Похождения красавца-мужчины, или Сага об ОБухаре - Валерий Сенин

Маринка вдруг начинает тихонько постанывать и перебирает своими ручками волосы на моей голове. Иногда, когда ей, вероятно, становится особенно приятно, она дергает сильно, и после этого уже слегка постанываю я. Очень жаль, что я не могу сейчас посмотреть на нас со стороны, ведь то, что мы делаем, не может быть некрасивым. Я снова вцепился в хвостик зубами и вытащил банан из Маринки. Он – влажный, скользкий и теплый, потому что Маринка горячая женщина. Я разжимаю зубы, и банан падает на пол. А Маринка бормочет:

– Ах, Сашенька, поласкай пальчиками свою любимую пещерку.

Интересно, влезут ли в Маринку четыре пальца? Провожу эксперимент, но в рыжую проказницу больше трех не просунуть. Я принимаюсь вибрировать кистью руки, и Маринка снова начинает тихонько постанывать. Девочке явно очень приятно. Радуюсь этому, и у меня начинает кружиться голова, потому что мой перевозбужденный «гладиатор» давно жаждет войти и кончить. У него, кстати, свой девиз: «Пришел, увидел, вошел». Возможно, он это у кого-то скопировал, но все равно звучит неплохо. Я расстегиваю ширинку, выпускаю «гладиатора» на оперативный простор и вхожу в Маринку до упора. Первое погружение всегда самое приятное, потому что пещерка еще тугая. Довольная Маринка урчит и дергает меня за волосы. Девочка любит потрахаться, а мне нравятся девочки, которые это любят. Начинаю двигаться активно и через минуту кончаю. И вдруг понимаю, что сдержаться не сумел, потому что днем Люся в течение сорока минут не давала мне кончить. Маринка тоже ничего не успела, и чтобы это исправить, ввожу быстренько в нее три пальца и начинаю с бешеной скоростью входить и выходить. Через минуту Маринка тоже кончает.

Потом мы пьем яблочный сок и едим бананы. Причем первым съедаем тот, который побывал в Маринкиной пещерке. Солнце уже давно скрылось. И за окном белая Петербургская ночь. А из радио изливается музыка Баха.

За окном белая ночь. На экране телевизора фильм Феллини «Рим», в руке бокал хорошего вина, на коленях красивая женщина. Завтра не нужно бежать на работу. Это мгновение вполне можно назвать райским.

Было время, когда я ходил в море (не плавал, потому что, как говорил наш корабельный боцман, «плавает только говно»), корабль (сухогруз) был моим домом. И этот дом перемещался по морям и океанам, перевозя различные грузы из одного порта в другой. На нашем судне не было женщин, и в этом наша жизнь не отличалась от жизни в тюрьме или в армии. Месяцами молодые сильные мужчины не касались женского тела. А поэтому, когда мы приходили в какой-нибудь порт, все старались потрахаться на полную катушку.

Однажды после месячного воздержания мы притопали в Петербург с грузом бананов. Когда на корабль прибыли таможенники, капитану вдруг стало плохо, он начал блевать, а потом упал и потерял сознание. Капитана увезли в больницу, где обнаружили у него дизентерийную палочку. И команду сразу же посадили на двухнедельный карантин. От такого поворота событий команда затосковала и начала пить водку по-черному.

Так прошло три дня, а к вечеру четвертого на судно пришла невеста боцмана Лена. Она так сильно истосковалась на берегу по своему Коленьке, что не вытерпела и, наплевав на все запреты, вплавь добралась до судна. Борман Коля был на седьмом небе от счастья. Он увел невесту в каюту. А в соседних помещениях расположилась вся команда, впитывая в себя все волнительные звуки, вылетавшие из каюты боцмана. Примерно через час сильно пьяный Коля пошел в гальюн /туалет/, где споткнулся, упал и уснул. А в его темную каюту скользнул один из матросов. И каждые полчаса одного матроса сменял другой, и так продолжалось до утра. А утром боцман проснулся в туалете и с новыми силами вернулся к невесте. И мне понравилась одна фраза, долетевшая до меня, которую утром невеста сказала жениху: «Ах, Коленька, такому могучему мужчине никогда не захочется изменить, ты же половой гигант и одна на берегу я уже не останусь, я с тобой в море пойду, а если ты не захочешь, то пойду в море без тебя!»

Оказывается, «завтра» начинается на следующий день после «сегодня».

Вспомнилось. Как-то (года два назад) ехал я по проспекту Просвещения на своей «копейке». Меня тормозит инспектор ДПС. Посмотрел мои права и вдруг начинает мне намекать, что я пьян. А я ему откровенно и говорю: «Дружище, восемнадцатого мая Петр Алексеевич разгромил в устье Невы шведскую флотилию и захватил в плен два боевых корабля противника, за это я и выпил каких-то шестьсот граммов водки, и от такой малости пьяным быть просто не могу». Офицер со мной согласился, вернул мне права и, прощаясь, сказал: «Блин, а я и не знал, что у нас война со Швецией началась».

Сегодня Троица. Когда-то в этот день святой дух в несколько секунд перестроил мозги апостолов, и они, не умея этого ранее, смогли говорить на языках народов мира. А я пять лет в школе и три года в институте учил немецкий и теперь могу читать вслух немецкие тексты, но смысла текстов не понимаю.

Позвонила Диана из Швейцарии. Я с ней не разговаривал больше года. И при первых же звуках ее голоса сердце мое заколотилось вдовое быстрее, а дыхание перехватило. Я почувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Как же мне ее не хватает!

– Здравствуй, Александр, как поживаешь? Я совершенно не собиралась тебе звонить, но какая-то сила заставила. Ты, вероятно, не захочешь со мной разговаривать и будешь прав, я на это не обижусь.

– Здравствуй, Ди, ты ошибаешься, я очень рад слышать твой голос и с удовольствием с тобой пообщаюсь.

Голос Дианы стал более уверенным:

– Это хорошо, что ты на меня не обижаешься, но я не могла поступить по-другому, я нашла тебя в больнице – невменяемого, отрешенного от жизни, жалкого, во мне проснулась жалость, а жалость и любовь несовместимы, с моей точки зрения. В тот момент ты для меня погиб, я все бросила и уехала в Швейцарию, здесь у меня свой небольшой домик…

Я не смог сдержаться и продолжил ее предложение:

– В десять этажей, с вертолетной площадкой на крыше?

Диана засмеялась:

– Мне всегда нравилась твоя манера выражаться. Если ты шутишь, значит, действительно поправился, я очень рада, что ты жив.

– Мне тоже это нравится. А как поживает мой отец? Больше всего меня удивила ваша свадьба.

– Просто в тот момент мне не хотелось уезжать одной, а твой отец подвернулся под горячую руку совершенно случайно, я сделала ему предложение, и он согласился.

– Диана, ты очень странная женщина: на твое предложение согласился бы любой молодой мужчина, а ты выбрала моего отца, который шестьдесят лет своей жизни был занудой.

– Ну, он занудой и остался, мы развелись с ним через месяц после свадьбы, потому что твой отец твердо верит, что секс укорачивает жизнь и разжижает мозги.

Здесь уже засмеялся я:

– Узнаю моего отца. Он и с мамой развелся по той же причине.

– А с твоей мамой мы познакомились в больнице, красивая женщина, вот только много говорит.

– Ну, это нравится многим пассивным мужчинам, а маме нравятся пассивные мужчины, чего она и не скрывает.

– Каждый старается жить так, как ему нравится. Да, Александр, я через месяц собираюсь приехать в Петербург, очень соскучилась по городу, по его улицам и проспектам, по его домам и дворцам, по его хмурым жителям.

Сердце мое опять забилось быстрее, и я спросил:

– А меня ты бы хотела увидеть?

Диана помолчала секунд десять и ответила:

– Сейчас, после нашего разговора, да, но до разговора я не собиралась с тобой встречаться, потому что ты для меня умер год назад.

И Диана повесила трубку. А я стоял, слушал гудки в моей трубке и улыбался.

Женщина непредсказуема, как водка. А мужчина предсказуем, как кувалда, разбивающая бетонную стену.

Диана, великолепная охотница, через месяц приедет в Петербург! И я снова увижу и услышу ее, женщину, которую я ревновал ко всем мужчинам земли. Ни одну свою женщину не ревновал, Маринку тоже не ревную, хотя и успел в нее влюбиться, а Диану ревновал, хотя и не подавал вида. Как же назвать мое чувство к Диане? Вероятнее всего, это была страсть, впрочем, почему «была», она осталась. Так, к Маринке – любовь, к Диане – страсть, а к Люсе – жажда секса, но если быть откровенным, то к Люсе я тоже не равнодушен, если бы она не была женой деда, я бы два года назад, когда увидел ее и захотел, обязательно постарался бы трахнуть. Очень приятно, что минимум три месяца я буду к ним ездить. А вот что рассказать Маринке, я не знаю, она искренняя и ревнивая девочка. Уверена, что если люди любят друг друга, то они никогда не изменят. Но секс с Люсей – это не измена, это помощь деду, очень приятная для меня помощь. А Маринка этого не поймет. Она узнает, и наши радостные мажорные отношения закончатся и начнутся другие – с разборками, упреками и недоверием друг к другу. Она узнает, и закончится наш медовый месяц, наполненный музыкой секса. А я не хочу, чтобы он заканчивался. Поэтому Маринке, Мариночке о Люсе ничего рассказывать не буду. Вот Диане я бы все рассказал, и она бы меня поняла, потому что очень похожа на меня. Ах, Диана, через месяц я увижу тебя, и мне достаточно будет одного намека на то, что ты хочешь меня как мужчину, и я буду у твоих ног плакать и смеяться от счастья. Перед желанием Дианы я устоять не смогу, да и не хочу. Потому что она – великолепная охотница, единственная и неповторимая, желанная, но бросившая меня в трудную минуту. Но таким женщинам, как Диана, позволительно бросать. И мне сейчас наплевать на это. Человек время от времени бывает слабым и безвольным. Вот Диана и была в тот момент слабой, а я это не понял и обиделся. Но сейчас я уже не обижаюсь. Сейчас я радуюсь тому, что она возвращается в мою жизнь. Скорее всего, на девяносто девять процентов, мне придется жить сразу с тремя женщинами. Такого опыта у меня еще не было, и что из этого получится, одному богу известно. Впрочем, может, не известно и ему.