Америка с чёрного хода - Николай Васильев

– В городе никто не стал бы лечиться у врача-индейца. Хотя было время, когда индейская медицина была в большом почете, а «индейский доктор» был единственным представителем лекарской профессии среди белых поселенцев.

Сейчас он практикует на индейский манер, хотя и понимает преимущество современной медицины перед индейской. Но для того, чтобы практиковать на современный лад, нужны большие затраты.

– Я не смог достать средства даже для крохотной амбулатории, – говорит он сокрушенно. – Муниципалитет Найагара фоллс отмахивается от нас, так как резервация находится под федеральным, а не местным контролем. Частного кредита ни от кого не получишь. Нам нечего дать в обеспечение кредита. Да вы и сами в этом сейчас убедитесь.

Мы идем по резервации, с разрешения хозяев заходя в некоторые избы. В сущности, это даже не избы, а жалкие хижины. Вот, например, жилище пожилого индейца. В комнате нет почти никакой мебели и кухонной утвари. Повсюду отчаянная грязь. Кроме родителей, в хижине четверо ребятишек, – четыре болезненных полуголых существа, выставляющих напоказ свои худенькие тельца.

Глава семьи раньше был фермером, но не выдержал конкуренции своих американских коллег и разорился. Теперь он рабочий одного из заводов в Найагара фоллс. На свою зарплату он не может удовлетворить даже минимальных потребностей семьи, которая вынуждена вести полуголодное существование.

Вот семья другого индейца, еще продолжающего заниматься земледелием. Ее материальное положение ничуть не лучше. Такую же картину бедствия, болезней и нищеты мы видим повсюду. Почти на всех домах лежит отпечаток крайнего запустения. Хозяйственная утварь валяется неприбранной. Отощавший скот стоит, как правило, не в хлеву, а на привязи у изгородей.

Нетрудно понять, почему индейские хозяйства пришли в такой катастрофический упадок. Навязывая индейцам новые для них хозяйственные формы, то-есть переводя их на оседлый образ жизни, государство не оказывало им никакой помощи. Не оперившиеся еще фермеры-индейцы сразу же сталкивались со свирепой конкуренцией и попадали в лапы к агентуре торговых монополий. В результате их хозяйства разорялись и погибали. Можно не сомневаться, что именно это и входило в расчеты американских колонизаторов.

Не многим лучше выглядит изба вождя одного из находящихся в резервации племен: и тут нищета глядит из каждого угла. Мы застаем престарелого вождя за трапезой, судя по всему – чрезвычайно скромной Он прекращает ее, как только врач говорит ему несколько слов по-индейски. Вождь приветливо жмет нам руки. В отличие от врача и других жителей резерваций, одетых по-городскому, вождь племени носит национальный костюм местной работы, но без живописного головного убора из перьев. Он не знает английского языка, и мы беседуем с ним с помощью проводника. Разговор, естественно, вращается вокруг незавидного положения индейцев в резервации, к тому же ухудшающегося из года в год. Болезни, причиною которых являются хронические недоедание и грязь, – настоящий бич индейцев. За время войны многие разъехались по разным городам в поисках работы и куска хлеба. Они уже больше не вернутся сюда.

Мы прощаемся с вождем и выходим. Провожая нас, он говорит что-то нашему спутнику.

– Вождь просит передать вам, переводит тот, – что он все же верит в лучшее будущее нашего народа. А если оно невозможно, то он будет молить бога, чтобы он ниспослал нам мужество и силу Сидящего Быка.

Сидящий Бык был видным индейским вождем. Смерть в борьбе за свободу он предпочел жизни в рабстве. На предложение заключить договор о резервации он с гордостью ответил:

Бог сотворил меня индейцем, но не индейцем из резервации.

Слова вождя показывают, что, несмотря ни на что, дух национальной независимости живет в этом порабощенном народе, как живет в нем и стремление к борьбе за свободу.

Во всей резервации мы видим только один дом, действительно оправдывающий это название. В четырех комнатах каменного строения стоят столы, кровати и другая мебель. Есть даже радио. Здесь все напоминает обстановку американской семьи средней зажиточности. В отсутствие хозяина дома его жена, пышная матрона, одетая как горожанка, водит нас по комнатам, с гордостью показывая радиоаппарат, фотографии мужа и сыновей. Ничто не напоминает нищету, которую мы только  что наблюдали во всем поселке.

Когда мы покидаем этот одинокий островок «просперити», окруженный нищетой и горем, врач объясняет нам, что его счастливый обладатель – представитель фирмы «Стандарт ойл», продающий здесь керосин. Заодно он торгует и другими товарами. Наконец, он же является агентом земельных компаний по скупке индейской недвижимости и получает за это изрядный процент комиссионных. В лице этого торговца американский капитал имеет внутри резервации надежного слугу. Неудивительно, что за верную службу он получает от боссов подачки, дающие ему возможность существовать безбедно.

Напоследок мы заглядываем в летнее становище индейцев. Оно состоит из нескольких полуразрушенных вигвамов. Ими уже никто не пользуется. Рядом, за деревянным частоколом, находится кумирня, в которой стоят каменные и глиняные идолы.

Перед отъездом мы снова заходим в дом нашего любезного проводника и разговариваем по поводу всего того, что нам пришлось видеть.

Врач, естественно, говорит больше всего на тему, которая его особенно волнует – о состоянии здравоохранения, притом не только в данной резервации, но и в остальных резервациях по всей территории США. Оспа, корь, грипп, туберкулез, занесенные в Америку европейцами, опустошают индейские поселения. Смертность среди индейцев, в особенности среди детей, потрясающая. В штате Монтана у сиуксов 10% новорожденных умирает в первый же день, а у племени навахо – даже каждый пятый ребенок. Свыше половины детей этого племени умирает, не достигнув пятилетнего возраста. Да и как может быть иначе, когда на четыреста тысяч индейцев приходится всего лишь восемьдесят пять врачей, то-есть в среднем один врач на четыре тысячи семьсот человек.

Излив свою душу, врач достает откуда-то газетную вырезку и протягивает ее нам.

– Прочтите эту курьезную заметку, – говорит он.

Вырезка представляет собою передовицу «Нью-Йорк гералд трибюн».

В ней содержатся рассуждения о том, каков должен быть моральный и гражданский облик президента Соединенных Штатов. В поисках образцовой фигуры президента незадачливым газетным теоретикам пришлось обратиться к… индейцам. Автор статьи приводит слова Джона Кольера, комиссара по делам индейцев, который заявил, что «нет никаких препятствий к тому, чтобы индеец мог стать президентом Соединенных Штатов». С лицемерным сожалением отмечая нереальность этой перспективы, комиссар в то же время подчеркивает, что только индеец имеет те высокие моральные качества, которые необходимы для человека, достойного занять пост президента. Президент из индейцев «обладал бы неподкупной честностью, и на его слово можно было бы положиться. Его мужество не вызывало бы сомнений. Он выделялся бы глубоким чувством собственного достоинства и уважением к лучшим традициям».

Вот, оказывается, по каким качествам президента тоскует «Нью-Йорк гералд трибюн». Пикантность положения заключается, однако, в том, что в 1944 году, как и на последних президентских выборах 1948 года, газета поддерживала кандидатуру Дьюи, которому никак нельзя приписать гражданские добродетели индейца, но который зато обладает всеми отвратительными свойствами реакционного американского политикана.

Мы уже прощаемся, как вдруг хозяин порывистым движением снимает с полки какую-то книгу и начинает ее лихорадочно перелистывать. Наконец он находит нужное место.

– Вот послушайте, – говорит он тоном, в котором звучит негодование, – запомните хорошенько эту цитату: «Резервации заботливо охраняются от вторжения неразборчивых в средствах белых. Законами предусматривается интеллектуальное и физическое развитие индейцев и их приобщение к цивилизованным методам существования, вместо того чтобы зависеть от охотничьего промысла или от поддержки государства, которая, однако, не исключается, когда индеец нуждается в ней…» Вот вам официальная точка зрения на положение в резервациях. Вы можете сравнить ее с тем, что видели ваши глаза и слышали ваши уши. Вы можете судить о том, сколько в ней правды и сколько лжи.

Когда мы, простившись, с врачом, выезжаем за пределы резервации, в ушах у нас еще продолжает звучать процитированная им фраза: «…Законами предусматривается интеллектуальное и физическое развитие индейцев и их приобщение к цивилизованным методам существования…»

Сколько же в этой фразе правды? Да ни одного слова! Зато циничная ложь – от начала и до конца!

В квакерском штате

На следующее утро мы тронулись в дальнейший путь.

Ближайшим его этапом был Буффало. Миновав прокопченную и дымную окраину, сплошь состоящую из фабрик и заводов, мы въезжаем в «даун-таун» – деловой центр. Как и во всяком американском городе, претендующем на звание крупного, здесь имеется группа небоскребов. В полной гармонии с общим видом города они тоже кажутся насквозь прокопченными.