Внук Персея. Сын хромого Алкея - Генри Олди

Кто виновен? – Амфитрион‑Изгнанник.

Больше они не говорили об этом. Но в глазах Алкмены поселилась тоска, а груз клятвы с каждым днем становился невыносимей для Амфитриона. Словно Олимп взвалил на плечи. Рано или поздно тяжесть раздавит его. Надо было спешить.

Феней, Арена… Слабая надежда, что трусливый басилей Поликсен очистит изгнанника – лишь бы поскорей отделаться от опасного гостя! – растаяла, как дым. Поликсен спрятался. Во дворце его не оказалось, и никто не знал, где басилей. Знали, конечно, сукины дети. Притворялись.

В Арене изгнанника нашел первый гонец от Сфенела:

– Верни Анаксо в Микены!

– Нет.

Вдова дяди – Амфитриону требовалось сделать усилие, чтобы звать ее сестрой – мало‑помалу приходила в себя. Вместе с дочерью стряпала, чинила одежду, болтала о пустяках и даже улыбалась. Женщина твердо знала: ее муж жив‑здоров. Ее муж правит Микенами, сидя на золотом троносе. Он очень занят важными делами. А жену поручил родичам: дочери Алкмене и племяннику Амфитриону. Они путешествуют. Куда? Зачем? Какая разница?! Родные лица, штопка‑стирка, вкусный пар из котла – много ли надо для счастья? В мире Анаксо все было хорошо.

Сыновья? Она никогда не рожала сыновей. Только дочь.

Вы шутите?

Нет, думал Амфитрион. Я не верну ее в Микены. В город, где вместо Электриона правит Сфенел. В город, где похоронены сыновья, которых для матери не было. Микены сжигают дотла души слабых. Из Микен женщин пытались увезти силой…

Гонцы уезжали ни с чем.

В Нонаркии им впервые отказали в приюте. Припасы иссякли, ценности закончились, а ожерелье из розовых жемчужин Амфитрион берег, как зеницу ока. Сперва хотел подарить его Алкмене наутро после их первой ночи. Глупец! Это выглядело бы платой: словно шлюхе за огрызок продажной любви! Ожерелье он подарит жене перед свадьбой. Перед настоящей свадьбой, и хоть земля расколись надвое!

Им с Тритоном удалось наняться в охрану. Колченогий толстяк‑купец ехал в Коринф с дюжиной телег, груженых зерном – и боялся разбойников. Глаз у толстяка оказался наметанный. Он сразу распознал в двух бродягах опытных вояк. С семьей? – так даже лучше. Биться станут до последнего: за своих‑то!

Шайка оборванцев с дубинами встретилась им уже на второй день. Выбрались из кустов, в репьях и ссадинах; загородили дорогу. Главарь – нескладный детина с рваной губой – поскреб ногтями лишай на шее. Оскалил в ухмылке крупные лошадиные зубы.

Мол, слезай, приехали.

Амфитрион с Тритоном вышли вперед. Встали против оборванцев. Тритон тоже ухмылялся: предвкушал потеху. Залежалась дубина без дела! За спиной раздался мерный шелест – быстрее, еще быстрее! – но оборачиваться было нельзя. К счастью, главарю хватило ума. Не стоит добыча проломленных голов. Чья возьмет, это еще у богов на коленях. А то, что не вся шайка завтра рассвет увидит – тут к пифии не ходи. Рваная Губа мотнул головой, как лошадь, отгоняющая слепня, и разбойнички попятились, освобождая путь. Дюжина ударов сердца – и дорога вновь пуста.

Шелест за спиной стих. Амфитрион обернулся. Ликимний опустил пращу с увесистым голышом. Опасливо покосился на родича – ну как взбучку устроит? Чтоб не лез, куда не просят. Амфитрион кивнул с одобрением:

– Развилку на сосне видишь?

– Ага!

– Попадешь?

Гордясь собой, Ликимний крутнул пращу. Камень чиркнул по стволу на ладонь ниже развилки, сорвав кусок коры. Не Кефал, конечно…

– Упражняйся по дороге. Пригодится.

Телеги вереницей сонных черепах тащились по горам. Время от времени ломались: колесо слетит, ось треснет, ремешок в упряжи лопнет. Ограбить их пытались, что ни день. Нападать не спешили: прятались в скалах, орали для устрашения. Ликимний сразу начинал выцеливать притаившегося врага, яростно орудуя пращой. При виде охраны, готовой к драке, грабители, поколебавшись для приличия, решали не связываться. Купец радовался: двоих нанял, а они за дюжину отрабатывают! Орлы! Львы! – поведут бровью, враги бегут без оглядки.

Накаркал, ворон колченогий.

До Коринфа было рукой подать. Горы уступили место холмам, густо заросшим вереском. В бирюзовой чаше неба плавали медузы облаков. На них охотился ястреб. Телеги шли ходко; торговец, жмурясь на солнце, затянул песню…

Эти не стали загораживать путь. И пугать издалека – тоже. Гурьбой выскочили из‑за валунов; молча, будто немые, ринулись к телегам. Хотели застать врасплох. Мертвецов проще обирать, проще и безопасней. Дротик первого целил в живот Амфитриона. Сын Алкея с неправдоподобной четкостью видел щербатый, грязный от засохшей крови наконечник. Такой разорвет потроха в клочья.

«Ты должен видеть удар! Не оружие, не врага. Удар!»

Он едва успел увернуться. Иззубренная медь вспорола хитон, оставив на коже багровую ссадину – и застряла в борту телеги. Меч? Нет времени. Кулаком в зубы – хруст, храп. Коленом между ног. Разбойник сложился пополам, и камень, подхваченный с земли, раздробил ему затылок.

Теперь – меч.

Кричит Алкмена. В голову оборванца с ножом летит корзина. Тот, смеясь, уклоняется. Прижавшись спиной к телеге, женщина пытается нашарить еще что‑нибудь – швырнуть в рябую харю. Оборванец делает шаг вперед, поигрывая ножом. Мигом позже горло его распахивается второй усмешкой – красной, жуткой. Кровь хлещет на Алкмену, на мешки с зерном…

– Под телегу! Быстро!

– Сзади! – Алкмена и не думает прятаться. – Берегись!

Тяжелый клинок наискось развалил голову бородача‑атамана. Брызги на лице, на губах: жар, горечь, соль. Пир бронзы. Щедрый, хлебосольный пир. «Тот не Амфитрион, у кого не обедают…» Где‑то рядом медведем ревел Тритон, круша дубиной направо и налево. Никто не ушел живым. Двое бежали; Амфитрион догнал беглецов и зарубил. Со спины, на ходу. Вернувшись, дорезал раненых. Ликимний, с самого начала забившийся под телегу, смотрел – и икал от страха. Зря, подумал сын Алкея. Что – зря? Почему? Он не знал. Он знал другое.

В следующий раз он убьет снова и снова.

В Коринфе его ждал очередной гонец. И добро бы от Сфенела! Атрей и Фиест, братья‑враги, напоминали о себе. Звали изгнанника в Мидею; в один голос клялись, что очистят. По‑родственному, в память о былой дружбе… «Нет,» – сказал Амфитрион. Кто угодно, только не эти. Был и второй гонец, от телебоев. Птерелай, вождь пиратов, предлагал свои услуги по очищению. Уважая чужую доблесть, ценя благородство… «Нет,» – сказал Амфитрион. Кто угодно, только не этот.

«Два выхода! – хохотал во тьме прошлого знакомый голос. – Два выхода из любого тупика! И оба тебе не понравятся…»