Тайны Елисейского дворца - Жюльетта Бенцони

– Быть может, Россия только предлог, а на деле он хочет всецело завладеть Польшей, которая наверняка, по его мнению, должна принадлежать мальчику, которого подарила ему Валевская.

– Она все еще не исчезла с горизонта? Я думала, что, женившись, император изгладил из памяти все былые привязанности.

– Все, но не эту. В народе ее называют польской женой императора, а в Великой армии считают, что он ее любит до сих пор.

– Несмотря на то что с «новой» он ведет себя как влюбленный мальчишка?

Прекрасные темные глаза старой дамы гневно вспыхнули.

– Девчонку, которую он посмел посадить на место Жозефины?!

Лаура едва не поперхнулась, услышав, как Летиция сожалеет о невестке, которую еще так недавно терпеть не могла!

– Не думаю, что он любит ее всерьез, – продолжала она, – он гордится, что стал теперь племянником Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Он задаривает девчонку платьями и невероятными драгоценностями, но ей всего и всегда будет мало.

– Это я уже поняла, – согласилась Лаура, не в силах удержаться от улыбки. – Когда меня ей представляли, она захотела, чтобы я подарила ей мой большой рубин.

– Она пустышка… И он очень ошибается на ее счет.

– Но она подарила ему сына, и, говорят, прекрасного.

– Про мальчика не могу сказать ничего плохого. Но каков он будет, когда вырастет? Он светлый в нее. Если, не дай бог, моего сына не станет, она сделает из него австрияка. Или вообще забудет и думать, есть он у нее или нет. Кстати, как себя чувствует твой сынок? Надеюсь, ему не повредила Испания?

– Ничуть! Он тоже у меня замечательный. И к тому же вылитый Жюно.

– Вот это дело! А как себя чувствует Александр? Как тебе жилось с ним вместе? Не слишком трудно? Он не мучил тебя?

– Нет. Меня беспокоила только его внезапная непредсказуемая мрачность.

– А по женской части? Не слишком много побед?

– Испанки не предрасположены к легкомыслию. Но когда я оказалась в ожидании, дело не обошлось без профессионалок.

Лаура не стала говорить о невероятном чувстве облегчения, с каким узнала о своей беременности, избавившей ее от грубых посягательств мужа. Они вошли у него в привычку, и она стала их только бояться. Во Франции Александр поспешил снова обзавестись «сестренками», которых Лаура теперь благословляла от всего сердца. Она чувствовала, что муж ее не совсем нормален, и поделилась своими опасениями с Корвизаром. Врач на свой лад постарался ее успокоить.

– Человек с такими нервами не может безнаказанно жить неделя за неделей среди ужасов. Естественно, что нервы сдают. Но я уверен, все наладится, когда вы оба заживете спокойной жизнью. Как только он окажется вблизи обожаемого императора, вы увидите, все изменится.

– Вы так думаете?

– О! Почти что уверен. Видите ли, ваш Жюно в некотором смысле особый случай. Если его не знать, можно заподозрить, что он влюблен в императора, но ему чужды подобные поползновения. Глубоко чужды. Его чувство скорее сродни религиозному. Можно сказать, он преклоняется перед своим божеством.

– Да, так оно и есть. Он боится причинить императору огорчение, как монах боится согрешить.

Вернувшись домой, Лаура с порога поняла, что Жюно занят сборами – суетились слуги, все было перевернуто вверх дном. Жюно требовал безупречной чистоты мундиров, и вот его гардероб приводили в порядок.

Сам он сидел в библиотеке, смотревшей окнами в сад, и читал «Монитор», но без особого интереса, потому что тут же выпустил газету из рук, как только вошла жена.

– Где была? – спросил он рассеянно.

– У Мадам Матери.

– Думаю, она была рада с тобой увидеться.

– А я была рада увидеться с ней. Скажи мне, куда ты девал де Нарбонна. Он обещал, что подождет меня.

Жюно привстал, поднял газету и снова сел, собираясь продолжить чтение.

– Де Нарбонна? Я его отослал.

Лауре показалось, что она ослышалась.

– Что? Что ты сделал?

– Не заставляй меня повторять сто раз. Я отослал его.

На языке молодой женщины вертелся вопрос: «Жюно! Ты сошел с ума?» – но она не забыла, что кое-какие слова не должны произноситься вслух, и ограничилась совсем другим вопросом:

– Он не сказал тебе, что я пригласила его на ужин?

– Сказал, но я дал ему понять, что, уезжая завтра к принцу Евгению, хотел бы провести этот вечер наедине с тобой. Не волнуйся, – успокоил он Лауру, разворачивая газету и исчезая за ней, – ты еще с ним увидишься. Хотя я бы предпочел, чтобы виделись вы не слишком часто, он же не член нашей семьи!

Брови Лауры сердито сдвинулись. Ох, как она не любила, просто очень-очень не любила этот пренебрежительный тон своего господина и повелителя.

– Нет, он же не член нашей семьи, – подхватила она. – Он друг, настоящий друг, и это гораздо больше, если знать, что означает это слово. А теперь посмотри на меня, – прибавила она ласково, отбирая у мужа газету и снова отправляя ее на ковер.

– Не сомневайся, я прекрасно знаю, что такое дружба. Настоящий друг не внедряется в дом, не живет в нем днями и неделями на протяжении многих лет, для того чтобы стать наставником молодой неопытной женщины и сыграть пагубную роль в ее жизни! Думаешь, я не знаю, кто представил тебе Меттерниха и покровительствовал вашей любви?

– Он ничему не покровительствовал. А представить при императорском дворе австрийского посланника одной из фрейлин не грех, а обязанность светского человека.

– Какой удобный светский человек! Знаком с любым и каждым и готов на любую гнусность!

– Ты называешь гнусностью светскую вежливость?

– Я называю гнусностью знакомство волка и овечки!

– Он не пастух, у него другие обязанности. И я хочу тебе напомнить, что де Нарбонн был другом моей матери. Что с тобой случилось, Александр? Можно подумать, ты меня ревнуешь к де Нарбонну!

– Нет, я не ревную… Но я вижу, кто есть кто. По счастью, он больше не собьет тебя с праведного пути, он тоже уезжает. Конечно, я предпочел бы увезти его с собой к принцу Евгению де Богарне, но старая придворная лиса оказалась хитрее меня, де Нарбонн нашел себе покровителя посильнее и теперь принят в свиту императора. Но хотя бы он не будет стоять у меня за спиной, разрушая мой семейный очаг и сбивая мою жену с пути истинного!

Боже мой! Да что такое случилось с Александром? Лаура готова была дать волю своему гневу и навести порядок у него в голове хорошей оплеухой, и тут вдруг ее осенило. Император! Вот кто главный герой этой искрометной комедии! Кто, как не он, хотел сделать де Нарбонна главным камергером у своей «Луизы», а потом приблизил к собственной персоне, сделав адъютантом, задумав превратить этого очаровательного человека в мосток между собой и старой аристократией. Император сумел оценить культуру, воспитанность и княжескую элегантность манер де Нарбонна.

Женившись на эрцгерцогине, Наполеон почувствовал нужду в наставнике, который чувствовал себя своим в крошечном мирке государей. Император желал быть равным с ними, а точнее, хотел над ними властвовать. Привыкнув скорее к бивуакам, Наполеон пожелал заручиться бархатной перчаткой, чтобы общаться с коронованными особами, в том числе и со своим тестем. Этой бархатной перчаткой и был де Нарбонн.

Жюно все никак не мог успокоиться.

– Впрочем, что мне за дело до старой придворной лисы! В его-то годы и стать адъютантом!

– И какие же у него годы?

– Если память мне не изменяет, он родился в тысяча семьсот пятьдесят пятом, значит, сейчас ему пятьдесят семь лет, считай почти шестьдесят. Не назовешь юным мальчиком. А в качестве адъютанта он должен спать на… походной кровати у входа в палатку своего начальника. Можешь себе представить этого старика в такой роли? Привет, ломота в костях! – издевательски захохотал Жюно.

– Да как ты смеешь? – вне себя от гнева воскликнула Лаура.

Но Жюно желал довести свою речь до конца.

– Быть сынком Людовика XV, этого распутника, и походить на него лицом – не значит избавиться от тягот военного дела. Его ждет длинная дорога, и я не удивлюсь, если он не вернется живым из Москвы. Пойдем-ка поужинаем, я проголодался.

– А я нет.

– Ну, так сделай вид. А как иначе, если твой любимый муж собирается уехать на долгие месяцы. Но зато вернется к тебе маршалом империи, – прибавил он, словно бы убеждая сам себя.

– От души тебе этого желаю! Но вместо того чтобы заниматься де Нарбонном, лучше бы занялся своим здоровьем!

– Здоровьем? Да я никогда не чувствовал себя лучше! Признаю, что был не в форме, когда мы уезжали из Испании, но парижский воздух меня вылечил. А чем ты займешься в мое отсутствие?

– Все тем же, чем занимаюсь и при тебе.

– Не уверен, что не соскучишься. Но хоть де Нарбонна при тебе не будет, чтобы сбивать тебя с пути дурными советами, – вздохнул Александр и переложил себе на тарелку половину блюда фаршированных дроздов, которых очень любил.

Лауру рассердила его невоздержанность, как в словах, так и в еде.