизонты свободы и власти. Они получили возможность сами определять свое положение, не оглядываясь ни на присяги, ни на клиентельные связи, соединявшие их с более знатными дворянами.

Не только дворяне-протестанты, но и дворяне-католики были способны идти, когда это было необходимо, наперекор власти. В 1585 году после поражения под Анже принц Конде распустил свои отряды, чтобы протестанты смогли беспрепятственно перебраться через Луару и вернуться к себе на юг, откуда они были родом. Генрих III приказал губернаторам задержать дворян-гугенотов, но их друзья-католики оказали им гостеприимство и, «приняв их чрезвычайно любезно», позволили им свободно добраться до Гкени. Расин де Вильгомблен, дворянин-католик из Блезуа, из чьих воспоминаний мы об этом узнали, был не единственным, кто презрел королевский приказ. И хотя сам он исполнял при короле должность палатного дворянина, во имя традиционной дворянской солидарности он «вместе со своими соседями сел на коня» и, по свидетельству Агриппы д'Обинье, отправился «якобы охотиться на друзей», а на самом деле охранять их от королевских соглядатаев.