Лесной: исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья - Коллектив авторов

Дом А.И. Данилевского возле Серебряного пруда на бывшей Малой Объездной улице (современный адрес – Институтский пр., 22) . Фото С. Глезерова, март 2006 г.

Объявление об открытии библиотеки М.И. Брусяниной. Конец 1913 – начало 1914 гг. Из архива В. О. Брусянина

Страницы из каталога общедоступной библиотеки М.И. Брусяниной. Из архива В.О. Брусянина

Страницы из каталога общедоступной библиотеки М.И. Брусяниной. Из архива В.О. Брусянина

Дарственная фотография Л. Андреева с надписью: „Василию Васильевичу Брусянину с искренней приязнью. Леонид Андреев. 1910 г.“. Из архива В.О. Брусянина

При переезде на новую квартиру пришлось, как это ни было грустно, расстаться с нашим сенбернаром Грумом, так как при доме не было отдельного сада, где можно было бы держать собаку, а был один большой сад, окружавший оба дома. Грум был злой собакой, которую нельзя было выпускать без намордника, и я опасалась, что он своим поведением разгонит всех абонентов, что действительно могло случиться, так как на незнакомых он кидался. Когда его куда-то отдали, он пришел назад и так делал два раза, пока его не отдали такому хозяину, который его посадил на цепь. Я теперь удивляюсь, как мне было не жаль расстаться с этой угрюмой, но умной и преданной собакой…»

Мария Брусянина признавалась впоследствии, что жизнь в доме на Малой Объездной улице в Лесном явилась одним из счастливейших периодов в ее жизни. Мария Ивановна была настоящей хранительницей семейного очага. Кроме того, она обладала и литературными способностями. Об одном из своих литературных опытов, связанном с всеобщим патриотическим подъемом в начале Первой мировой войны, она не без улыбки рассказывала в своих воспоминаниях. Всплеск национальных чувств отразился в литературе и в поэзии.

М.И. Брусянина. Фото середины 1910-х гг. В 1917 г., судя по оборотной стороне, фотокарточка по каким-то причинам использовалась «Комиссариатом 2-го Лесного подрайона» как удостоверение личности. Из архива В.О. Брусянина

«Я тоже заплатила дань этому поветрию, – вспоминала Мария Ивановна. – Как-то раз, увидя в окне магазина портрет короля Альберта, тогда чрезвычайно популярного, я купила его и, придя домой, повесила на стене своей комнаты… Было что-то в этом лице, что вызвало во мне какое-то особое состояние. В уме сами собой стали складываться размеренные рифмованные строчки и, наконец, вылились в стихотворение. Я прочитала его мужу, он одобрил и отнес в журнал, который редактировал тогда поэт Леонид Галич, где оно и было вскоре напечатано вместе со стихотворением Георгия Иванова, тоже посвященным королю Альберту. Вскоре появилось второе, но неудачное, на ту же тему, которое было напечатано в журнале „Пробуждение“. Там же было напечатано и стихотворение „Павшим в бою“, которое Федор Федорович Фидлер счел достойным перевода на немецкий язык, что он и сделал. Последнее мне было чрезвычайно приятно, так как он сказал мужу, что это единственное, найденное им в военной литературе стихотворение, чуждое шовинизму и выражавшее общечеловеческие чувства».

История имела продолжение. Под влиянием встречи с поэтессой и драматургом Людмилой Николаевной Рыжовой-Герст Мария Брусянина отправила свое стихотворение, посвященное королю Альберту, в бельгийское посольство. «Я еще не забыла учебника Иловайского, по которому мы изучали историю, и у меня в памяти сохранилась фраза: „Лавры Мильтиада не давали спать Фемистоклю“. Я почувствовала себя этим Фемистоклом и твердо решилась добиться мильтиадовых лавров…».

Письмо, отправленное в Лесной М.И. Брусяниной. Из архива В.О. Брусянина

Через несколько дней Мария Ивановна получила ответ от бельгийского посланника, в котором тот в изысканных выражениях сообщал, что перешлет письмо самому королю. А еще спустя некоторое время от посланника пришло новое письмо, в нем тот передавал благодарность короля. «Я была удовлетворена, – вспоминала Мария Брусянина. – Фемистокл сравнялся с Мильтиадом и мог спать спокойно». Кстати, по ее же признанию, письмо бельгийскому королю вызвало осуждение некоторых знакомых, исповедовавших социалистические взгляды: они не преминули укорить Брусянину в «верноподданичестве»…

Деятельное участие принимала Мария Брусянина в возникшем в то время «Обществе молодежи и интеллигенции Лесного». Оно ставило перед собой задачи просветительского характера, устраивало лекции, доклады, концерты.

На собраниях этого общества Мария Ивановна нередко выступала со своими стихотворениями. «Композитор Пергамент, который после отъезда Лабза жил в нижнем этаже нашего дома, положил на музыку мое стихотворение, которое на одном из концертов и исполнялось, – вспоминала Мария Брусянина. – Еще одно стихотворение положил на музыку композитор Кашеваров. Но того мне так и не удалось услышать. Разразилась революция, и в то время никто и не думал об издании романсов».

В 1917 году литературная общественность Петрограда торжественно отметила 25-летие творческой деятельности писателя Брусянина. «Муж работал в двух газетах и зарабатывал очень хорошо, так что и материальное положение было удовлетворительное, – вспоминала Мария Брусянина. – Дети учились в Коммерческом училище в Лесном. Я принимала близкое участие в родительских комитетах. Так что жизнь была полна и интересна. Но в этой же квартире началась и несчастная полоса моей жизни и жизни нашей семьи».

К сожалению, лесновская идиллия брусянинского семейства оказалась недолгой. Именно здесь, в доме на Малой Объездной, семейство Брусяниных встретило Октябрьскую революцию и пережило первые месяцы новой власти. Вскоре, в 1918 году, в Петрограде начался голод. Брусянины попытались искать спасения в деревне – сначала в Псковской губернии, а потом в Орловской. При этом писатель вовсе не отошел от общественной деятельности, наоборот, изо всех сил бросился в опасный водоворот жизни.

Благодаря содействию наркома продовольствия А.Д. Цюрупы Брусянина назначили инспектором ревизионной комиссии по снабжению Петрограда. Писатель не раз выезжал в центральные губернии России для организации помощи голодающей столице, что не мешало ему самому жить впроголодь. Увы, все это подорвало его здоровье, и деревня Нетрубеж стала последним пристанищем Брусянина.

Здесь писатель заболел сыпным тифом и скончался летом 1919 года. Как рассказывал внук В.В. Брусянина, после смерти писателя его семья «долго и трудно, с невероятными мытарствами, добиралась до Петрограда. Квартира оказалась разграбленной, почти все книги из огромной и богатой библиотеки растащены». Помог семье A.M. Горький, когда-то хорошо знавший В.В. Брусянина: он выхлопотал паек и добился, чтобы вдову и детей Брусянина поселили в Доме искусств на углу Невского и набережной Мойки. Марии Ивановне назначили персональную пенсию.

Что же касается брусянинской «Библиотеки новых книг и журналов» (точнее, того, что осталось от нее после разграбления), то власти передали книги в «Коммунальную библиотеку» Выборгского района Петрограда. Ныне от лесновской библиотеки Брусянина уцелел только каталог – как бесценная реликвия, он бережно хранится в семейном архиве внука писателя, Вадима Олеговича Брусянина. На его страницах – пометки, сделанные рукой самой Марии Ивановны Брусяниной…

После смерти мужа Мария Ивановна сделала все, чтобы достойно воспитать детей и сохранить для потомков и для истории память о В.В. Брусянине. «Все последующие годы она занималась приведением в порядок уцелевший части архива мужа, который в тридцатые годы был передан ею в ЦГАЛИ и в Пушкинский дом, – рассказывает ее внук Вадим Брусянин. – Она работала над своими воспоминаниями, много занималась переводами, неоднократно предпринимала попытки к переизданию произведений В.В. Брусянина, вела переписку с литераторами, знавшими его и помнившими. Она воспитала в своих детях любовь и уважение к памяти их отца. И они стали достойными людьми, подлинными интеллигентами, впитавшими лучшие традиции дореволюционной русской культуры… Мария Ивановна умерла в блокадном Ленинграде 3 апреля 1942 года. Как и деда, ее погубили война и голод. И я всегда жалею, что так и не успел по-настоящему узнать и оценить эту незаурядную личность! Как много она смогла бы мне дать, проживи дольше…»

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ ВОРОНЦОВА ПЕРЕУЛКА

Среди многочисленных улиц старого Лесного был и короткий Воронцов переулок, проходивший между Старо-Парголовским проспектом (ныне пр. Мориса Тореза) и Ольгинской улицей (ныне – ул. Жака Дюкло). Впрочем, почему был? Он существует и сегодня. Упраздненный решением исполкома Ленсовета от 15 мая 1965 года, во время массовой жилищной застройки района, переулок восстановлен распоряжением Администрации Санкт-Петербурга от 7 июля 1999 года. Восстановление старинного названия стало результатом деятельности Топонимической комиссии.