Магистраль - Евгений Прошкин

— А что за ним? Что дальше?

Иван Иванович глянул по сторонам, будто искал тень или кресло, и вздохнул.

— За барьером находится будущее, — сказал он. — Время-то бесконечно.

— А до барьера — прошлое… — проронил Шорохов. — Это ясно. Но если минуту назад был декабрь две тысячи семидесятого, а еще через минуту наступит…

— Январь две тысячи семьдесят первого, правильно. — А между ними — пустыня, жара…

— Тоже правильно. Только это не пустыня. Так мы воспринимаем барьер.

— И как же через него перескакивают?…

— Кто перескакивает? — нетерпеливо спросил Иванов. — Никто никуда не перескакивает. А, ты хочешь знать, что случилось в последнюю минуту и что было бы с тобой, останься ты там?

— Ну!

— Тебя бы не стало. Ничего интересного там не произошло. Просто все прервалось.

— Погибло?…

— Прекратило существование, За барьером, с той стороны, все продолжается, но уже независимо от твоего настоящего. Вершина вашего… гм, “столба” с будущим почти не состыкуется.

— “Нашего”… — буркнул Олег. — А “ваш”?… А школа?! — спохватился он. — Что ты делал в моей группе?

— Ничего. В школе я не учился.

— Как?… — опешил Шорохов. — Я же тебя отлично…

— “Отлично” надо поставить нашим мнемотехникам, — усмехнулся Иванов, — Ты должен был меня знать, ты меня знаешь. Это все, что требовалось от подсадки.

— Подсадка?…

— Мнимое воспоминание. Вшитое, кстати, в такое же мнимое.

— Я не понял, — признался Олег. — Ты про школу?

— Учебная база находится в другом месте. И ты никогда на ней не бывал.

— И автобусы…

Олегу показалось, что часть снега ссыпалась ему за шиворот. Он даже потрогал шею, настолько это ощущение было натуральным. Нет, рубашка давно высохла.

— Автобусы… — повторил он с ужасом. — От “Щелковской”!… Мы же ехали… И старшина… Хапин… И солдатики гэбэшные. И лекции…

Иван Иванович лишь молча кивал.

— Все шесть месяцев — сплошная липа? — тихо спросил Шорохов. — Но я же встречал некоторых… уже после школы.

— Тебе вшили вполне правдивую историю. О том, как ты мог бы учиться… если бы учился на самом деле. Сокурсники, инструкторы, обслуга — все взято из жизни. Ни одного вымышленного персонажа.

— А Рыжая?

— Какая еще рыжая?

— Эта… Ирина!

Иванов подвигал бровями и вновь достал фляжку.

— А, Ирина Проценко! — обрадовался неизвестно чему.

— Фамилию я не знаю. Но она меня не помнит. И школу тоже. При этом у нее почти ничего не закрыто.

— Ей и закрывать нечего. Проценко — человек со стороны. Ее использовали, чтобы связать твои мнимые воспоминания с действительностью. Помнишь рыжую на занятиях — встречал ее в жизни. И никто тебе не докажет, что базы нет. Ты же сам видел рыжую!… Да ты и сейчас сомневаешься, верно? Это потому, что ты рано пришел. Рано начал меня доставать своими поисками, своими вопросами… Процесс тяжелый, и не надо его форсировать, Олег. Времени у нас навалом.

— У нас?…

— Ну, а зачем же меня к тебе подсадили? Мы вместе, опер Шорох. Ты и я. Если хочешь знать, кто я такой… Ну, допустим, консультант. Хотя, думаю, ты и без моих советов справишься. Если спросишь, кто ты сам… Тут я, наверно, не отвечу. Даже без “наверно”. Рановато тебе. Не спеши, у тебя все получится.

— Мне многие это говорят…

— И они правы. Или ты про Крикову? Ты, между прочим, зря оттуда удрал, Федяченко подстраховался, он не дурак, но на его страховку найдется и другая. Так что возвращайся. Дело-то не частное, а служебное. Санкционировано на самых верхах. Служба окажет любезность вице-спикеру — вице-спикер окажет любезность Службе. Заканчивай операцию, не ломай логику.

— А потом?

— Потом я тебя разыщу. Придет время, и разыщу.

Шорохов снова без толку повертел сигареты и переступил с ноги на ногу. Пятки уже сварились — теперь, Когда пот иссяк, они начинали поджариваться.

— Значит, ты сидишь только в моей памяти? — спросил Олег.

— Ты волновался, что меня никто не помнит? Не переживай, так и должно быть.

— А про школу?…

— Неужели это важно?

— У меня есть подозрение, что “заочно” обучался не я один. Это обычная практика?

— Не-ет, что ты! Это вариант дорогой, эксклюзивный. Гораздо проще переместить курсанта в настоящую школу. Но не всегда это удается.

— Темнишь, — сказал Олег.

— Хорошо, не буду. Твою напарницу тоже по ускоренной программе подготовили.

— Прелесть… Она помнит, что провела этот год у себя дома. А где, интересно, был я? У меня и дома-то вроде нету…

— Задавая вопрос, всегда рискуешь услышать ответ. Поэтому меньше спрашивай. Я ведь как лучше хочу. Не загоняй себя в угол, на Шороха многие надеются, очень многие.

— Надежда — вещь бесполезная. Все уже случилось. Либо — не случилось. Все в магистрали.

— Согласен, но с одной поправкой. Сама магистраль… Олег, дружище!… — Иван Иванович широко развел руками. — Сама магистраль меняется — по чуть-чуть, незаметно. И возникает другой “естественный ход событий”, не менее естественный, чем тот, что был прежде. И внутри новой редакции ничего не переделать, потому что все причины и следствия в ней жестко связаны. Но ведут они уже не туда. Изменить будущее действительно нельзя. Но можно создать иное будущее, которое вытекает из иного настоящего.

— Магистраль… будущее… В чем разница?

— Разница? Наверно, в терминах. Понятие “будущее” существует лишь в единственном числе. Оно может быть такое, или не такое, или пятое, или десятое, но будущее всегда одно. То, которое в итоге оказалось реализованным. А кроме этой уникальной магистрали существуют и теневые. Несложившиеся варианты развития.

— Что значит “существуют”?… Несложившиеся варианты будущего — существуют?! Если только в чьем-то воображении?…

— В вероятности, — ответил Иванов. — Все, я ухожу. Меня сейчас тепловой удар хватит.

— Потерпишь! — заявил Шорохов. — И каким же образом они существуют, эти варианты?

— Опять торопишься. А не надо бы… — Он потряс раскрытым прибором. — Что здесь хорошо, так это пылища. Встань на свои следы и вернись в точку старта.

Едва договорив, Иван Иванович исчез, возможно — и впрямь перегрелся, возможно — опасался новых вопросов.

Олег в который раз вытащил сигареты и все-таки закурил. Дым, как и местный воздух, был безвкусным.

Шорохов изучил отпечатки на глине и, разыскав самые первые, отряхнул брюки. Возвращаться к мадам Криковой не хотелось, но выбирать было не из чего. Олег отстрельнул окурок и, проследив за тем, как он катится по глине, достал синхронизатор.

Уже набрав новую дату, он вспомнил, как сюда попал. Тогда он сомневался, что можно поймать конец периода случайно, наугад. Теперь было ясно, что он ничего и не ловил, а просто уперся в барьер. Граница расположилась подозрительно удачно: на последней минуте декабря.