Похождения красавца-мужчины, или Сага об ОБухаре - Валерий Сенин

Очень красиво сказал Альфред Мюссе: «Женщины любят, когда им пускают пыль в глаза. И чем больше пыли, тем они шире открывают глаза». Мне это высказывание настолько понравилось, что вечером, когда пришла с работы Марина, я, вместо вечернего приветствия, запустил в красивые карие глаза две пригоршни пыли, ожидая расширения ее глаз. Но женщина почему-то глаза закрыла, нагнулась и боднула меня в живот. После чего я подумал, что классики не всегда говорят правду.

Умереть от руки прекрасного человека, признаюсь, также не хочется, как и от руки негодяя.

Если тебе попалась болтливая женщина, почаще ее целуй.

«Девушка, милая, я не люблю знакомиться на улице, но, увидев вас, решил изменить своим принципам. Если бы я был художником, то рисовал бы только вас, если бы я был композитором, то моя музыка была бы пропитана вами, если бы я был писателем, вы были бы моей главной героиней, если бы я делал фильмы, вы были бы звездой этих фильмов. Девушка, милая, я абсолютно уверен, что Данте дал бы вам имя – Беатриче, Петрарка – назвал бы вас Луиза, Блок – Незнакомкой. Вы именно та женщина, которую я ищу по вселенной. Ведь я – восхищенный жизнью мужчина на розовом коне, скачущий вне времени вслед за поющей весной. И если я встретил вас на улицах Петербурга, то это означает, что весна через несколько дней должна умчаться в другие миры, к другим ждущим чуда людям. И поэтому я не мог пройти мимо вас. Поэтому я стою рядом с вами и наслаждаюсь тем, что вижу такую прекрасную и неповторимую женщину. Я согласился бы всю жизнь носить вас на руках, сдувать с вас пылинки, оберегать от всех опасностей и бед. Я согласился бы работать на трех работах, чтобы достойную женщину достойно содержать. Я смог бы стать вашим отцом, вашим братом, вашим мужем, вашим любовником. А, вообще-то, девушка, если уж честно признаться, то эту ерунду я говорю всем симпатичным девушкам».

Мужчиной я стал в пятнадцать лет. Однажды вечером пришел в гости к своему однокласснику. Его не оказалось дома, но его мать, Мария Петровна, красивая женщина сорока пяти лет, предложила мне подождать Виктора (так звали ее сына) в гостиной. Она включила телевизор. Я сел на диван. А Мария Петровна в этой же комнате начала перед зеркалом переодеваться. Час назад она купила новый купальник, и ей не терпелось его примерить. Обо мне она, похоже, забыла. Сняв с себя всю одежду, начала натягивать на свое полное красивое тело розовую тряпочку купальника. До этого момента я еще не видел обнаженной живой женщины. Конечно же, множество порнографических журналов прошло через мои руки, но живые женские груди, живая женская попа, живая женская пиписька крутились передо мной впервые. Я был заворожен и околдован красивейшим танцем женских прелестей. Вся моя мужская сущность рвалась им навстречу. Я не отрывал восхищенного и жаждущего взгляда от близкого и желанного женского тела. Мария Петровна случайно обернулась ко мне, встретилась со мной взглядом, и через несколько минут мы уже обнялись и поцеловались. А еще через несколько минут мой напряженный член впервые скользнул в сладкую влажную глубину.

Целый год я каждый вечер прибегал к Марии Петровне, а потом она вышла замуж за пятидесятилетнего старика и вместе со своим сыном переехала в Москву, к новому мужу. Первая женщина не забывается никогда, и это правда.

Вчера сдувал пылинки с одной женщины. Когда я сдул последнюю пылинку – женщина исчезла.

Говорят, Наполеон всю жизнь мечтал увидеть Петербург и умереть, но, по недоразумению, увидел Москву.

Сегодня проснулся оттого, что кто-то чем-то, похожим на травинку, щекотал у меня в носу. Я чихнул, улыбнулся, открыл глаза, а это, оказывается, лето пришло.

Заходил в Летний сад. Вход туда сделали платным. Но я привык к бесплатному проходу, поэтому перемахнул через забор. Сел на скамейку, на которой два старых еврея играли в шахматы и начал пить из бутылки вермут. Минут через десять один из игроков предложил мне сыграть с ним партию – на сто баксов. Деньги у меня были, и я согласился. Через полчаса старик сдался, отдал деньги, и на его место сел второй. Ставку повысили до двухсот долларов. Через полчаса второй тоже сдался. Старики посовещались и предложили партию – по пятьсот долларов. Я согласился. Игроки играли уже вдвоем, громко обсуждая каждый ход, перебирая множество комбинаций. По всему чувствовалось, что они мастера в шахматном деле. Через полчаса они сдались. Отдали деньги. По очереди пожали мою руку, сделали по глоточку вермута из моей бутылки и стали расспрашивать, откуда я прибыл в их родной город. Старики определили меня приезжим на том основании, что всех петербургских гроссмейстеров они знают в лицо и никогда не играют с ними на деньги, потому что сами пока еще мастера. Я не стал рассказывать старикам, что у меня лишь второй разряд по шахматам и на самом деле мне просто три раза подряд повезло.

Наверное, заманчиво для пожилого человека звучит название: «Клуб веселых хрычей».

Любопытно, неделю назад я отдал рукопись моего первого романа в одно маленькое издательство на Лиговском проспекте. И через два дня позвонил редактор и сказал:

– Приезжайте, я бы хотел с вами поговорить по поводу вашего творения.

Я почему-то подумал, что ему понравилась моя работа, и он меня приглашает для переговоров по поводу издания. Я быстренько оделся, поцеловал Маринку, которая занималась стиркой, и поехал в сторону Лиговского. Всю дорогу до издательства в голову лезли стихи Пушкина Александра Сергеевича. Я помню множество кусочков из различных его произведений. И вот эти кусочки настойчиво лезли в мою голову. Я читал про себя кусочек, а потом заканчивал его по-своему. Иногда получалось очень смешно, тогда я не выдерживал и тихонько смеялся. Одной женщине, ехавшей рядом со мной в вагоне, это настолько понравилось, что она вышла следом за мной на «Площади Восстания» и спросила:

– Молодой человек, вы, похоже, весельчак, не хотите со мной познакомиться?

Я сконцентрировал свое внимание на женщине, рассмотрел ее повнимательнее и понял, что она очень даже хороша – сорокалетняя самка с сильным телом, пахнущая французскими духами, перемешанными с потом. Причем запах пота не отталкиваще-резкий, а наоборот, притягивающе-мягкий. Он обволакивал меня, гасил мою волю и заставлял сказать: «Да, хочу». Но я открыл рот и сказал, на удивление самому себе:

– Нет, извините, я голубой и спешу на свидание к любимому мужчине.

Женщина сразу от меня отстала. А я вышел на Лиговский, забитый ревущими машинами и бегущими людьми, и за пять минут дошел до издательства.

Редактор Игорь Алексеевич, шестидесятилетний мужчина среднего роста, уже ждал меня. Он приветливо-приятно улыбнулся, пожал мою руку и сказал:

– Молодой человек, я прочитал вашу рукопись. Это не роман, это набор не связанных между собой зарисовок. Отсутствует главный герой и слишком много интимных сцен. В настоящей литературе у настоящих писателей интим не описывается подробно, на него только намекают. То, что ниже пояса – это уже не литература.

Я растерянно спросил:

– А как же Генри Миллер и Буковски? Они же классики американской литературы.

Редактор вскочил со стула, соорудил на правой руке кукиш /фигу/, поднес его к моему носу и, брызгая слюной мне в лицо, заорал:

– А они вообще не писатели. Они – бульварные пошлые бумагомаратели! Журналюги из желтой прессы. Без стыда и совести!

Я вытащил платок из кармана, вытер его слюну со своего лица и спросил:

– Простите, а вы читали их произведения?

– Не читал и читать не собираюсь! Как только я натыкаюсь на порнографию, сразу же закрываю книгу и дальше уже не читаю, воспитание не позволяет.

Я не смог сдержать улыбку и спросил:

– Но у меня первая, как вы ее обозвали, порнографическая сцена начинается на десятой странице и, если вам верить, то дальше вы уже не читали, в силу своего воспитания.

Редактор убрал свою фигу от моего лица, сел обратно на стул и сказал:

– Да, дальше я не читал, но и прочитав десять страниц, понял, что это не Бунин. Вот как надо писать русскому писателю – почитайте Бунина, и все эти Миллеры и Буковски растворятся, исчезнут, как миражи чужого нам мира, читайте Бунина, молодой человек.

Вообще-то я прочитал всего доступного Бунина десять лет назад. Его проза мне очень понравилась, а вот стихи – нет, с моей точки зрения, они слабые. Но редактору об этом не стал рассказывать. Я забрал свою рукопись и, попрощавшись, ушел. А редактор этого даже и не заметил, потому что в это время кричал в телефонную трубку:

– Нет, не пойдет, ваша рукопись – это чистая порнография, уже с третьей страницы! Почитайте Бунина, и все будет понятно!

Я шел по Лиговскому обратно к метро и кипел от возмущения. Как можно назвать общество, у которого на экранах телевизоров и на страницах книг – океаны крови, а при виде члена, входящего во влагалище, люди краснеют и выключают телевизор или рвут книги? Это же общество лицемерных ханжей. Они настолько тупы, что не понимают: когда люди занимаются сексом – это приятно, красиво и естественно, и бог об этом прекрасно знал, когда создавал мужчину и женщину.