За миг до удара - Наталья Корнилова

- Не скажу, - соврала я. - А может, вы их туда и положили с самого начала?

- Нет, - тихо, но твердо произнесла женщина, - я их туда не клала. Отлично помню, что сунула их в шкаф. И потом, я ведь там часто убираю, и не один раз видела их в шкафу, - она вдруг усмехнулась. - Вот вы на меня смотрите сейчас, как на помешанную, а ведь я вам самого главного еще не рассказала...

- Неужели еще что-то было? - опешила я.

- Да, - просто ответила она, - все главное началось как раз после этих злополучных нунчаков. Раньше ведь я не обращала внимания на то, что и где лежит в его комнате, а тут невольно начала приглядываться. Сначала пропала его ручка. Была у него такая, набранная из разноцветных пластмассовых колечек, он ее сам когда-то сделал, еще в школе. И она все время у него на полке рядом с тетрадями и блокнотами лежала. На работу он ее не брал, потому что уж больно она несолидная, а дома все время ею пользовался. И вот пропала недели две назад. Я все обыскала - нету. К отцу - он говорит, что вообще туда не заходил, в общем, мистика, да и только. Грешным делом начала на Диму думать, но спросить постеснялась - он у нас строгий, да и нервничает много в последнее время, после того, как Леша пропал. Но уверена, что он эту ручку не брал, потому как терпеть ее не мог и все время Лешу ругал, что, мол, у того еще детство из головы не выветрилось, игрушками балуется. А потом отец у него все же спросил, как бы между прочим, дескать, помнишь Лешину ручку? Тот сказал, что, естественно, помнит и что видел ее недавно в Лещиной комнате на полке.

- Может, завалилась куда? - предположила я, обдумывая услышанное.

С укоризной взглянув на меня, Ангелина Степановна ничего не ответила и стала наливать себе кипяток. Затем добавила в чашку заварки, сахару и стала задумчиво помешивать чай маленькой мельхиоровой ложечкой.

- Вместе с ручкой тогда еще и один блокнот пропал, с зеленой корочкой. Они там стопочкой на полке лежат, все разноцветные. Я их сама складывала, каждый протерла, по цветам подобрала, чтобы красиво лежали, и точно запомнила, что зеленый был только один. Все по два, а этот один - до пары не хватало...

- А что в блокноте было?

- Не знаю, я в них не заглядывала никогда. Но, на-' верное, ничего важного, ведь когда из милиции приходили, они все его вещи просматривали, искали какие-нибудь зацепки, но не нашли и ничего не взяли.

- А что еще пропало?

- Кисточка...

Очередная сушка застыла у моего рта, и я сипло переспросила:

- Какая кисточка?

- Обыкновенная, - пожала она плечами, - которой рисуют. Большая такая. Они у него все в специальной коробке лежат, каждая в своем гнезде, а вот этой теперь нет. Но была... по-моему.

- А Леша разве рисовал? - удивилась я.

- Да, он очень хорошо рисовал, - женщина грустно улыбнулась. - Но так, чисто для себя. В школе в изостудию ходил, хотел в художественное училище поступать, но брат его отговорил, сказал, что сначала нужно в жизни укрепиться, денег заработать, а потом уже и рисовать в свое удовольствие. И Леша стал помогать ему в делах.

- А можно взглянуть на его рисунки?

Ангелина Степановна встала и провела меня в Лешину комнату, оказавшуюся совсем маленькой. Там почти впритык друг к другу помещались небольшая кровать, у окна стол-бюро с единственным стулом и шкаф для одежды у двери. На ковре над кроватью в простых деревянных рамках висели две маленькие картины - пейзажи, исполненные акварелью, причем довольно неплохие. На стене еще висели забитые аккуратно расставленными книгами полки. Из-за шкафа выглядывал сложенный мольберт.

- Вот здесь он и прожил всю свою жизнь. - Она обвела взглядом комнатушку. - Тесновато, правда, но ему нравилось. И рисовал он здесь. Расставлял мольберт у окна и просиживал иногда часами. Мы ему не мешали.

- Это он написал? - кивнула я на картины.

- Да, еще в школе. Погодите-ка...

Она выдвинула нижний ящик шкафа, вытащила большую картонную папку красного цвета с белыми завязками и положила на стол.

- Здесь все его рисунки. Большинство он выбросывал, а те, что нравились, оставлял. Смотрите, если хотите, а я пойду со стола уберу, не буду вам мешать;

Я уже все видела...

Она вышла, прикрыв за собою дверь, а я развязала папку, открыла и стала рассматривать сделанные на больших листах рисунки. Сначала шли какие-то незнакомые городские пейзажи, все больше в светлых тонах, с ярко раскрашенными домами и деревьями, словно автор хотел слегка приукрасить окружавшую его серую обыденность. Затем пошли портреты, сначала карандашные наброски, а потом уже сделанные в красках. Лица, в основном женские, были мне незнакомы, и я, мельком просматривая, откладывала рисунки в сторону. Уже почти дойдя до конца и потеряв надежду что-нибудь отыскать, я отложила очередной лист и увидела Дену. Полностью обнаженная, положив голову на руку, она лежала на своей кровати с нарисованным балдахином и с усмешкой смотрела на меня. В уголке картины черным карандашом было небрежно написано: "Лена Чернова". Что-то перевернулось у меня внутри, сердце от волнения забилось, я внимательно всмотрелась в лицо девушки, пытаясь понять чувства художника, над которым так откровенно насмехается натурщица, но так и не смогла убедить себя, что это может послужить поводом для убийства. Хотя кто их знает, этих добреньких мальчиков... В тихом омуте, как говорится, черти водятся...

На следующем рисунке была Даша. И тоже обнаженная. Я не видела всей ее квартиры, поэтому не знала, где лежала девушка, но не исключено, что на своем диване. Почти в той же небрежной позе, без всякого стеснения в глазах, но, правда, и без насмешки, она позировала Алексею, придерживая одну грудь ладошкой. Ничего пошлого, все очень мило и эстетично. Если не знать, что Алексей, по словам старшего брата, избегал женского общества, то на эти рисунки можно было и не обращать внимания. В нижнем углу тоже виднелась надпись: "Дарья Панина".

Отложив лист в сторону, я увидела еще одну обнаженную натуру. Девушка была мне незнакома, но, судя по надписи, звали ее Ксения Порожкова. Она сидела за столом, скрестив длинные ноги, и, мечтательно улыбаясь, смотрела в окно. Посмотрев на нее, я вдруг поняла, кто может стать следующей жертвой неизвестного убийцы. И взглянула на последний рисунок. Там тоже была обнаженная девушка, некая Рита Климова. Она стояла, раскинув руки в стороны, словно распятая, на фоне ковра у стены, лицо ее ничего не выражало, кроме откровенной усталости и скуки. Похоже, Алексей очень большое внимание уделял именно лицам своих натурщиц, очень четко передавая их настроение. Впрочем, все остальное тоже было выписано неплохо, хотя и не столь выразительно.

Быстро собрав все рисунки, кроме двух последних, обратно в папку, я вышла в гостиную. Ангелина Степановна уже убрала все со столика и теперь с напряженным лицом протирала его тряпочкой.

- Ну что, нашли что-нибудь интересное? - с тревогой спросила она, распрямившись.

- Да, нашла, - сказала я и неуверенно добавила: - Может быть... Я хочу взять пару рисунков с собой, можно?

- Наверное, - она положила тряпку на столик. - А какие именно?

Мы прошли в комнату, я показала ей рисунки.

- Вы их знаете, этих девушек? - спросила я.

- Нет, этих не знаю, - ответила она, глядя на них. - Красиво, правда? Леша только в последние полгода стал обнаженной натурой увлекаться. До этого, как вы видели, рисовал пейзажи, портреты.

- А с чем это связано, не знаете?

- Ну повзрослел, видимо, - смущенно улыбнулась она. - Ладно, если хотите это взять, то я дам вам папку, чтобы не помялись работы.

Покопавшись в нижнем ящике шкафа, она вытащила пустую синюю папку для бумаг, я вложила в нее рисунки, вежливо распрощалась и, зажимая здоровенную папку под мышкой, стала спускаться вниз по лестнице. Дойдя до площадки второго этажа, я вдруг что-то почувствовала, словно чья-то незримая зловещая тень замаячила за моей спиной в полумраке подъезда, и резко обернулась. Сзади никого не было. Посмеявшись над собой и над своими глупыми страхами, навеянными, очевидно, последними событиями, я пошла дальше, хотя тяжелое чувство не исчезло. Это ж надо, как мистика действует на психику, подумала я с усмешкой, скоро собственной тени бояться начну. У выхода я замешкалась, перекладывая папку в другую руку, взялась за ручку двери, и в этот момент прямо за моей спиной опять послышался неясный шорох, но я уже не стала оборачиваться подумаешь, духи витают, они ведь безвредны... И тут же получила такой удар по голове, что едва сама не испустила дух - мозги взорвались миллионами ярких вспышек, и в следующее мгновение я перестала существовать...

- Эй, миленькая, что с тобой? - донесся до меня незнакомый голос, и я открыла глаза. Надо мной склонилось взволнованное лицо какой-то старушки. Она трясла меня за плечо. - Жива, слава тебе господи, - она заулыбалась. - А я уж думала, тебя убили, бедную.

- Да нет, просто голова закружилась, и я упала, - прохрипела я.