Дым осенних костров - Линда Летэр

делались солеными, а влюбленные танцевали, не желая вспоминать, что морская пена — это останки погибших сирен, тритонов и морского народа. Набегавшись, натанцевавшись и накупавшись в холодных северных водах, эльфы наблюдали, как отплывают и возвращаются рыболовные лодки, а рыбаки, отрывисто покрикивая, выгружают улов, окруженные вьющимися вокруг двуликими котами. Слушали рассказы о морских змеях и других чудищах, что могут выбираться на сушу по ночам. Иногда в бухту заходили большие суда, и моряки спускали на берег пойманные далеко в открытом море туши исполинских кракенов, которых люди боялись и не умели ловить.

Несколько раз влюбленным удавалось выкроить себе место на таком корабле и увидеть море Кракена во всем его суровом бескрайнем великолепии, однако часто Амаранта оставалась одна во дворце, а Наль и Мадальгар присоединялись к сражающимся с троллями скерсалорским дозорным. Они возвращались усталыми, в зловеще темнеющей зеленой крови, а порой отсутствовали неделями. Судя по обнаруживаемым в горах останкам, столкновения троллей с людьми тоже участились.

Ночами эльфам снилась хвостатая звезда.

* * *

Над лесом прошел дождь, земля под толстым слоем мха была тяжелой и влажной. В следах лошадей и путников собиралась вода. С веток срывались крупные холодные капли, когда над деревьями пробегал неприветливый хлесткий ветер. Короткий привал под затянутым плотными серыми облаками низким небом подходил к концу. Члены дозорного скерсалорского отряда и путники под их охраной с трудом развели из сырых веток костер. Дымились небольшие деревянные кружки с заваренными с листьями боярышника, рябины и шиповника. Из провизии был жесткий хлеб с маринованной скумбрией и зернистым темным сыром, острым и немного гнилостным на вкус. Кто-то собрал по дороге бордово-рубиновую россыпь клюквы.

Противостояние с троллями затянулось на три зимы. Отчаявшиеся эльфы устраивали облавы в любые солнечные дни, рубились насмерть, натравляли на троллей пещерных медведей. В отличие от прирученных драконов, поросшие длинной бурой шерстью звери почти в два роста высотой, с когтями длиной в четырнадцать ногтей и чудовищными клыками в угрожающе распахнутых пастях не терпели ничьего вторжения, кроме потенциального корма. Необходима была молниеносная реакция, чтобы вовремя отпрянуть, оказавшись между двух источников верной смерти. Измученные борьбой, осажденные королевства наконец вздохнули свободно — у них оставалась поздняя осень, зима и первая половина весны, чтобы возобновить сообщения, подготовиться к холодам и наступлению орков после схода снегов.

Амаранта то и дело поглядывала в сторону северо-западных холмов, где за тесно растущими темно-зелеными мрачными елями лежала человеческая деревня. Здесь не хотели останавливаться, но лошади устали, а путники продрогли. Девушкой овладело непреодолимое лихорадочное любопытство. Насколько справедливы тяжелые сны, что преследуют ее от Двора Перехода? Услышав о скором продолжении пути, она, поддаваясь внезапному порыву, поднялась, подошла к своей лошади на краю поляны и погладила ее по черной холке. Часть эльфов занялась приготовлениями к отправке. Наль увлеченно беседовал с командиром. Теперь Амаранта оказалась за его спиной. Медленно, словно бы в задумчивости, отступила она в сторону деревьев, кутаясь в походный плащ цвета полыни, потом еще, еще, и наконец побежала.

Деревня показалась за сырыми темными стволами неожиданно быстро. Сердце чаще заколотилось в груди, но не от бега. Она только посмотрит. Она должна посмотреть. Остановившись за широкой елью у самой кромки леса, Амаранта пытливо изучала разбросанные меж невысоких зеленых холмов массивные бревенчатые дома, овчарни, амбары и сараи с поросшими травой крышами. Дыхание сбилось. У ближайшего к лесу дома немолодая женщина развешивала белье. Крепкий русоволосый юноша беседовал с ней, опершись на воткнутые в землю вилы. Одежды их показались Амаранте нелепыми и неказистыми, прически смешными. К ним легко будет подкрасться из-за угла…

Удивляясь самой себе, она заскользила вперед, на мгновение замирая у тоненьких деревцев подлеска. Люди невнимательны и плохо видят. Возможно, они не заметили бы ее, даже подойди она напрямую. Укол совести напомнил о покинутой поляне, но девушка с нетерпением отмахнулась от него. Отряд не уйдет без дочери члена Верховного Совета. Ей же необходимо прояснить для себя болезненный вопрос.

Наль провел несколько лун в городах людей и видел короля франков. Он мог остаться там, если бы пожелал. Быть может, когда Королевства падут, им лучше попытать счастья при дворе какого-нибудь благосклонного человеческого монарха. Что терпимее — слащавый яд интриг и постоянная угроза чести в самом сердце человеческого государства? Или нужда, тяжелая работа и некоторый покой вдали от городов? Что бы она ни узнала, это не займет много времени.

Спрятавшись за домом, Амаранта могла слышать разговор. Только рук женщины не было видно как следует — та стояла вполоборота, и их то и дело скрывало появляющееся из корзины белье. Накинув капюшон, Амаранта обогнула угол дома и подкралась вдоль стены еще ближе. Можно встать прямо за спиной человека, поняла она, и тот не заметит. У нее вырвался беззвучный досадливый вздох: не вывесив всего белья, женщина обтерла красные руки о передник и ушла в дом. Вход располагался с другой стороны и смотрел не на лес, а на деревню. Парень, оставшись в одиночестве, взъерошил волосы широкой ладонью и вдруг, повернув голову, посмотрел прямо на Амаранту. Та замерла, как вспугнутая оленуха. Порыв ветра сбросил с нее капюшон.

Глаза парня округлились и расширились. Разинув рот, он утер лоб рукавом. Столько смешалось на его лице — страх, изумление, недоверие, обожание, восторг. На миг он показался ей лишившимся разума. Эльнайри сделала осторожный шаг назад.

— Постой! — воскликнул парень, переводя дух. — Твое появление — великая честь для нас.

Любопытство пересилило. Она может убежать в любой миг. Но раз уж она здесь, необходимо довести дело до конца. Амаранта кивнула в сторону дома:

— Это твоя мать?

— Да. — Парень выпустил оставшиеся в земле вилы. — Она не будет мешать. Я хоть сейчас пойду за тобой в лес.

Пропустив мимо ушей ненужную фразу, девушка нетерпеливо продолжала:

— Она много работает? Все ли люди здесь живут так, как вы?

— Да весь Хёйха́ген таков — кто получше, кто похуже… — Парень почесал в затылке и внезапно расплылся в улыбке. — Не помешало бы нам и получше жить!

Взгляд его не нравился Амаранте. Было в нем столько жадного восхищения, что становилось не по себе. Она дернула подбородком в сторону, натянутая и настороженная: из-за угла вновь показалась старуха. Такой, по крайней мере, видела ее Амаранта: крепкой, но неуклюжей, медлительной, более морщинистой, чем матереначальница Дома Нернфрезов. Руки красные, натруженные, но даже у эльфийских прачек они гораздо изящнее. В воздухе потянуло тушеной капустой и наваристой бараниной. Сын просиял:

— Гляди, мать, что за дивная гостья почтила