Случайный контракт - Наталья Ручей

— Давай постараемся… для тебя… для меня… для нас…

Так, ну это я и сама помню. Правдоподобность. В этом мы оба заинтересованы, поэтому, когда наши взгляды встречаются, я едва заметно киваю и прикрываю глаза…

Секунда.

Вторая.

Его дыхание на моих губах, но поцелуя все нет. Странно. Тут же прицеливаться не надо, а если без этого никак, она даже помадой обведена. Не может решиться? На него не очень похоже.

Его пальцы фиксируют мой подбородок, отчего мое сердце тревожно замирает, и я невольно подаюсь чуть вперед. Мне слышится тихая усмешка, но так это или нет, подумать не успеваю. Глаза открыть тоже. Потому что в эту секунду его губы накрывают мои… вернее… они едва ощутимо к ним прикасаются.

Да у нас подготовка к поцелую продлилась раза в два больше? А это что? И он мне будет говорить о старании и правдоподобности?

Это происходит спонтанно. Эмоции. Сильное удивление подталкивает меня чуть вперед, и наши губы снова встречаются. Вот так, чуть сильнее, чуть ближе, чуть…

А дальше — думаю, это тоже происходит спонтанно, но уже с его стороны. Он перехватывает инициативу и углубляет наш поцелуй. Сейчас… сейчас… я думаю, что сейчас это все закончится, мы ведь уже все всем доказали, но…

Но он не отстраняется, я тоже забываю, что есть такая возможность. И вообще забываю, что мы не одни, на нас смотрят. Просто наслаждаюсь теплым потоком эмоций, которые он не дарит — скорее заставляет почувствовать. И доводит их до пика. Когда голова начинает кружиться и ты хватаешься за единственную опору — его. Когда воздуха не хватает и ты дышишь в редкие мгновенья, когда прерывается поцелуй. Когда исчезают запахи, звуки, остаются одни ощущения.

Мы прерываемся на глубоком вдохе друг друга. Я не сразу снова воспринимаю реальность. Чувствую, как его пальцы поглаживают мой подбородок. С удивлением чувствую, а потом и вижу, что сама вожу рукой по его щеке. Но тут-то у меня чисто исследовательский интерес: оказывается, борода не колется.

— Столько снимков! — слышу восторженный голос Филиппа, который окончательно меня приводит в себя. — Некоторые, правда, в семейный альбом не засунешь, оставлю вам, для личного пользования.

— Семейного, — поправляет Воронов.

И тут снова о своей роли вспоминает работница загса.

— Пожалуйста, молодые, подойдите ко мне! Поставьте свои росписи!

Воронов берет меня за руку и подводит к столу. Причем я сначала не понимаю, почему мы становимся так, чтобы остальным были видны только наши спины. И только взяв ручку, замечаю, что перед нами не книга о регистрации брака, а две копии контракта.

— Не хочу, чтобы мы начинали семейную жизнь с дележа, — заметив мой взгляд, поясняет Воронов.

Я открываю первую страницу.

— Тут все то же, с чем ты уже ознакомилась, — говорит он негромко. — Плюс твои правки. Но если хочешь, можешь перечитать или подписать свой вариант.

Мой вариант можно смело использовать для опознания — он весь в отпечатках пальцев Филиппа, поэтому оставлен стыдливо в машине. При одной мысли о том, чтобы снова перечитать, мне становится дурно. Еще две бутылки вина и триста грамм сыра я не перенесу. А при других обстоятельствах этот контракт не осилишь.

— С меня хватило одного раза.

Я открываю контракт на последней странице, бегло вижу, что это как раз мои дополнения, и уверенно оставляю автограф.

— Вижу, — слышу над собой задумчивый голос Воронова, — ты его внимательно прочитала.

— Не сомневайся.

На его губах мелькает быстрая усмешка, но, когда ручка переходит к нему, он ставит роспись так, будто это клеймо.

— Тем интересней, — говорит он.

Контракты возвращаются в непрозрачную папку, которую он забирает. Мы ставим росписи в регистрационной книге, но это уже не так волнительно. Мы же тренировались.

Стоит нам обернуться, фотосессия продолжается. Причем уже не столько у нас, сколько у свидетелей. И заодно у Ириски. Просто Тайра так и держит ее впереди от себя, поэтому понятно, у кого выходит ракурс покрупнее и лучше.



— Объявляю вас мужем и женой! — доносится в спину радостный голос работницы загса.

— Слышала? — спрашивает у меня Воронов. — Это предложение снова поцеловаться.

Мне всегда казалось, что предложение — это предоставление выбора. То есть то, от чего ты можешь и отказаться. Но у Воронова на этот счет явно другие представления. Потому что он просто обхватывает ладонями мое лицо и целует.

И на этот раз делает это убедительно с первой попытки.

Глава 24

Анжелика

— Ну что, сразу к тебе или немного оттянем быт? — интересуется Воронов, когда мы выходим на улицу.

Пожалуй, вот только сейчас, в эту минуту, стоя на ступеньках загса, я и начинаю полностью осознавать то, что случилось. Это не просто человек, который пойдет дальше своей дорогой. Это мой муж. И мы связаны с ним на год.

— Кстати, — осеняет меня, — бытовые вопросы мы с тобой даже не обсуждали! А ведь это очень важная тема: кто готовит, кто убирает, кто хотя бы выносит мусор. Насчет личного пространства тоже не мешало бы уточнить.

— Разве? — удивляется он. — Хотя что здесь особенно обсуждать? В пункте девяносто четыре контракта сказано, что жена должна быть хорошей хозяйкой и уступать мужу.

Я силюсь припомнить, было ли такое в контракте. Воронов подбадривающе сжимает мою ладонь и проникновенно мне сообщает:

— Но знаешь, контракт составлялся давно. Теперь я считаю, что не только жена должна уступать. Муж иногда тоже. Поэтому мусор я беру на себя, а тебе уступаю уборку и кухню.

Я не могу-у… Он говорит это с таким серьезным лицом, как будто действительно верит, что так все и будет. Что он будет командовать, а я бегать вокруг него с подносами и словами: «Чего еще пожелаете?»

— По-моему, — говорю я, смеясь, — тебе было куда проще жениться на горничной.

При этих словах он едва заметно морщится. Наверное, вспомнил, что теперь ему придется как-то справляться без ее помощи. И мне