Омут памяти - Александр Яковлев

Потом-то я лично удостоверился, что, когда Брежнев говорил о важности идеологической работы, он лицемерил. Во время одного из сидений в Завидово Леонид Ильич начал рассказывать о том, как еще в Днепропетровске ему предложили должность секретаря обкома по идеологии. «Я, — сказал Брежнев, — еле-еле отбрыкался, ненавижу эту тряхомудию, не люблю заниматься бесконечной болтовней…»

Произнеся все это, Брежнев поднял голову и увидел улыбающиеся лица, смотрящие на меня, — я ведь работал в идеологии. Он тоже повернулся в мою сторону. «Вот так», — сказал он и усмехнулся.

Не скажу, что это мнение генсека меня обрадовало или обескуражило. Неловко было перед своими товарищами. В очередной раз начал спрашивать себя: а тем ли я занимаюсь, то ли делаю? Вот тогда-то я и вписал в доклад Брежнева абзац о гласности, но его кто-то вычеркнул на самом последнем этапе. Думаю, что Суслов.

Надо же так случиться, что вскоре после моего назначения я остался на руководстве отделом. Степаков заболел. К этому времени подоспела очередная реорганизация аппарата, и я должен был представить предложения о штатах и структуре отдела. Мне всегда не нравилось слово «агитация», которое входило в название отдела — Агитпроп. И тут, пользуясь продолжающейся сумятицей в аппарате, я в записке в ЦК о названии и штатах отдела опустил слово «агитация». Так с 1965 года появилось укороченное название отдела — отдел пропаганды.

На очередном идеологическом совещании задали вопрос: «Почему это сделано?» Суслов промолчал, но исправлять не стал. Он вообще не любил что-либо исправлять после того, как решение принято. В обкомах, крайкомах и в ЦК компартий союзных республик название отдела осталось старым.

В этой главе, как, собственно, и в других, я не хочу строить свои рассуждения в хронологическом порядке. Многие события и факты этого периода уже рассыпаны по другим главам. Я вообще не люблю строгих логико-хронологических построений, когда пишу свои книги и статьи. Кроме того, писать о повседневной рутинной работе тех лет неинтересно. Остановлюсь лишь на некоторых событиях, которые меня волновали больше всего.

В сущности, Брежневу в какой-то мере повезло. Номенклатура устала от Хрущева. Она боялась его бесконечных импровизаций, особенно в кадровых делах. Раздражен был военно-промышленный комплекс. Рвались к власти «силовики». Брежнев устраивал практически всех — и «вождей», и номенклатуру в целом. Никто не собирался его свергать, даже когда он был уже немощен, перестал внятно говорить. К себе он допускал немногих, а в конце политической жизни — только двоих — Константина Черненко и своего референта Галину Дорошину. К ним он питал особое доверие.

В первые годы Брежнев был достаточно активен. Иногда сердился по поводу разных безобразий, разгильдяйства, но без особого вдохновения. Последствий от его воркотни тоже не наблюдалось. Даже поговаривал о реформах. Умел выслушивать разные точки зрения. Но постепенно все это ему надоело. Страна поплыла по течению. Многих это устраивало. В восторге были военные — Брежнев не жалел денег на оружие.

Бывало, что во время работы за городом отпускал очень едкие замечания в адрес Подгорного, Кириленко, Шелеста и других. Кроме, пожалуй, Суслова и Андропова. Одного почтительно называл Михаил Андреевич, другого — Юра, всех остальных — по фамилиям. В общении был достаточно демократичным.

Любое безвластие порождает многие негативные, даже отвратительные явления в жизни общества. Сегодня говорят, что при Ельцине страна погрязла в коррупции. Это верно, но ничего нового в этом нет. При Брежневе коррупция была не меньшей, только о ней знали не так уж много людей, это считалось государственной тайной.

Воровство, бесхозяйственность, игнорирование принципа экономической целесообразности, затыкание бесчисленных дыр за счет проедания национальных ресурсов все отчетливее обозначали обостряющийся кризис системы.

Система обмана, приписок, показушной информации, все старались написать ловкую записку об успехах: ах, как здорово работаем, какие прекрасные результаты! Каждая записка — это мольба: обратите внимание на верного солдата партии. И чем больше лжи, тем прочнее фундамент карьеры.

Я тоже подписывал такие записки. Особенно смешными выглядели доклады об агитационно-пропагандистской работе. Мы сообщали, сколько пропагандистов и агитаторов денно и нощно работает в том или ином регионе и в целом по стране, об их эффективном влиянии на людей. А в жизни никто из партийных работников живого агитатора и в глаза не видел. Ну, иногда нам, работникам ЦК, во время командировок показывали какого-нибудь заведующего библиотекой или комсомольского работника — вот они, агитаторы. Все знали, что это ложь. Но делали вид, что это правда.

Ложь пронизывала систему насквозь. Быстро якобы растут производительность труда и качество продукции. В это никто не верил, да и не мог поверить, ибо полки магазинов напоминали скелеты динозавров. Люди ездили за колбасой и мясом в Москву.

Мои сестры из Ярославля регулярно приезжали в столицу, чтобы купить продукты, и в тот же день отправлялись обратно. Создавались группы для посещения театров, профсоюзы покупали билеты. Приехавшие весь день бегали по магазинам, вечером шли в театр, высыпались там, а потом в автобус — и домой.

Театр абсурда. Например, своей рукой, никого не спрашивая, я вписывал имена главных редакторов газет, руководителей других средств массовой информации на высокие ордена, причем делалось это в связи с награждениями, скажем, за достижения в выращивании картошки, овощей, пшеницы, в области производства мяса и надоев молока. Однажды я в порядке шутки внес в список награжденных своего заместителя Георгия Смирнова за выращивание хмеля. Он получил орден Трудового Красного Знамени. Так вот и шалили. Но за этими шалостями стояли серьезные проблемы заболевания страны и системы. Никто из секретарей ЦК из этих списков никого не вычеркивал, ибо не знали, кто и кого вписывал. Члены Политбюро активно добавляли своих любимых холуев.

Советская власть была тотально коррумпирована с самого начала своего возникновения — коррумпирована политически, коррумпирована идеологически, коррумпирована экономически. Расскажу о том, чему я был свидетелем при Брежневе.

Прежде всего о закупках зерна и других продуктов сельского хозяйства. На эти цели тратились огромные суммы, в то же время сельское хозяйство хирело на глазах. Половина выращенного урожая гибла при уборке, перевозках и хранении. Руководство как бы этого не замечало и тратило тонны золота на покупку все новых и новых продуктов за рубежом.