Бремя идолов - Чингиз Абдуллаев

— А вы поймите меня, — сказал врач. — Я обязан сделать все возможное, чтобы он выжил. Уходите отсюда, он сейчас уснет.

— Подождите, доктор, — вмешался Дронго. — Я вас прекрасно понимаю, вы давали клятву Гиппократа. Но почему вы не хотите помочь нескольким десяткам детей, которые могут погибнуть в любую секунду? Может, они умирают как раз в эту секунду, когда мы теряем время. Нам нужно задать ему только два вопроса.

Только два вопроса. Десять секунд, не больше, и мы уйдем.

«Почему два?» — хотел спросить полковник. Вполне достаточно было и одного.

Но он смолчал, зная, что в таких ситуациях лучше не спорить с Дронго.

— Десять секунд, — повторил тот, глядя на хирурга. — Поймите, речь идет о жизни детей.

— Десять секунд?.. — Было очевидно, что врач колеблется. — Хорошо, но не дольше. Дронго бросился к раненому.

— Кому ты звонил? — закричал он. — Кому ты звонил?

Бондаренко открыл глаза и улыбнулся. Он их уже не боялся. Пусть кричат, уже поздно…

— Кому ты звонил? — снова закричал Дронго.

Но раненый закрыл глаза.

— Десять секунд, — напомнил врач. — Задавайте второй вопрос, осталась секунда.

— Звонарев!.. — неожиданно крикнул Дронго. — Кто убил Звонарева?

Бондаренко опять открыл глаза. Секунду он молчал, очевидно, раздумывая.

Потом покачал головой, словно отрицая сам факт убийства. И снова закрыл глаза.

— Уходите! — сказал врач. — Начинаем, — обратился он к коллегам.

Демидов и Дронго вышли в коридор.

— Нужно было стрелять в сторону, — проворчал полковник.

— Да нет же, — покачал головой Дронго. — Вы все сделали правильно. Поехали в телефонную компанию. Они проверят по компьютерам все звонки, которые сделал Бондаренко за последние сутки. Возьмем телефоны и начнем проверку. Кажется, самолет подадут преступникам в шесть часов. Еще есть время, полковник.

Постараемся успеть…

Глава 34

К трем часам дня список всех номеров, по которым звонил за последние сутки Бондаренко, лежал на столе у Демидова. Им пришлось вернуться в МУР, чтобы начать проверку оттуда, пользуясь возможностями аппарата уголовного розыска.

Дронго заметно нервничал, он знал, что события в аэропорту могут принять самый неожиданный оборот. Демидов, пытавшийся казаться спокойным, выслушивал сообщения офицеров, проверявших номера телефонов.

Когда список был составлен, офицеры сели за проверку. Демидов же, взглянув на часы, предложил ехать в аэропорт — в шесть вечера к автобусу должны были подать самолет. Деньги уже доставили из банка и упаковали в мешки. Самолет Ту-154 стоял в дальнем конце аэропорта. Эксперты из контрразведки пытались просчитать возможные действия террористов.

Еще в автомобиле они начали просматривать список тех, кому звонил Бондаренко. Но не обнаружили ни одного из подозреваемых. Он несколько раз звонил своему шефу, депутату Тетеринцеву что было вполне объяснимо. Звонил Юрлову в машину, звонил Малявко, а также заместителю начальника финансовой службы банка Прохорову. Звонил десяткам людей. Но кто из них являлся руководителем операции? Кто мог спланировать и осуществить подобный террористический акт? Ясно было одно: Тетеринцев на такое не способен. Чтобы спланировать подобную операцию, нужен профессионал высокого класса.

Они по несколько раз проверяли каждого из тех, кому звонил Бондаренко. В четыре двадцать им сообщили, что он умер, не приходя в сознание. Положение становилось отчаянным, и Демидов предложил пройти в комнату, где совещался штаб, созданный для освобождения заложников.

— Прилетел министр иностранных дел, — сообщил Демидов. — Говорят, у нашего мэра давление подскочило до двухсот. Представляешь, какую ему свинью подложили, поручив руководить штабом. И только потому, что захваченные ребята прилетели на юношеские игры стран СНГ по личному приглашению мэра. Как будто он должен за всех отвечать.

— Это бремя лидеров, — вздохнул Дронго. — Бремя, которое они сами на себя взвалили.

К половине пятого стало ясно, что никто не знает, сколько сообщников у Кошкина и как они вооружены. В ФСБ до сих пор не понимали, как им удалось проникнуть в салон автобуса. Высказывались разные версии, в том числе совершенно фантастические — высадка из вертолета. Дронго и Демидов вошли в комнату, где проходило совещание, уже четвертое по счету.

По старой «советской» привычке никто из присутствующих не хотел брать ответственность на себя. И поэтому никто не желал принимать решения. Никто, кроме Дронго. Но он терпеливо стоял в стороне и ждал, что скажет азербайджанский министр иностранных дел, только что прилетевший в Москву.

Министр был молод. Более того: для восточной страны он был непозволительно молод. Ему не исполнилось и сорока, что являлось одновременно и плюсом, и минусом. В любом другом государстве столь молодой министр мог рассчитывать на благожелательное к себе отношение. Но в восточной стране, где жизненный опыт и почитание старших — высшие добродетели, занимать столь ответственный пост в столь молодом возрасте не столько почетно, сколько опасно.

Министру приходилось постоянно доказывать всем, в том числе и самому себе, что выбор Президента был правильным. Приходилось постоянно держать себя в узде, сдерживать свои эмоции. И проявлять максимум изобретательности, чтобы удержаться на столь ответственной должности, ведь кандидатов на кресло министра было предостаточно. Все это молодой министр прекрасно понимал. Он представлял, сколь желанной может быть любая его ошибка для многочисленных недругов, поэтому делал все возможное, чтобы избежать оплошностей. Сейчас он сидел мрачный, хмурый, предпочитал общаться только с российским и азербайджанским министрами внутренних дел.

— Террористы потребовали в самолет двоих людей — для гарантии, — сообщил министр внутренних дел России. — Мы собираемся отправить к ним полковника Демидова. Кто пойдет от вас?

— Мы подумаем, — ответил министр. — Когда нужно их отправлять?

— Через час. В половине шестого должен быть готов самолет, десять миллионов долларов и два наших заложника, согласившихся лететь вместе с террористами. Это — не считая экипажа. Вы должны предоставить этому человеку статус своего представителя. А мы в оставшееся время будем решать: уступать террористам — или все-таки попытаться освободить заложников.

— Мы предоставим нашего заложника, — сказал министр.

К нему неожиданно подошел Дронго. Они давно были знакомы — двадцать два года назад вместе учились в университете, дипломат на восточном факультете, а Дронго — на юридическом. Дронго казалось, что сверстник, ставший министром, лучше его поймет. Но он забыл о том, что высокая должность портит людей. А на Востоке, где должность дает еще и большие деньги, портит вдвойне.

— Отправь меня, — сказал Дронго. — Дай мне статус азербайджанского представителя. Я сумею реально оценить ситуацию.

— Не сходи с ума, — нахмурился министр. — У меня, знаешь, таких добровольцев сколько?.. Моя позиция всегда неизменна — все делать по закону.

— Это не тот случай, — убеждал министра Дронго. — Я прошу тебя, дай мне статус. Будь человеком. Ведь там решается судьба детей. Неужели ты не можешь понять: сейчас решается очень многое. А я сумею обезвредить преступников. Ты же знаешь меня столько лет… Разреши.

— Если ты придешь ко мне пить чай, то можешь заходить в любое время. А насчет статуса не проси. На меня, знаешь, какое давление оказывают со всех сторон. А я все время должен держаться. Моя позиция…

— Чихал я на твою позицию! — вспылил Дронго. — Слушай меня внимательно.

Один человек уже погиб. Нужно сделать все, чтобы он оказался единственной жертвой. Я тебя очень прошу: разреши мне пойти на переговоры. Дай мне статус.

— А кто ты такой? — разозлился министр. — Почему я должен предоставлять тебе статус нашего представителя? Ты же знаешь моего старшего брата. Так вот, если бы он сейчас просил меня о том же, то я бы и ему отказал. Почему он должен лететь в этом самолете? Или ты? Моя позиция неизменна. Кому полагается, тот и полетит, а кому не положено…

Он не договорил. Дронго понимал, что министр просто боится за свое место.

Боится выйти за рамки предписаний, потому что думает прежде всего о собственном благополучии.

В комнату вошел ректор бакинской консерватории, находившийся в эти дни в Москве. Накануне он взял билет на самолет, собираясь лететь в Баку. Но, узнав о захвате автобуса, сдал билет и настоял, чтобы его пропустили в штаб по руководству освобождением заложников. Это был всемирно известный пианист, композитор, лауреат многих международных премий, успевший стать одним из самых молодых народных артистов Советского Союза.

— Извините… — сказал он, обращаясь к министру. — Я узнал об этом ужасном злодеянии и не смог улететь. Если вы разрешите, я пойду к террористам и предложу им себя вместо детей. Или пусть отпустят хотя бы некоторых из них. Мне кажется, так будет правильно.