Ты должна была знать - Джин Корелиц

В комнате, где в детстве жила Грейс, теперь спал Генри. Сначала детская была желтой с зеленым пушистым ковром. Теперь стены были зеленовато-голубыми с глянцевой белой каймой. Генри, будучи мальчиком аккуратным, содержал комнату в удивительной для его возраста чистоте и порядке. У самой Грейс в его возрасте над кроватью висела занимающая всю стену пробковая доска, на которой чего только не было: фото знаменитостей, нарядов, которые нравились Грейс, снимки друзей (в основном Виты), наградные грамоты из Реардона и немецко-американского спортивного центра на Восемьдесят шестой улице, где Грейс занималась гимнастикой. В общем, все ее интересы отражались на этой пробковой доске. У Генри же над кроватью висела всего одна фотография, на которой они с Джонатаном с удочками в руках стояли на причале у озера. Удочки Грейс подарила им на день рождения Джонатана. Кажется, это был единственный раз, когда папа и сын ими пользовались.

Туалетный столик в комнате, которую Грейс только недавно отучилась называть «родительской спальней», был своего рода островком неизменности, где сохранялось прошлое. Банкетка до сих пор была обтянута классическим ситцем, и ни одна из потертых медных заклепок не была заменена. А в ящиках хранились все женские богатства – кольца, серьги, браслеты, ожерелья. Правда, мама не всегда убирала драгоценности в ящик. Когда отец что-нибудь ей дарил – скажем, огромную золотую брошь, украшенную жемчугом и изумрудами, или браслет из рубинов и бриллиантов, – мама выкладывала эту вещь на стеклянную столешницу так, чтобы она была на самом виду. Возможно, таким способом мама хотела искупить тот факт, что никогда этих вещей не носила. Грейс видела ее только в простых жемчужных бусах и неброских золотых серьгах. Видимо, мама предпочитала, чтобы купленные папой драгоценности украшали исключительно интерьер. Должно быть, она просто не могла разочаровать папу, в открытую сказав, что они ни капли не соответствуют ее вкусу.

У папы отношение к этим вещицам было особое. Поэтому он выразил желание, чтобы они хранились у Грейс – видимо, по его мнению, мама хотела бы именно этого. Всего через неделю после похорон, когда Грейс собирала вещи, намереваясь отправиться обратно в Бостон (она тогда была на втором курсе), отец вошел в ее детскую спальню и положил на кровать прозрачный пластиковый пакет, полный бриллиантов, рубинов, изумрудов и жемчуга. «Не могу больше на них смотреть», – объяснил отец, мотивируя свое желание. Больше он к этому ничего не прибавил.

Грейс пересекла комнату и опустилась на сиденье низкой банкетки перед туалетным столиком. Рукавом блузки Грейс принялась вытирать зеркальную поверхность ящичков. Почему-то она медлила, не решаясь заглянуть внутрь. Грейс по-прежнему хранила здесь мамины украшения, только на виду их не держала. Как и мама, предпочитала простые, неброские драгоценности – сдержанный жемчуг, обручальное кольцо. А крупные, кричащие вещицы, броши с огромными бесформенными булыжниками и массивные ожерелья оставались в ящиках, куда Грейс заглядывала редко.

Однако она любила эти предметы, по-настоящему любила, потому что знала, что они значили для папы, когда он их дарил, и мамы, когда она их принимала. Марджори никогда не надевала эти украшения, но относилась к ним как к чему-то вроде любовных писем. Хранила в укромном месте, будто стопку конвертов, перевязанную ленточкой.

Джонатан же, в отличие от папы, не испытывал никаких трудностей с открытым выражением эмоций. Поэтому ему не нужно было использовать украшения как символ своих чувств. За все годы Джонатан подарил Грейс всего одну драгоценность – простое бриллиантовое кольцо в честь помолвки, которое купил на Ньюбери-стрит. Даже самый невзыскательный человек назвал бы его скромным – один-единственный бриллиант прямоугольной огранки с креплением в стиле «Тиффани» и платиновым ободком. Кольцо было настолько классическим, что можно было подумать, будто Грейс оно досталось по наследству.

Подарка на рождение ребенка она от мужа также не получила. Откровенно говоря, Грейс вообще не слышала об этой традиции. В первый раз вульгарное выражение «награда за труды» она услышала в группе молодых мам, которую некоторое время посещала после рождения Генри. Впрочем, даже надумай Джонатан что-нибудь преподнести жене, он бы скорее выбрал книгу или произведение искусства, чем ювелирное украшение.

Однако от вопроса цены отмахнуться было тоже нельзя. Драгоценности из ящиков туалетного столика ни мать, ни дочь не носили, тем не менее эти предметы представляли не только сентиментальную ценность. Разумеется, они стоили денег, и немалых. По настоянию Грейс, Джонатан включил их стоимость в страховку. У нее иногда мелькали мысли, что в случае необходимости драгоценности помогут оплатить обучение Генри в колледже или совершить дорогостоящую покупку. Грейс даже подумывала о том, чтобы арендовать банковскую ячейку и держать драгоценности там, но так и не собралась. На самом деле Грейс больше нравилось, когда они здесь, дома. Для нее эти вещи были воплощением долгого, счастливого брака – как раз такого, о котором Грейс всегда мечтала.

«Нет, он бы не смог», – как заклинание, твердила про себя Грейс. А потом принялась выдвигать ящики. Нет, нет, нет… Ни леопардового браслета из черных и желтых бриллиантов. Ни изумрудных серег, которые Грейс надевала на аукцион. Ни сапфирового колье. Ни массивного ожерелья из крупных золотых звеньев. Ни броши с розовым камнем, который держали руки из золота. Все ящики оказались пусты, все до единого. Грейс пыталась припомнить все украшения – красные, золотистые, серебристые, зеленые… Все экстравагантные штучки, которые приносил домой отец и которые никак не сочетались ни со стилем мамы, ни с ее собственным. Но Грейс любила их, любила…

Она продолжала задвигать ящики и выдвигать их снова, как будто надеялась, будто в первый раз могла просто не заметить пропажи. Глупо, конечно. Грейс едва не рассмеялась. Разве разумные люди так себя ведут? Впрочем, весь этот день Грейс вообще вела себя в высшей степени неразумно.

Честно говоря, исчезновение предметов из книги-сейфа не было для Грейс трагедией. Браслет от Эльзы Перетти невыносимо давил на запястье. Жемчужные бусы Грейс нравились, но найти вторые такие же – не проблема. Впрочем, искать замену Грейс не собиралась: теперь эта вещь будет ассоциироваться у нее с потерей и поражением. Но пустые ящики… ящики, в которых лежали мамины драгоценности… Грейс была растеряна, ошеломлена.

Она вскочила так быстро, что закружилась голова. Чтобы удержать равновесие, вынуждена была опереться руками о столешницу. Затем она вышла в коридор и открыла дверь в третью спальню, самую маленькую. Раньше в этой комнате располагался так называемый «мужской уголок» папы. Единственное место в квартире, где мама разрешала ему курить трубку. Грейс до сих пор казалось, будто здесь пахнет табачным дымом. Когда-то они с Джонатаном надеялись, что тут будет вторая детская, а когда поняли, что этого не случится, другого назначения для комнаты так и не придумали. Ведь тогда пришлось бы заводить Серьезный Разговор. Грейс не в состоянии была поднять тему первой, а Джонатан, щадя ее чувства, тоже молчал. Но комната постепенно заполнялась вещами, и у Джонатана образовалась привычка уходить туда, чтобы почитать, или отправить электронное письмо, или позвонить родителям пациента, если не было возможности сделать это в больнице.

Специально Грейс эту комнату не обставляла, но на стенах было несколько низких полок, уставленных старыми номерами журнала Американской медицинской ассоциации и «Педиатрических исследований». Здесь же стояли учебники Джонатана, а рядом виднелись желтые корешки «Нэшнл джеографик» примерно двадцатилетней давности. Как ни парадоксально, эти журналы были одними из немногих вещей из детства, которые сохранил Джонатан. Даже перестав читать «Нэшнл джеографик», Джонатан долго продолжал платить за подписку – видимо, надеялся, что Генри тоже «втянется», но этого, увы, не произошло.

Несколько лет назад Джонатан перетащил сюда кресло, а к нему еще и оттоманку. Затем в маленькую спальню перекочевал столик, который Грейс нашла в городе Гудзон. Джонатан любил шутить, что отправиться туда – это одновременно и подняться вверх (то есть в верхнюю часть штата), и спуститься вниз.

Еще Джонатан поставил в комнате компьютер, большой стационарный Dell, но сам давно уже им не пользовался. В основном Джонатан прибегал к помощи ноутбука, который теперь, кстати, нигде не было видно. Рядом с компьютером стояла коробка, в которой хранились сведения о пациентах. В таких коробках с крепкими ручками уволенные или уволившиеся забирают свои вещи с рабочего места.

Кстати, об увольнениях, подумала Грейс. Заглянуть в коробку у нее не хватило духу, равно как и включить компьютер – впрочем, Грейс все равно была не уверена, на что тут надо нажимать. Да и к ящикам стола подойти не могла. Более того – Грейс вообще не решалась переступить порог. Так и стояла в дверях. Нет, обойдемся без этого, решила она. Поэтому Грейс вернулась в коридор и захлопнула дверь перед собственным носом.