Кровь среди лета - Оса Ларссон

Во дворе собаки заупрямились. Обычно они с радостью прыгали в машину, когда понимали, что им предстоит приятная прогулка по лесу, но сейчас лишь бессмысленно сновали вокруг. Карелин отбежал в сторону и помочился на смородиновый куст. Немец оставался сидеть неподвижно, словно не замечая Лизы, жестом подающей ему команду прыгать в багажник. Майкен была первой, кто послушал хозяйку. Поджав хвост и склонив голову, она побрела через двор к машине. Карелин и Немец последовали ее примеру.

Моррис не любил ездить в автомобиле. Но сегодня он сопротивлялся как никогда. Лиза бегала за ним и ругалась, когда он останавливался. В конце концов она подтащила пса к багажнику.

— Прыгай, черт тебя подери! — прорычала она и хлопнула его по спине.

И он прыгнул. Он ведь все понимал, как и остальные. Собаки видели в окно, как хозяйка, совершенно измученная, присела на бампер. Она никогда не думала, что разругается с ними напоследок.

Лиза подъехала к кладбищу и вышла из машины, оставив собак ее дожидаться. Она направилась к могиле Мильдред. Здесь, как всегда, было много цветов, открыток и даже фотографий, размякших и свернувшихся от влаги.

Женщины из «Магдалины» любили ее.

Лизе, наверное, тоже надо было что-нибудь положить на могилу. Но что?

Она попыталась сказать что-нибудь или хотя бы подумать, но только смотрела на табличку с именем на сером камне. Мильдред, Мильдред, Мильдред… Это слово входило в ее сердце, как нож.

«Моя Мильдред, — подумала Лиза. — Мильдред, которую я носила на руках».

Эрик Нильссон наблюдал за Лизой, стоя поодаль. Неподвижная и безучастная, она, казалось, смотрела сквозь камень. Другие женщины вели себя иначе: они становились на колени, ковырялись в земле, украшали и чистили могилу, разговаривали с прочими посетителями кладбища. Эрик и сам ожидал скорой смерти. Он любил приходить сюда в будни по утрам, чтобы обрести хоть немного покоя. Он ничего не имел против женщин из «Магдалины», но они просто оккупировали могилу его жены. Они завалили ее цветами и заставили свечами, они надстроили на памятнике пирамидку из камней. Его скорби не осталось места, его подношения исчезали в куче этого хлама. Может, другим и помогало всеобщее участие в их личном горе. Может, кто и находил утешение в том, что его скорбь разделяли многие. Но только не Эрик Нильссон. «Я совсем как ребенок», — думал он. Эрик слышал, как на улице люди шепчутся ему вслед: «Это ее муж, бедный, бедный… Его жалко больше всех».

Теперь, направляясь в сторону Лизы, он чувствовал, что Мильдред идет следом за ним.

«Мне подойти к ней?» — спросил он жену.

Но та не ответила, не спуская глаз с подруги. Эрик направился к Лизе и прокашлялся, приблизившись, чтобы не напугать женщину, погруженную в свои мысли.

— Привет, — робко поздоровался он.

Последний раз они виделись на похоронах Мильдред.

Лиза кивнула, на лице ее появилась вымученная улыбка. Он чуть было не сказал: «Решила прогуляться с утра пораньше?» — или что-нибудь в этом роде, что могло бы разрядить ситуацию. Однако в последний момент передумал и начал с другого:

— Она приходила к нам лишь на время. Странно, что раньше мы этого не понимали. Я часто злился, что не получал от нее желаемого, вместо того чтобы с благодарностью принимать то, что она мне давала.

Эрик поднял глаза на Лизу. Та безучастно оглянулась.

— Это я так, болтаю, — махнул он рукой.

— Нет-нет… — ободрила его Лиза. — Все хорошо… я не могу.

— Мильдред так много работала, вечно была занята, — продолжал Эрик. — И сейчас, когда она мертва, кажется, у нас появилось достаточно времени друг для друга. Как будто наконец она вышла на пенсию.

Эрик глядел на свою жену. Сейчас она присела на корточки и рассматривала оставленные на могиле фотокарточки и открытки. Иногда она широко улыбалась. Один за другим она брала камешки, сложенные пирамидкой на памятнике, и сжимала в ладони.

Эрик замолчал. Вероятно, он ждал, что Лиза начнет расспрашивать его о том, как у него дела, оправился ли он хоть немного после смерти жены.

— Мне пора, — наконец нарушила тишину Лиза. — Собаки ждут в машине.

Она пошла по тропинке, Эрик глядел ей вслед. Потом нагнулся, чтобы сменить цветы в вазе, установленной на могиле. Когда он снова поднял голову, Мильдред исчезла.

~~~

Лиза села в машину.

— Место! — скомандовала она собакам.

«Тогда, в ночь накануне праздника летнего солнцестояния, мне надо было лечь в постель, а не бродить по дому в ожидании Мильдред», — подумала она.

Она помнила ту ночь. Мильдред была уже мертва, но Лиза пока об этом не знала. Поэтому она шаталась по дому, как привидение, и беспрерывно пила кофе.

Лизе было известно, что Мильдред служила вечерню в Юккас-ярви, и она все ждала ее из церкви, несмотря на поздний час. Может, ее задержали прихожане или она поехала домой спать. Домой, к своему Эрику! У Лизы что-то сжалось внутри.

Любовь чем-то похожа на растение или зверя. Она живет и развивается, рождается и умирает. Порой она дает причудливые отростки. Только что любовь заставляла Лизу дрожать от радости. Пальцы еще помнили кожу Мильдред, язык — прикосновение ее сосков. И сейчас это чувство не ослабело, однако с наступлением ночи оно стало мучительным, высасывающим из нее все соки. Любовь к Мильдред мучила Лизу и наводила на нее тоску. Она устала думать о ней, ни для чего другого в голове не оставалось места.

Мильдред — это Мильдред. Со всем тем, чем она была, что делала, что думала по тому или иному вопросу. Лиза могла ждать ее целый день только затем, чтобы потом с ней поругаться. Ожог на руке Мильдред зажил давным-давно, словно его и не было.

Лиза посмотрела на часы. Было далеко за полночь. Она нацепила поводок на Майкен и вышла с ней на шоссе. Лиза направилась к причалу, чтобы посмотреть, стоит ли там лодка Мильдред.

Проходя мимо дома Ларса-Гуннара и Винни, она заметила, что во дворе нет автомобиля. Позже она много думала обо всем этом: о том, что машины Ларса-Гуннара не было на месте; о том, что у Винни никого нет, кроме отца; и о том, что Мильдред уже не оживить.

~~~

Монс Веннгрен позвонил Ребекке Мартинссон утром. Его голос звучал приветливо и со сна несколько хрипло.

— Вставай! — скомандовал он. — Пей кофе и ешь свои бутерброды. Принимай душ и приводи себя в порядок. Я перезвоню через двадцать минут, ты должна быть готова.

Монс уже проделывал такое и раньше со своей женой Маделене. Когда ее охватывал приступ агорафобии, панического страха или чего-нибудь в этом роде, он так же напоминал ей о визитах к стоматологу, семейных обедах или покупке обуви в универмаге «Нордиска компаниет», и это успокаивало ее.

Веннгрен перезвонил Ребекке через двадцать минут. Она оказалась послушной девочкой и ответила ему уже из машины. Сейчас она направлялась в город, чтобы снять со счета деньги и заплатить Мике за проживание в летнем домике. Веннгрен велел ей ехать из города в Пойкки-ярви, припарковаться возле кафе Мике и оттуда перезвонить ему.

— Отлично, — ответил он, снова услышав в трубке ее голос. — Через полминуты все будет позади. Сейчас ты войдешь в кафе и заплатишь. Тебе не надо ничего объяснять, просто протяни деньги. Потом садись в машину и уезжай. Хорошо?

— Хорошо, — безропотно согласилась Ребекка.

Она сидела в машине и смотрела на заведение Мике. Белый свет осеннего солнца слепил ей глаза. «Кто там сейчас, Мике или Мимми?» — мысленно спрашивала она себя.

~~~

Ларс-Гуннар открыл глаза. Это Стефан Викстрём разбудил его сегодня. В ушах не смолкали жалостливое хныканье, крики и плач. Там, у озера, священник упал перед ним на колени, когда все понял.

Ларс-Гуннар задремал в кресле в гостиной, держа на коленях ружье. Сейчас он устало поднялся, разминая затекшую спину и плечи, и направился в комнату сына. Винни по-прежнему крепко спал.

Разумеется, Ларсу-Гуннару не следовало жениться на Еве. Но он был всего лишь глупый норрландец — легкая добыча для таких, как она.

Винса с детства отличался крупной фигурой, чем выделялся из толпы тощих мальчишек, день-деньской гонявших по двору футбольный мяч. Зимой его ловкие одногодки любили атаковать толстого подростка снежками, и тогда ему ничего не оставалось делать, как изо всех сих бежать домой. А там ждал отец, который бил его ремнем просто так, под настроение.

«Я никогда не поднимал руку на Винни, — думал Ларс-Гуннар, — и не сделаю этого впредь».

Но толстяк Ларс-Гуннар вырос и всем показал, на что способен. Он выучился на полицейского и вернулся на родину совсем другим человеком. Не так-то просто изменить о себе мнение односельчан, знающих тебя с детства. Однако Ларсу-Гуннару это удалось. Полицейских надо уважать. Теперь у него появились новые друзья — коллеги из города. Он получил место в Обществе охотников и быстро его возглавил, поскольку не боялся работы и умел организовать дело. Сначала он думал, будто это временная должность, но вскоре понял, что это не так. Ларс-Гуннар был уверен, что и остальным охотникам удобно иметь постоянного руководителя. Где-то в глубине души он полагал, что никому и никогда не придет в голову оспаривать его право на это место. Все складывалось отлично. Он заслужил уважение и никогда не злоупотреблял им, как некоторые.