Григорий Распутин. Жизнь и смерть самой загадочной фигуры российской истории - Рене Фюлёп-Миллер

Илиодор давно знал, что царь и царица считают Распутина святым, а теперь смог собственными глазами убедиться, до какой степени доходит их поклонение. В дороге Григорий Ефимович хвастался, что император считает его Искупителем, что сам он и императрица кланяются ему до земли и целуют ему руки. Григорий Ефимович с невероятным самодовольством заявил:

– Царица поклялась всегда верить в меня и до скончания века считать своим благодетелем и спасителем! – И добавил: – Они со мной такие друзья, я с ними что хочу, то и делаю!

Несмотря ни на что, Илиодор все еще цеплялся за надежду, что Распутин преувеличивает и искажает правду: это было как бальзам для его сердца, разрывающегося от зависти. Но как же монах удивился, войдя в Покровском в дом Григория Ефимовича! Здание выглядело весьма импозантно снаружи, но он был поражен его внутренним убранством. То, что он там увидел, превзошло все его ожидания. Да, это были простые маленькие крестьянские комнаты, но в них стояли предметы роскоши, диваны с обивкой из редкой кожи, дорогие буфеты, забитые серебряной, фарфоровой и хрустальной посудой. В одной из комнат имелся даже рояль, позолоченная мебель, цветы, лестницы покрыты толстым ковром. На стенах портреты императорской семьи, великих князей и княгинь, высокопоставленных сановников, министров, и все с весьма лестными посвящениями. Целый шкаф был заполнен предметами, подаренными царскими детьми их любимому батюшке. Повсюду висели прекрасные иконы, подаренные епископами, монахами, монашками и просто набожными людьми. А рабочий кабинет! Можно было подумать, что это кабинет какого-нибудь министра: один угол комнаты занимали великолепные кожаные кресла, перед окном стоял дубовый письменный стол, а на нем навалена гора писем, телеграмм и бумаг.

У Илиодора глаза вылезли на лоб. Он смог убедиться в истинности могущества и огромного влияния Распутина.

Действительно, не все находившееся в доме было подарками щедрых купцов. К тому же Григорий Ефимович указывал для каждого предмета имя подарившего его члена императорской фамилии или высокопоставленного сановника.

Пребывание в Покровском превратилось для Илиодора в настоящую пытку. Он на каждом шагу натыкался на новые доказательства влиятельного положения своего соперника, а во время полевых работ или на рыбалке Григорий Ефимович бесконечно рассказывал, как он счастлив и как его везде уважают.

В вечер, предшествовавший отъезду Илиодора, покровский почтальон по имени Михаил принес Распутину большой конверт с императорским гербом. Старец пробежал глазами письмо, погладил бороду и объяснил гостю, что это «от Мамы писулька». Это возбудило в Илиодоре такое любопытство, что он встал среди ночи, проскользнул в кабинет Григория Ефимовича и стал рыться в его секретере. Сначала он нашел письмо императрицы: в нем она умоляла «друга» немедленно приехать в Царское Село, поскольку цесаревич вновь был болен.

Забравшись в этот ящик, Илиодор не ограничился чтением одного письма; он все обыскал и наткнулся на целую пачку завернутых в клетчатый платок писем от царицы и великих княжон.

Он лихорадочно просмотрел их и вынужден был признать справедливость того, что Распутин рассказывал ему о своем положении при дворе.

Но в то же мгновение им овладела всепожирающая зависть, и Илиодор почувствовал, что дьявольские чары, связывавшие его до сих пор с Распутиным, развеиваются. Теперь у него были силы ненавидеть своего врага в полную силу, без помех. И он ему это покажет! Этот наглый развратный мужик получит в лице «великого ругателя» смертельного врага.

Илиодор присвоил несколько особенно дружеских писем императрицы и великих княжон. Конечно, это был грех и кража, но его поступок оправдывало то, что он действовал в интересах истины и для спасения царствующей династии и страны в целом. На следующий день он покинул Покровское, твердо решив отомстить Григорию Ефимовичу, сорвать с него маску, разоблачить его гнусности перед императором и императрицей. С этим намерением он выехал в Петроград.

Монах сознавал всю сложность своего предприятия. Когда отец Феофан попытался выступить при дворе против Распутина, его заставили замолчать. Илиодор помнил угрожающий вид Григория Ефимовича, когда тот кричал на ректора Духовной академии:

– Я тебе покажу, где раки зимуют!

И не случайно Феофан, придворный духовник, исповедник императрицы, был снят со всех своих высоких постов и в качестве наказания сослан в Тавриду.

Но Илиодор чувствовал достаточно мужества, был уверен в себе. Разве не был он «рыцарем царства Небесного», как его называли? Его боялись и почитали, называли «великим ругателем» за его дерзость. Неужели он, успешно нападавший на губернаторов, полицмейстеров и министров, кто сопротивлялся даже Святейшему синоду, побоится восстать против мужика, хама и открыть государю и государыне глаза на него?

С этой благословенной ночи, когда чары Распутина рассеялись, Илиодор вновь принялся «ругать», никто со времен ветхозаветных пророков не обладал этим благородным даром в большей мере, чем этот царицынский монах. С того самого дня он принялся кричать на весь свет, что Распутин – это чудовище, вместилище всех пороков, порождение ада, что его надо уничтожить, как ядовитую змею. Из его рта летели оскорбления и проклятия в адрес Григория Ефимовича. Илиодор каждый день рассказывал новые истории о его дурных поступках и скандальных дебошах. Он утверждал, будто у купчихи Лебедевой в Царицыне подсматривал в замочную скважину и видел такое, что было очень далеко от поединка святого с дьяволом!

А эти «братские поцелуи», которые Распутин раздает женщинам в знак благоволения! Почему он целует только молодых и красивых? Почему не одаривает своими поцелуями старух? Наконец, с искаженным от ненависти и отвращения лицом Илиодор рассказывал о красавице Елене, жене извозчика, которую Григорий завлек в свои сети. Ее муж, славный малый, верный сын церкви, прилежно участвовавший в сооружении «Фаворской горы», мог теперь радоваться, нося последствия этого исцеления!

Монах рассказывал каждому, кто хотел его слушать, что во время их с Распутиным совместной поездки в Покровское тот пытался обратить его в хлыстовскую веру. Однажды, когда при нем упомянули святого отца Григория, Илиодор с гневом закричал:

– Святой?! Как же! Святой черт, вы хотели сказать!

Он отправился к Гермогену, как раз оказавшемуся проездом в Петербурге, чтобы выиграть поход, начатый против «святого черта», а рассказав ему все, принялся писать всем подряд, даже царю. Обратился он и к доктору Бадмаеву с мольбой использовать все свое влияние на императора.

«Прошу вас, – писал он тибетцу, – покончите с Распутиным! Его могущество, его авторитет у народа растут с каждым днем. Меня тревожит не моя судьба, а участь императорской фамилии! Подумайте о том, что все это в конце концов вызовет грандиозный скандал, а