Божья кара - Виктор Пронин

– Такие дела запивать надо, – хмуро сказала тетя Нюра, поднимая свой стакан. – Не то повторяться будут. А результат может быть разным.

– Слушай, Амок... А ты ведь страшный человек, – сказала Наташа.

– Раньше не знала?

– Догадывалась, конечно. Но чтобы вот так размазать Зэка... Я-то его побаивалась, честно говоря...

– А сейчас?

– Сейчас его просто нет. Знаешь, что мне больше всего понравилось... То, что ты там ножками от стола махал, это каждый может...

– Наташка... – остановила ее тетя Нюра. – Заткнись. Дурь несешь. Ты попробуй выверни эти ножки из стола-то...

– Я к тому, что мне больше всего понравились его слова, которые он на прощание Зэку сказал... Когда на набережную вышвыривал. Это был высокий класс. И по смыслу, и по исполнению. Выпьем за артистизм!

– Да ладно, – смутился Амок. – Когда прижмет, и не такое выдашь.

– Спиши слова! – рассмеялась Наташа.

– Говорю же – сами найдутся. Ты когда сегодня освобождаешься?

– Утром. Налоговое управление Феодосии гудит. Рассвет встречать будут. Балдеют наши клиенты от восхода солнца. Говорят, море в эти часы особой энергией заряжает. На всю жизнь.

– Это хорошо, – проговорил Амок со странным выражением – будто думал совершенно о другом, а слова произнес первые попавшиеся, какие подвернулись.

– Что хорошо? – насторожилась Наташа.

– Что увидимся. На рассвете. Побалдеем вместе с твоими клиентами.

– Темнишь, Амок, – протянула Наташа. – Что-то в голосе твоем... Прозвучало... Ладно, катись. Если опоздаешь к восходу – не прощу. Несмотря на все сегодняшние твои подвиги. Понял?

– Как не понять, – проговорил Амок, и опять что-то в его словах насторожило Наташу.

– Ну-ну, – протянула она, с подозрением глядя ему вслед.

– Покедова, – улыбчиво оглянулся Амок и поиграл в воздухе пальцами, дескать, скоро увидимся.

Вот и все, ребята, вот и заканчивается это печальное повествование. Все, что должно было случиться, произошло со всей неотвратимостью, на которую только способны события. Их, события, можно ждать или не ждать, некоторые уверяют, что предчувствуют их, иные сами готовят настойчиво и целеустремленно, а потом не знают, куда от них деваться, где спасаться и что произнести в свое оправдание...

Но все это чепуха, полная чепуха.

Не думайте о них, не бойтесь их, и готовиться к ним тоже не стоит.

События сами выберут момент и поступят с вами, как пожелают. Никакие ваши усилия, ваши мужество и самоотверженность не изменят результата. Их коварство, непредсказуемость, их явное превосходство над вашими скромными умственными и прочими способностями позволяют подозревать их в разумности и злонамеренности. Иногда они могут поддаться, но для того лишь, чтобы, в конце концов, посмеяться над вашими же вдруг вспыхнувшими надеждами и, простите, упованиями.

Не надо уповать.

И надеяться тоже не надо.

Живите себе и живите.

Мой дед, Иван Федорович, глядя на бестолковую жизненную суету своих детей и внуков, сказал однажды, безнадежно махнув рукой, – живитя, как хотитя...

Хорошие слова, и ко многим вполне приложимы.

Возвращаясь к нашим героям, брошенным автором в момент тяжелый и завершающий, надо все-таки кое-что пояснить и закончить историю, которая безжалостно сожрала у меня все дождливое лето 2008 года. Герои – ладно, разберутся, их ждет длинная и до ужаса пустынная коктебельская зима, будет у них и время, и одиночества хлебнут вдоволь – разберутся. Автору самому бы понять, что с ним самим происходит и какие силы заставили его сесть за эту рукопись и как ее, эту рукопись, закончить...

А чего мудрить...

Опять позвонила Аделаида Славе Ложко, позвонила и спросила:

– Ну, что, подошел тебе мой плиточник?

– Идет, – без улыбки ответил Слава.

– Так и не появился?

– Аделаида, – терпеливо протянул Слава, – вы что там, выпиваете?

– Слегка, Слава, по маленькой...

– Тогда все понятно. Докладываю – никого не было. А у меня тут море, солнце, Карадаг... Да и коньячку маленько осталось... Приходите. Я вам стихи почитаю... Вот, например... Я пью божественный напиток – коньяк названьем «Коктебель»... Я весь, как драгоценный слиток, уж ты мне на слово поверь.

– Ты не забыл, что я тебе самому недавно произнесла эти же слова?

– Классические строки не грех и повторять время от времени.

– Согласна! – воскликнула Аделаида. – Идем.

– Андрей с вами?

– И Равиль тоже.

– Накрываю стол! – И Слава отключил связь.

Вот так мило и невинно разрешилось это маленькое недоразумение с исчезновением Кости-плиточника. Когда захмелевшая компания подошла к литературно-музыкальному салону «Богдан» и расселась за столиком с видом на изнывающую от зноя громаду Карадага, никто и не вспомнил несчастного Костю – и без того было о чем поговорить, над чем посмеяться, за что выпить... А поскольку лучшие коктебельские поэты Слава Ложко и Жора Мельник не прочь были почитать шаловливые свои стихи, никто за столом не скучал. Только однажды Андрей, улучив момент, вопросительно посмотрел на Славу, а Слава в ответ успокаивающе кивнул головой, не беспокойся, не переживай, дескать, все в порядке. Андрей облегченно перевел дух и потянулся к застоявшейся своей рюмке.

На свежем воздухе у моря даже лишние рюмки обычно проходят безболезненно и безнаказанно.

Особенно в Коктебеле. В июле. В «Богдане». Да, Слава?

Кстати, о Славе. Все было прекрасно в этот день, Слава блистал гастрономическими и поэтическими способностями и только раз отлучился на несколько минут – подошел к своей машине и передал водителю небольшой квадратный пакет, примерно пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Знающий человек легко мог бы заподозрить в нем кафельную плитку, упакованную старательно и надежно.

– Прямо в руки, понял? – строго сказал Слава.

– Передам, – сказал водитель, включая мотор.

– Ты не понял, – сказал Слава и выдернул ключ из замка. Мотор заглох. – Только в руки Олегу Ивановичу. И никому больше. Ни президенту, ни министру внутренних дел! Врубился?! Через полчаса.

– Не успею...

– Я в тебя верю, – ответил Слава, возвращая ключи водителю. И вернулся к столику, от которого открывался лучший в Коктебеле вид на Карадаг, подернутый в это время туманной знойной дымкой. Раскаленные, настоянные на горных травах потоки дрожащего от жары воздуха поднимались по горячим склонам и исчезали в бездонном небе...

Впрочем, об этом уже было сказано не один раз.

– Куда же все-таки Костя запропастился? – спохватилась наконец Аделаида. – Ведь он же к тебе пошел? – Она вопросительно посмотрела на Славу.

– Дойдет. – Слава беззаботно махнул тяжелой своей рукой.

– Не переживай, – успокоил Аделаиду Жора. – Мы же с ним в Щебетовке в одном доме живем... Вечером загляну к нему, спрошу, где загулял...

– В одном доме? И это... – Слава замялся, не зная, как закончить свой неловко выскользнувший вопрос, – никаких нареканий?

– А тебе-то что до этого? – удивилась Аделаида.

– Так он вроде того что работать у меня собирается, – нашелся Слава. – Вот и интересуюсь.

– Похоже, нормально у него там с хозяйкой... Деньги платит, окна не бьет...

– Чего же еще желать, – вставил словечко и Андрей.

– Найдется, – добавил и Равиль.

– Это высшие силы тебе об этом сказали? – рассмеялась Аделаида.

– Высшим силам и без плиточника есть чем заниматься, – без улыбки ответил Равиль.

– Например?

– Вот Слава для них фигура более интересная.

– Чем? – не отставала Аделаида.

– На нем замыкаются судьбы других людей... Хочет он того или нет. А кроме того, он мастер слова... Ведь сказано – нам не дано предугадать, как слово наше отзовется... Человек опоздает на самолет, незнакомой женщине улыбнется, кто-то за следующей бутылкой побежал через дорогу... А это все судьбоносные явления... Поэтому мои ребята, там, наверху, интересуются творчеством поэтов.

– Надо же, – Жора посмотрел на Равиля почти с испугом. – Неужели и мои скромные вирши их могут заинтересовать?

– А твои особенно.

– О боже! Почему?!

– Если Слава в стихах может позволить себе восторг перед женщиной, природой, перед самим собой, наконец, то у тебя шалости... А шалости до добра не доводят. Как ты пишешь... Я проснулся – нет вина, и к тому ж в чужой постели... А чужая постель нередко меняет судьбу человека... Мужчины ли, женщины... А то и обоих.

– Так это же шутка! – в ужасе закричал Жора.

– Шутки шутками, а хвост набок, – произнес Равиль странные слова, и Жора не решился продолжать разговор.

– Надо же, – в полной растерянности только и пробормотал он.

– Надо! – решительно сказал Слава и, подняв сильную свою, загорело-обнаженную руку, слегка щелкнул пальцами. И граненая бутылка коньяка появилась на столе почти в ту же секунду – сгустилась из колдовского коктебельского воздуха. И одновременно в проходе со стороны набережной появился водитель, которого Слава час назад отправил в Феодосию с важным пакетом для следователя Олега Ивановича. Едва увидев его, Слава одним движением, отработанным за долгие годы коктебельской жизни, свинтил пробку, вручил бутылку Андрею, а сам направился к водителю.