Бремя идолов - Чингиз Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я и так уже… по горло в дерьме, — процедил мэр. — Газетчики постарались.
— Вы меня не поняли. Ситуация критическая… Эта операция спланирована таким образом… В общем, вы проигрываете при любом раскладе. Кстати, насколько я понял, недавний взрыв на Малой Бронной — тоже подкоп под вас. Кто-то даже заранее предупредил журналистов. И я знаю, кто спланировал акцию… Отставной полковник госбезопасности Ветров. Профессионал..
— Но мы должны попытаться освободить заложников, — пробормотал мэр. — Я вас понимаю и готов признать, что вы правы. Но сидеть и ждать — не в моих правилах. Штурм начнется вовремя, и отменять его я не стану, — немного подумав, он добавил:
— И Бог с ней, с моей карьерой. Главное люди…
Дронго понял, что настало время использовать последний шанс.
— Ладно, хорошо, — кивнул он. — Предположим, что все сказанное мною неубедительно, бездоказательно. Но тогда объясните мне: почему они до сих пор держат заложников? Почему тянут время? Ведь нелогично же… Террористы ведут себя иначе. То есть настаивают на скорейшем выполнении их требований.
Мэр задумался. Наконец спросил:
— Вы что же, знаете, почему они медлят?
— Догадываюсь. В аэропорту должны находиться их сообщники. Очевидно, они рассчитывают на них. Возможно, какая-то отвлекающая акция…
— Так-так. — Мэр нахмурился. — Идемте со мной. — Он направился к двери.
Тут Дронго понял. Понял, чем порядочный человек отличается от подонка.
Порядочный не станет лгать, не будет изворачиваться, он никого и никогда не подставит. Его можно оболгать, обвинить во всех грехах. Но порядочный человек таковым и останется, и правду в конечном итоге не скроешь.:
— Хорошо, согласен… Вы, возможно, правы, — громко сказал мэр. — Но кто за вас поручится?
— Я. — На пороге появился Машков. — Я могу за него поручиться.
— И я, — сказал азербайджанский посол, появившийся в дверях. — Я знаю его много лет.
— Согласен, — кивнул мэр. — Излагайте свой план.
Даже получив все полномочия, Дронго не торопился. Стрелки на циферблате показывали двадцать минут восьмого. Если Кошкин затягивал до восьми, значит, террористы готовились именно к этому сроку.
Следующие десять минут все сидели как на иголках. Каждую минуту докладывали о перемещениях Малявко, которые фиксировала камера.
Демидов метался по комнате. Наконец остановился — не мог больше ждать.
Выскочил из комнаты и подошел к буфетной стойке. Рядом стоял Малявко. Демидов нервничал. И, как всегда, нервничая, почувствовал волчий аппетит. Взял салат, сосиски, горчицу. Начал намазывать ее на хлеб. Вдруг поскользнулся, — горчица оказалась на рукаве пиджака Малявко; тот взвизгнул, начал отталкивать Демидова.
Полковник смутился, извинился. Малявко же поспешил в туалет почистить пиджак.
Остальное было делом техники. Следом за ним в туалет вошли пять оперативников.
И повесили на дверях табличку «ремонт». Минуту спустя Малявко был обезоружен.
Ни слова не говоря, Демидов поднес к его уху магнитофон. Нажал на кнопку.
— Убедился? — спросил полковник. — Какие тебе еще доказательства? Получишь пятнадцать лет в колонии строгого режима. А я позабочусь, чтобы все узнали статью, по которой сел. Насилие над несовершеннолетними, понял, что грозит?
— Не имеете права, — пролепетал Малявко. — Я хочу позвонить шефу.
— В другой раз. — Демидов посмотрел на часы. Семь сорок пять. — Быстро! — выкрикнул он. — Колись, сука! Или решето из тебя сделаю. Пристрелю!
Левитин подошел к Машкову.
— Хорошо, — сказал он. — Предположим, что с пленкой я не прав.
Предположим, что мы не должны были так ошибаться…
— Ошибка? — удивился Машков. — Это должностное преступление. Неужели не поняли?
— Это вы не поняли, — покраснел Левитин. — У меня информатор в автобусе.
Наблюдатель. Я могу в любой момент отдать приказ о начале штурма. Достаточно нескольких спецназовцев — и все будет кончено. А вы что, боитесь — отниму у вас славу.
— Убирайтесь! — взорвался Машков. — И прикажите мальчику больше не выходить на связь. Слишком опасно для него.
— Не верите? — пробормотал Левитин. — Напрасно. Даже нечестно.
Дронго поспешил туда, где допрашивали Малявко. В этот момент Демидов вытащил пистолет.
— Считаю до трех, — сказал полковник.
Оперативники отвернулись. Они бы сами с удовольствием пристрелили мерзавца.
— Раз…
— Не надо, — выдохнул Малявко. — Который час?
— Семь сорок семь.
— В аэропорту… здесь… профессиональный убийца, — прохрипел Малявко. — Он бывший прапорщик…
— Знаем. Дальше. — Демидов взглянул на часы.
— В восемь вечера, когда вы подадите самолет, он должен контролировать ситуацию. Когда автобус подъедет к самолету, он начнет стрелять, создаст панику. А Кошкин и двое ребят, которых он сам отберет, улетят в самолете.
Остальные трое останутся.
— Куда улетят?
— Не знаю. Кошкин решил лететь в Северный Казахстан. Посадит самолет в степи и улетит на вертолете в сторону границы. Наверное, в Афганистан или в Иран. Точно не знаю. Ребята полетят с ним. Они сядут у границы и перейдут ее как беженцы. С ними будут два проводника-таджика, которые подтвердят, что они беженцы.
— А автобус с детьми? — спросил Демидов.
— В восемь пятнадцать… он взорвется, — сказал Малявко. — Со всеми, кто там будет в этот момент.
До восьми оставалось десять минут. Демидов взглянул на Дронго.
— Я к автобусу! — закричал полковник. — Найди Прохорова. Он где-нибудь наверху.
Дронго бросился к начальнику службы безопасности аэропорта.
— Проверьте все выходы. По нашим данным, здесь прячется террорист.
— Не может быть, — пробормотал начальник.
— Сейчас не время спорить, — отрезал Дронго. — Подумайте — где он мог спрятаться?
— Нигде. Вы, очевидно, не понимаете… Мы все перекрыли.
— Здесь, он здесь, где-то рядом, — шептал Дронго.
— Я отвечаю за все объекты…
— Да погодите вы… Он должен иметь круговой обзор. Кажется, я знаю, где он прячется. На вышке! Чтобы вести наблюдение за летным полем.
— Но там никого нет.
— Ошибаетесь. Он наверняка там. Срочно вызывайте машины. Едем!
Глава 36
Коля, сидевший на заднем сиденье, неожиданно поднялся. Кошкин взглянул на него.
— Уже скоро, — улыбнулся он. Коля спросил:
— Что случилось с моим братом?
Если бы в салоне автобуса взорвалась бомба, то и тогда Кошкин не растерялся бы. А тут вдруг потупился.
— С твоим братом? Он погиб, ты ведь знаешь…
— Почему вы его убили?
Кошкину показалось, что он ослышался. Он молча смотрел на Николая.
— К нам кто-то бежит! — неожиданно закричал Роман.
— Не открывай двери! Я сейчас. — Глядя прямо в глаза Николаю, Кошкин произнес:
— Его никто не убивал. Он взорвался. С чего ты взял, что его убили?..
— Кто-то подошел к автобусу! — снова закричал Роман.
— Заткнись! — Кошкин не сводил глаз с Коли.
Тот молчал. Пока молчал.
— Еще поговорим… — Он повернулся к Роману.
Открыл двери и увидел Демидова.
— Я без оружия. — Полковник поднял вверх руки. — Давай, Кошкин, заканчивать этот спектакль. Самолет готов. Деньги в самолете. Хочешь лететь — улетай. Только без глупостей. И без ребят.
— Молодец, фамилию узнал, — усмехнулся Кошкин. — А ты ее знал, когда я за тебя, толстомордого, кровь свою в Афгане проливал? Когда за таких, как ты, в Чечню полез и ногу потерял?
— Дурак, — сказал Демидов. Он рванул на себе рубаху — посыпались пуговицы, и Кошкин увидел на обнаженной груди полковника два багровых рубца.
— Когда меня «паханы» полосовали, ты еще сопли утирал, — сверкнул глазами Демидов. — Тоже мне — мститель нашелся! Робин Гуд! Самолет готов. Куда хочешь — лети. Если нужно, я полечу с тобой в качестве заложника. Только освобождай детей. Иначе никуда не улетишь.
Роман, стоявший за спиной Кошкина, заметил, что мальчишка, еще недавно игравший в шахматы, вдруг встал, направился к ним.
— Ты куда? — спросил он.
— Нужно отпустить девушек, — сказал «шахматист». — И всех, кто моложе десяти лет. Мне исполнилось десять в прошлом году. Значит, я останусь.
— Заткни ему глотку, Роман, — приказал Кошкин.
Роман шагнул к мальчику. И вдруг оказался на полу — «шахматист» подставил ногу.
— Самолет готов, — продолжал Демидов. — Уже почти восемь…
— Мы подъедем к самолету сами, — кивнул Кошкин. — Подъедем без тебя. И мне такой заложник не нужен. Ты им так и передай.
— Пока не выпустишь детей, никуда не полетишь, — сказал Демидов.
Дронго бежал к вышке, сжимая в руке пистолет. Успеть, только бы успеть, мысленно твердил он.