Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов

В своих воспоминаниях лидер октябристов объяснял факт широкого распространения нескольких посланий инициативой Челнокова, который якобы действовал помимо его, Гучкова, воли. Вряд ли в это можно поверить, так как метода антиправительственной агитации, свойственная ему и его окружению, не изменилась еще с довоенных времен. «Этот документ (письмо Гучкова Алексееву. – А. О.) получил распространение на фронте, в то время как я имел в виду только Алексеева. Это было использовано как агитационное средство против строя: армия свой долг выполняет, а вот что делается в тылу! Это мне было очень неприятно, потому что я в то время пытался с этой властью столковаться и считал, что не время расшатывать ее. Этим, собственно, мои отношения с Алексеевым ограничиваются»59. В этом свидетельстве есть только одна правда – общение с Алексеевым было важным для его корреспондента, так как подымало его статус и придавало особую силу пропагандистской кампании либералов, с лидером которых «переписывался» сам наштаверх. Во всяком случае, на эту «переписку» в конце концов обратил внимание и сам император, а ведь общение с Гучковым он считал предосудительным60.

Балканы. Весна – лето 1916 г

Летом планы в отношении возможного переворота в Болгарии продолжали обсуждаться в Ставке. Сазонов был настроен весьма критически относительно перспектив получить русофильское правительство в Болгарии. Судя по всему, министр иностранных дел был прав. Во всяком случае, его оценка болгарской политической элиты почти полностью совпадает с мнением Гинденбурга. Он отмечал, что слабостью Болгарии было отсутствие хорошей администрации и обилие политических партий. Большинство последних были настроены враждебно по отношению к своему правительству, но причиной такого отношения была отнюдь не внешняя, но внутренняя политика Кобурга1. Тем не менее Алексеев получил принципиальное согласие Сазонова на запрошенные территориальные уступки Болгарии2. Присоединение Болгарии к Антанте широко обсуждалось в это время не только в России. Русский военно-морской агент в Италии Беренс 6 (19) августа 1916 г. сообщал из Рима: «По поводу ожидающегося выступления с нами Румынии в Министерстве иностранных дел говорят о желательности привлечения Болгарии на нашу сторону для скорейшего окончания войны и дабы повергнуть ее политику снова против Турции, что пригодится в будущем. Можно найти выход, приемлемый для России в условии отречения Фердинанда от престола в пользу Бориса. Имею основания думать, что Радославов теперь на это пошел бы. Пока у власти Фердинанд, надежды нет, ибо у него в Австрии хранится всего 60 млн состояния»3. Эта оценка была не так уже и далека от истины. Проблема заключалась в том, что и Фердинанд, и Радославов одинаково сильно были связаны с Тройственным союзом. Там же они искали поддержки.

Казалось бы, Бухарест демонстрировал соседям готовность отстаивать свой нейтралитет от русского соседа. Когда в мае 1916 г. один из отрядов нашей армии случайно перешел русско-румынскую границу, реакция монарха была чрезвычайно острой и болезненной. Фердинанд заявил о готовности отстаивать честь свой страны до последнего4. Судя по всему, этим декларациям мало кто доверял. 29 июля 1916 г. в германской главной квартире была подписана военная конвенция на случай выступления Румынии – ее подписали Фалькенгайн, Гетцендорф и болгарский военный уполномоченный полковник П. Ганчев. 5 августа на встрече с Конрадом фон Гетцендорфом в Будапеште ее подписал от имени османского командования Энвер-паша. Конвенция предполагала, что основной удар румыны нанесут в Семиградье, ограничившись слабой обороной по Дунаю5. Именно там они и должны были получить первый удар от центральных держав. Но для этого им необходимо было высвободить силы, скованные Антантой в другом районе Балкан. Большая часть болгарской армии к осени 1916 г. находилась на Салоникском фронте. Греческие части стояли тонким кордоном между противниками, но до лета 1916 г. фактически саботировали снабжение подвижным составом железной дороги в тылу союзников6.

Салоники в конце 1915 – начале 1916 г. были переполнены солдатами разных стран и беженцами, дисциплина среди мобилизованных греческих частей была низкой – резервисты массами дезертировали. Доверия к греческой армии у союзников не было – попытки Саррайля договориться с генералом Мосхоролосом, командовавшим дислоцированным в районе Салоник 3-м греческим армейским корпусом, были безуспешными. Среди греческих офицеров было много явных и скрытых германофилов – выпускников германских военных училищ и академий. Германской ориентации придерживался и король Константин, кстати, получивший это имя в честь своего деда по матери – великого князя Константина Николаевича. Вдовствующая королева эллинов Ольга Константиновна в начале войны отправилась в Россию, где организовала полевой госпиталь. Константин, ставший королем в 1913 г. после убийства своего отца Георга, был женат на родной сестре Вильгельма II – Софии Прусской, а их первенец, кронпринц Георг, служил во время войны в германской армии. 4 ноября 1915 г. греческий парламент, где преобладали приверженцы Венезилоса, был разогнан, назначены новые выборы, во главе правительства стал открытый германофил С. Скулудис. Новый парламент выразил ему доверие. Все это сказывалось на положении в Салониках.

В городе присутствовали и официальные представители Вены и Берлина – консулы Австро-Венгрии и Германии были арестованы только лишь после первого воздушного налета, произошедшего 18 (30) декабря 1915 г.: в воздухе появились 3 немецких аэроплана «таубе», которые вызвали панику у населения, без каких-либо враждебных по отношению к городу действий. На следующий день по приказу Саррайля в Салониках были арестованы германский, австро-венгерский и турецкий консулы (их болгарский коллега отсутствовал в городе и таким образом избежал ареста) вместе со штатом своих служащих – всего 62 человека, – которые были перевезены в закрытых автомобилях во французский штаб, а затем и на крейсер «Патрие». Этот корабль доставил их в Марсель, откуда арестованные были перевезены в Швейцарию7. Союзники опасались мятежей в тылу и в конце 1915 г. эвакуировали часть занятых территорий, чтобы не отдаляться от Салоник8. Как оказалось, эти соображения не были беспочвенными.

В начале апреля 1916 г. Саррайль был информирован о том, что греческие части в Македонии получили приказы эвакуировать артиллерию и боеприпасы и оставить укрепления на границе болгарам. Важнейшим из них был форт Рупель9. Это было мощное долговременное укрепление, возвышавшееся над долиной р. Струмы. Рупель был ключом, открывавшим болгарам дверь в Салоники, а союзникам – в Болгарию. 26 мая 1916 г. болгары перешли границу. Артиллерия, остававшаяся еще в форте, обстреляла болгарские войска, но затем по приказу короля Константина (который, кстати, после Второй Балканской войны получил у своих подданных прозвище «Константина Болгаробойцы»[5]) Рупель был сдан10. На следующий день, зажатый на Струме между болгарами и французами, без сопротивления капитулировал 4-й греческий корпус. Положение союзников резко ухудшилось, и причем не только на фронте. 28 мая в Салониках прошли демонстрации протеста против присутствия иностранных войск. Саррайль в ответ на это ввел в городе осадное положение, реализовать которое на практике вынуждены были исключительно французы – английские войска категорически отказались участвовать в этих действиях11.

Правительства Франции, Англии и России, апеллируя к положениям Лондонской конвенции 1832 г., по которой эти три державы получали права покровителей Греческого королевства и гарантов его конституции, решили вмешаться во внутренние дела этого государства с целью поддержки своих сторонников. Греция была вынуждена приступить к постепенной демобилизации своей армии, остатки которой выводились на полуостров Пелопоннес – там ее легче было контролировать Антанте. Постепенно проводилась чистка офицерского корпуса греческой армии и ее реорганизация. Этим занимались французские специалисты. Но у короля оставался еще Национальный корпус обороны – наиболее боеспособная часть вооруженных сил12. Впрочем, серьезно изменить расстановку сил он не мог. Страна если не полностью, то в значительной степени зависела от морской торговли и поставок продовольствия извне, а пути его поставки находились в руках Антанты.

19 августа (1 сентября) 1916 г. союзники вошли с моря в гавань Пирея. Предварительно у морских ворот греческой столицы было сосредоточено 45 боевых судов и 7 транспортов. Англо-французская эскадра буквально вломилась в эти ворота. Утром французский крейсер протаранил сетевые заграждения и первым вошел на внутренний рейд Пирея. За ним последовало еще 23 корабля. Греческие власти не оказывали сопротивления – оно было бесполезно ввиду явного преимущества сил13. Ударной силой греческого флота были 2 линейных корабля додредноутного типа – «Лемнос» и «Киль-кис» (14 700 тонн водоизмещения, скорость 17 узлов, вооружение – четыре 12-дюймовых, восемь 8-дюймовых и восемь 7-дюймовых орудий на каждом). Это были бывшие американские «Миссисипи» и «Айдахо» 1905 г. постройки, проданные Греции весной 1914 г. Гораздо более современным был броненосный крейсер «Георгиос Аверов», построенный в 1910 г. в Италии (водоизмещение 10 100 тонн, скорость 24 узла, четыре 8,2-дюймовых и восемь 7,5-дюймовых орудия) и вступивший в строй греческого флота в 1911 г. Кроме того, имелось 3 броненосца береговой обороны постройки 1889–1890 гг. по 5 тыс. тонн, 1 легкий крейсер (2600 тонн), построенный в США в 1912 г., 18 эсминцев и 2 подводные лодки14.