Америка с чёрного хода - Николай Васильев

Всем нам известна трагическая судьба индейских племен, некогда населявших всю нынешнюю территорию Соединенных Штатов и почти целиком истребленных американскими колонизаторами. Во второй половине XIX века остатки индейских племен были насильно загнаны в так называемые резервации. Нам представился случай побывать в одной из таких резерваций, и мы, естественно, решили им воспользоваться.

На стоянке автомашин я спрашиваю рабочего, как проехать к резервации. Работники бензозаправочных колонок и гаражей обычно весьма осведомленные люди, и вы всегда можете получить у них любую справку, относящуюся к автотранспорту и к интересующему вас ближайшему маршруту. Но на этот раз дело обстоит иначе.

– Индейская резервация? – в раздумье переспрашивает рабочий. – Возле Найагара фоллс? Никогда не слыхал о такой.

Я обращаюсь с тем же вопросом к служащему, примостившемуся в крохотной конторке гаража.

– Что? Резервация? Какая резервация?

По тону служащего и по недоумению, написанному у него на лице, я вижу, что дальнейшие расспросы бесполезны. Повидимому, он просто не понимает, о чем идет речь. Слово «резервейшн», кажется, известно ему только в значении «предварительный заказ». Ясно, что поселок индейцев не входит в число зрелищ и атракционов, показом которых живет город, и, следовательно, не принадлежит к тем полезным справочным сведениям, которые могут понадобиться туристам.

У меня мелькает мысль: может быть, резервация ликвидирована? Может быть, дорожный справочник устарел? Я быстро перелистываю его. Нет, справочник только что издан, и в нем ясно сказано, что в окрестностях Найагара фоллс расположена индейская резервация. Значит, надо искать дорогу. Но как?

Мы решаем ехать наугад по улицам города и по пути наводить справки. Однако пешеходы также не сообщают ничего определенного. Некоторые проблески надежды появляются лишь после разговора с постовым полисменом.

– Резервация, резервация… – некоторое время бормочет он, что-то мучительно вспоминая. Затем вдруг оживляется: – Да, да, знаю. Как же… За кладбищем, миль пять от города.

– По какой дороге?

– Этого не могу сказать. Мой пост только в городе. Итак, резервация где-то за кладбищем. Не слишком точное указание! Мы еще довольно долго крутимся вокруг Найагара фоллс, пока наконец не обнаруживаем на дороге за кладбищем придорожный столбик С надписью: «Индейская резервация». Едем по этой дороге, но не видим ничего, кроме весьма убогих фермерских домиков, возле которых прямо на земле валяются сельскохозяйственные орудия. За время нашего путешествия мы впервые сталкиваемся с картиной такого запустения.

Проехав изрядное расстояние и не обнаружив никаких признаков резервации, мы поворачиваем обратно, полагая, что сбились с пути. Вот и знакомая надпись. Снова едем по единственной дороге и снова проезжаем мимо тех же фермерских домиков. Куда же, однако, девалась резервация?

Догнав какого-то прохожего, спрашиваем его, как нам проехать в резервацию.

– Так это же и есть резервация, – отвечает прохожий. – Вы находитесь на ее территории.

Мы не можем скрыть своего удивления. Резервация представлялась нам совсем не такой. Какой именно мы ожидали ее увидеть, никто из нас с уверенностью не сказал бы, но уж во всяком случае мы не думали, что это будет поселение из домов фермерского типа.

Видя удивление, должно быть отчетливо написанное на наших лицах, прохожий не слишком доброжелательно спрашивает, откуда и зачем мы едем. Узнав, что мы советские граждане, прохожий в свою очередь смотрит на нас с удивлением и продолжает разговор уже совсем другим тоном. Я объясняю, что нам хочется познакомиться с жизнью резервации и что нами руководит при этом вовсе не праздное любопытство.

– Охотно вам верю, – говорит прохожий. – Мне известно кое-что о Советском Союзе. Я знаю, что у вас нет резерваций для национальных меньшинств.

Нам везет: прохожий оказывается индейцем из этой резервация и радушно предлагает себя в качестве нашего проводника. Мы с благодарностью принимаем его предложение, и он садится к нам в машину.

Ниагарская резервация насчитывает несколько сот жителей. Они принадлежат к племенам, входившим некогда в «Союз пяти племен», члены которого носили общее наименование ирокезов. Но здесь представлены только жалкие остатки ранее многочисленных племен могауков, онеидов, онондагов, кайюгов и сенеков.

– Вы, возможно, читали, – замечает индеец, – о том, что «Союз пяти племен» был могучим союзом вольных индейцев. Тогда наши предки населяли не только территорию нынешнего штата Нью-Йорк, но и провинцию Онтарио в Канаде. Все тогда принадлежало нам: поля, леса, реки, озера. У нас были обширнейшие охотничьи угодья. А теперь, как видите, мы живем, вроде как в концлагере.

Жизнь в резервациях действительно до известной степени напоминает заключение в концлагере. Правда, американские концлагери для индейцев не всегда обнесены оградой или колючей проволокой (хотя бывает и так), но существо дела от этого не меняется; индейцы могут покинуть пределы резервации только с разрешения правительственного комиссара. Они чрезвычайно стеснены законами и правилами, изданными специально для них и регламентирующими каждый их шаг. Долгое время индейцы не считались гражданами США. «Демократические» американские колонизаторы не хотели признать право гражданства за людьми, земли которых они отнимали, а их самих безжалостно истребляли. Только с 1887 года индейцы получили доступ в число граждан США. Впрочем, это относится только к тем из них, которые брали в индивидуальное пользование наделы, выделенные из племенного земельного фонда.

– Злая ирония этого акта состоит в том, что одновременно с правом называться гражданином США индеец получил и право продавать свой участок, – с горечью констатирует проводник. – А это практически привело к тому, что индивидуальные наделы один за другим стали переходить за бесценок в руки белых фермеров и земельных спекулянтов.

То, о чем нам рассказывает наш собеседник, является, собственно говоря, уже последней стадией обезземеливания индейцев. Первая стадия, самая грабительская, была осуществлена еще в XIX веке, когда учреждались резервации – сначала в порядке заключения кабальных «договоров», а впоследствии по административным предписаниям. С 1786 года по 1871 год правительство США заключило шестьсот пятьдесят три «договора» с девяносто семью индейскими племенами. Индейцы «добровольно уступали» американцам свои обширные земельные, лесные и водные угодья, а взамен им были «дарованы» резервации, охватывающие лишь ничтожные клочки земли. Но в 1871 году был принят закон, по которому «ни одна индейская нация или племя в пределах США не может рассматриваться как независимая нация или племя, или сила, с которой США вступают в договорные отношения». Начиная с этого времени фиговые листки «договоров» были брошены в корзину с мусором и разграбление земель индейцев пошло ускоренными темпами. Территория резерваций сократилась с 630 тысяч квадратных километров в 1888 году до 100 тысяч квадратных километров в настоящее время. Подавляющая часть этой территории – бесплодные земли, непригодные к возделыванию.

Вдумчивость суждений, хорошее знание истории своего народа и свободная английская речь выдают в нашем проводнике интеллигентного человека. Мы не торопимся задавать ему вопросы о его профессии и образовании. Все разъясняется само собой, когда, по его приглашению, мы входим в занимаемую им бревенчатую избу.

В избе две комнатки. Одна из них завалена травами и кореньями, лежащими на полу, на столе, на полках. Их раскладывает старая женщина, которую индеец представляет нам как свою мать. Судя по всему, эти травы и коренья имеют какое-то отношение к профессии хозяина дома. Предупреждая наш вопрос, он объясняет:

– Видите ли, я лекарь. Мой отец и дед также были лекарями. Это у нас родовая профессия. Мать помогает мне: она приготовляет лекарства из растений. Но у меня есть и специальное образование, я его получил в университете.

И он объясняет нам еще одну сторону колонизаторской политики, которую американские правящие круги проводят по отношению к индейцам. Правительство Соединенных Штатов добивается полного растворения индейцев среди остальных «второсортных американцев», которых так много в Америке. Таким путем оно хочет избавиться от этого живого укора своей колонизаторской политике, вытравить самую память о ней. Стремясь поработить и обезличить индейцев в духовном и культурном отношении, комиссары резерваций посылают группы индейских детей в американские учебные заведения, где из них стараются воспитать пропагандистов чуждой индейцам культуры. Именно такова судьба нашего знакомого. По окончании средней школы он решил учиться дальше, но, получив диплом врача, не остался в городе, а вернулся в резервацию.