Тело йоги. Истоки современой постуральной практики - Синглтон Марк

Принцип растяжки был неотъемлемой частью западного возрождения физической культуры начиная с середины девятнадцатого века, и становится все более связанным (по крайне мере с начала 20 века) с женской гимнастикой.  «Важность правильной осанки» Байкердайка (Bickerdike,  1934) и «Испытай растяжку на прочность» Стэнли (Stanley, 1937), являются образцами этого тренда. Гендерное разделение, установленное на заре современной физической культуры между режимами, нацеленными на маскулинную силу и энергию, с одной стороны, и теми, которые стремились культивировать женственную грацию и легкость движений, с другой, сохраняется на протяжении двадцатого и в двадцать первом веке.

Эта дихотомия не всегда была строгой и устойчивой, как мы видели, мужчины также увлекались «упражнениями на гибкость», и женщины часто разрушали гендерный шаблон, принимая энергичные силовые режимы, существенно отличающиеся от ортодоксального формата художественной гимнастики (особенно интересен здесь случай Дио Льюис, см. Todd,  1998). Однако, несмотря на эти отклонения, женские упражнения все в большей степени означают программу растяжки и художественной гимнастики, часто с сильным компонентом «духовности», типа проповедуемой Стеббинс, Колл и Стэк.

Гендерные йоги?

Дихотомия между мужской и женской физической активностью в H & S продолжает нести гендерное разделение, формализованное в ранних проявлениях современной европейской гимнастики, в которых мужчины прежде всего ассоциируются с силой и энергией, в то время как женщины должны неукоснительно культивировать телесную привлекательность и изящные движения (см. Todd  1998 , 89). В ранних современных Олимпийских играх основными критериями для включения вида спорта в женские соревнования были, по сути, критерии эстетического удовольствия, и «отображает ли спорт женское тело выгодно» (Mitchell, 1977, 213-14).

Статьи по женскому фитнесу в H&S, авторство которых неизбежно принадлежит мужчинам, демонстрируют подобное беспокойство.

Поскольку этот гендерный формат современного спорта и гимнастики был транслирован в международную хатха-йогу в двадцатом столетии, мы можем различать маскулинизированные формы постуральной йоги, исходящие из «Мускулистого Христианства», его националистического и боевого контекста (см главы 4,5) и «гармониальными» версиями постуральной йоги, происходящими из синтеза женских гимнастик и пара-христианского мистицизма.

Первая группа выдвигает на передний план классические идеалы мужественности и религиозно-патриотическую культивацию силы мускулов, это иллюстрируется такими бодибилдерами как Айер и Гхош; йогами-борцами за свободу как Тирука, ранний (до Пондичерри) Ауробиндо и Маник Рао. Это также доминирующая форма режимов йоги «боевиков», таких как индуистская националистическая организация РСС (Раштрия Сваямсевак Сангх, см. Alter, 1994; McDonald, 1999).

С другой стороны, мягкие растяжки, глубокое дыхание и «духовная» релаксация, на бытовом языке известная на сегодняшнем западе как «хатха-йога», лучше всего иллюстрируются версиями гармониальной гимнастики, разработанной Стеббинс, Пайсон Колл, Кайзоран Али, Стэк и другими, а также стретчинг-режимами светской женской физической культуры, с которыми они взаимно перекрываются.

На практике, однако, это в лучшем случае эвристическое различение, поскольку формы современной постуральной йоги редко полностью попадают в одну или другую категорию. Это, однако, предоставляет основу для размышлений о влияниях, стоящих за сегодняшним многообразием постуральных стилей в целом.

Моя цель в этой главе заключалась в том, чтобы продемонстрировать, что на Западе существовала твердо установленная традиция, которая включала в себя формы и способы практики, которые почти невозможно отличить от ряда разновидностей «хатха-йоги», популярной сегодня в Америке и Европе.

В результате и без того огромное число позиций и движений, которые могут быть классифицированы с тех пор как асаны, увеличилось и продолжает расти. Например, Бахнеман (Bühnemann, 2007) и Сьюмэн (Sjoman, 1996) указывают на отсутствие стоячих поз в досовременных описаниях асан.

Совпадение стоячих асан и упражнений  современных гимнастик достаточно широко и позволяет предположить, что практически все они являются поздним дополнением к канонической йоге, посредством диалога постуральной йоги с современной физической культурой. Те же самые гипотезы выходят за пределы стоячих поз, распространяясь на многие, по-видимому, новые формы асан.

Ян Тодд утверждает, что «в сотканных из множества упражнений предписаниях для женщины двадцатого века можно найти самые базовые принципы целенаправленной подготовки, (т.е. здоровья и фитнес режимов) начала девятнадцатого века» (Todd 1998, 295).Таким же образом, в режимах, которые сегодня принимаются как «хатха-йога», мы можем различить тематическую и формальную живучесть долгой и разнообразной традиции гимнастик, в частности систем, предназначенных «главным образом для дам». 19

Генеалогия этого обмена интересует меня, однако, меньше, чем тот способ, каким допущения и ассоциации рассекают, позы и упражнения и накладывают сами себя на своих «иностранных» двойников.

Генеалогия этого обмена интересует меня, однако, меньше, чем тот способ, каким допущения и ассоциации склеиваются с конкретными позами и упражнениями и накладываются на своих «иностранных» двойников

Так, например, скручивание тела в узел, предназначенное стать составной частью проекта пробуждения Кундалини в хатха-йоге, может посредством этого наложения возродиться в новом контексте, как «упражнение на гибкость» для здоровья и красоты.

Тем самым телесные позы становятся «плавающим означающим», значение которого определяется в зависимости от контекста (см. Urban [2003, 23–25] «плавающее означающее Тантры). Когда та же самая поза снова появляется в западной постуральной йоге, следы обоих контекстов сохраняются в ней, хотя, как правило,  хатха-контекст понимается очень смутно (если понимается вообще).

Например, перевернутая Випарита карани мудра (и более перпендикулярная «стойка на плечах» Сарвангасана), представляет как раз такой случай. Нет сомнений, что такие перевернутые позы являются составной частью средневековой хатха-йоги. Эта позиция, которую называли «тайной всех Тантр», (sarvatantresu gopita ̣Гхеранда Самхита 3.32), обращает поток солнечной и лунной энергий тела, так, что эндогенный эликсир (Амрита), что капает из «луны» (расположенной в нёбе), не потребляется «солнцем» (расположенным в пупке), тем самым отводя смертную дряхлость.

Двойник этой позы, однако, занимает видное место в гимнастике Линга и обычно называется «шведская свеча». Таким образом, эта поза была знакома британской читающей публике с 1930-х годов и служила иконкой, сопровождающей в H&S рубрику «Главным образом для дам».

Хотя она также ассоциировалась с омоложением в этом контексте, но то, с чем эта поза связывается в Гхеранда Самхите, и то, что означала на страницах  H&S, конечно радикально различается.

Когда йога представлялась западным читателям в таких изданиях, позы сами вырывали себя из орбиты хатха-йоги гораздо большей контекстуальной гравитацией физической культуры, и фразами, как у Музумдара о сарвангасане и ширшасане, «интерпретируемых на языке современных гимнастик для выгоды читателей» (Muzumdar  1937a , 861). Эта поза до сих пор сохранила название «die Kerze» в Германии и в Италии «la Candela», что, несомненно, связанно с влиянием шведской гимнастики.

Notes

1. См. в (Singleton, 2005) более широкое рассмотрение йогической релаксации и ее обусловленность гармониальной религией.

2. См. у Шона (Shawn, не датировано), его ранний обзор жизни и работ Дельсарта и о влиянии последнего на современный американский танец. См. также более свежее научное рассмотрение Дельсарта у Рейтера (Ruyter,  2005)

3. Именно от своего наставника по системе Линга, Джорджа Тейлора (George H. Taylor), Стеббинс узнала о «терапевтическом значении различных форм упражнений» (Stebbins 1893, vi). См. работы Тейлора (Taylor, 1860 и 1885). Как отмечает Жан Тодд, Тейлор экспериментировал, работая в паре, с увеличением диапазона движений в различных позах (Todd, 1998, 147).