Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн - Жан Мари Констан

При Франциске II, во времена заговора в Амбуазе, Гизов тоже упрекали в том, что король раздает милости только своим друзьям. Дворянство, равно как и все общество, считало это верхом несправедливости. Тем не менее д'Эпернон во многом предвосхитил Ришелье: чтобы утвердить власть государства и принять непопулярные меры, этот фаворит, своего рода первый министр, сосредоточивший в своих руках все ответственные посты в правительстве, исполнял роль «предохранителя», защищавшего короля от гнева народа. Но система работала плохо. Умы не были готовы к переменам, предполагавшим еще большую концентрацию власти, а общественное мнение склонялось в пользу автономии и разделения властей.

Революционная программа Лиги

Концепции лигистов действительно резко расходились со взглядами Генриха III, содержавшими зародыш абсолютной монархии XVII века. В 1588 году в Блуа король созвал Генеральные штаты, чтобы попытаться после своего поражения в Париже в дни баррикад перехватить политическую инициативу. Внимательно следивший за всеми европейскими политическими событиями монарх не мог не отметить, что королева Елизавета, опираясь на английский парламент, эквивалент французских Генеральных штатов, сумела найти компромисс со сторонниками англиканства.

Но и этот замысел Генриха III провалился: по результатам выборов в Генеральные штаты, проведенных в бальяжах и сенешальствах, большинство депутатов от духовенства и третьего сословия оказались сторонниками Лиги. Депутацию от третьего сословия возглавил один из руководителей парижского восстания Лашапель-Марто, которого Генрих Гиз назначил купеческим прево Парижа. Духовенство по всеобщему согласию возглавили кардинал де Бурбон и брат Меченого.

Между депутатами и королем постоянно происходили споры, главным образом из-за налогов. Государственная казна была пуста, и монарх, по его собственным словам, не мог предпринимать каких-либо действий против протестантов, так как не имел денег на ведение войны. Создали специальную комиссию по проверке счетов. Комиссия быстро обнаружила расхождение в цифрах, представленных королем, и монарх, настаивая на своей правоте, отправил в Париж одного из счетоводов за недостающими бухгалтерскими книгами.

Анализ счетов оказался сложным делом, и прежде всего потому, что в лице депутатов от третьего сословия король столкнулся с подлинными специалистами по финансовым вопросам. Руководство третьего сословия по традиции состояло из парижских буржуа, в него входили счетоводы, председатели податного суда, один банкир и два купца. Они быстро выяснили, что деньги есть, но расходы неупорядочены, а административный хаос препятствует правильному использованию кредитов. Меры, разработанные экспертами, были в основном политическими и сильно отдавали демагогией. Вместе с тем они свидетельствовали о глубокой проработке документов, в результате которой было предложено уменьшить талью, так как это необходимо с политической точки зрения, ибо таково единодушное требование всех приходов Франции; затем компенсировать возникшие из-за этого убытки, создав палату правосудия, иначе говоря, чрезвычайный трибунал, который бы приговаривал к крупным штрафам тех, кто наживался нелегально, нанося этим ущерб государственной казне.

Чтобы вынести смертный приговор Самблансэ, Франциск I прибег к аналогичной процедуре. Век спустя Кольбер и Людовик XIV воспользуются тем же способом, чтобы добиться пожизненного заключения в Пиньероль суперинтенданта Фуке. Изнемогавшему под налоговым бременем народу нравилось, когда финансистов и налоговых инспекторов отправляли на виселицу или заставляли вернуть государству украденные у него деньги.

Генрих III не был ни Франциском I, ни Людовиком XIV, и ему претило приносить в жертву тех, кто служил ему верой и правдой, даже если они и извлекли из своей службы некоторую выгоду, ибо выгода эта была их наградой за преданность. А главное, он не намеревался играть в одну игру с Лигой, жаждавшей привлечь к суду тех, кто, по ее мнению, был в ответе за политику, приведшую страну в то плачевное положение, в каком она сейчас находилась, то есть за его собственную политику, потому что к этому времени он правил уже четырнадцать лет. Ни Франциск I, ни Людовик XIV не нуждались в Генеральных штатах для проведения судебного расследования, они сами выступали с такой инициативой, и народ был им за это признателен.

Генрих III, напротив, созвав представителей всех трех сословий, вынужден был выслушивать требования о разделении властей. Он оказался в положении Елизаветы Английской, но та без колебаний решила опереться на парламент и таким образом укрепила свою власть, ибо, как говорил ее отец Генрих VIII, он чувствовал себя абсолютным монархом только в собственном парламенте. Елизавета добровольно сделала выбор в пользу ограниченной монархии. Генрих III публично высказал свои мысли относительно ограничения королевской власти, добавив, что лично он благосклонно относится к подобным предложениям. На встрече с делегацией умеренно настроенных провинциальных депутатов от третьего сословия он заявил, что хотел бы править в согласии со штатами, и предложил депутатам ларец с двумя символическими ключами власти: один — для него, другой — для Ассамблеи штатов. Приведя в пример Англию, он сказал, что в этой стране сотрудничество монархии и парламента оказалось очень эффективным. И тут же обозначил границы, преступать которые не рекомендовалось, ибо, сообщил он шутливым тоном, члены его совета опасаются, как бы он, встав во главе «полудемократического» государства, не оказался низведенным до «статуса дожа Венеции».

Очевидное желание монарха погасить конфликт внесло раскол в стан лигистов, поделив их на радикалов (парижан), не доверявших Генриху III, и умеренных (в основном провинциалов), готовых согласиться с предложениями короля. Дворянство и духовенство благосклонно отнеслись к примирению с королем. Однако парижским лидерам третьего сословия удалось навязать собранию свою точку зрения, повлекшую за собой серьезный политический кризис.

Конституционный кризис: убийство герцога Гиза

Герцог Гиз и его советник, примас Галлии архиепископ Лионский, пригласив на обед предводителя фракции третьего сословия Лашапель-Марто, попытались, следуя примеру королевы-матери, убедить его изменить свое решение. Но это им не удалось. На следующий день герцог вернулся к своим обязанностям, сообщив парижанам, что раскол между сословиями неизбежен. В результате в выигрыше остались гугеноты: ни один кредит на возобновление военных действий не был утвержден парламентом.

Ни аргументы, ни весомый авторитет герцога Гиза не повлияли на позицию предводителей третьего сословия, оно оставалось непоколебимым в своих решениях. Генрих III пошел еще дальше по пути компромиссов: он согласился создать судебную палату, но потребовал права самому выбирать в нее судей, считая это одной из важнейших королевских прерогатив; список ста кандидатов из числа магистратов будет составляться всеми тремя сословиями.

Предводители третьего сословия не хотели подписывать соглашения, прежде чем их ознакомят с составом нового королевского совета, они желали знать «тех, кто не вызывал доверия у представителей штатов». Это новое требование, а именно право высказывать свое мнение по кандидатурам министров или, по крайней мере, иметь возможность устранять тех, кто им неугоден, было исключительным новшеством. Известно, что в Англии существовала процедура «импичмента», стоившая жизни многим министрам во времена Генриха VIII, однако такая ответственность министров перед собранием представителей для Франции была просто невероятной. Генрих III расценил это требование как стремление перейти намеченные им границы. Он уже уступил штатам право принятия решений по налогам, контроль за расходами, создание палаты правосудия, но теперь у него сложилось впечатление, что лигисты хотят лишить его всех королевских прерогатив. А когда они высказали желание поручить избрание его преемника-короля Генеральным штатам и закрепить за штатами право участвовать в выборе членов королевского совета, король убедился, что монархия в том виде, какой ее определили Платон и Аристотель, перестанет существовать, уступив место демократии со всеми ее отрицательными сторонами, известными со времен Античности.

Генрих III подозревал герцога Гиза в двойной игре, иначе говоря, в том, что герцог, официально поддерживая позицию короля в области налогового законодательства, втайне разжигал недовольство лигистов, чтобы вновь выступить в роли арбитра в ущерб авторитету своего суверена. Монарх не мог забыть, что пришлось ему пережить в тот майский день, когда Париж покрылся сетью баррикад, и был готов использовать любые средства, лишь бы этот день больше не повторился.